Владимир Круковер

Извращение желаний

— Почему же?

— Если б я знал.

— Но нельзя же, нельзя. В отшельничестве…

— А в чем исход?

— Если бы я знал.

И как-то неожиданно наткнулся на них лекарь, подсел и спросил у Сына, не обращая внимания на Яона:

— Скучаете? Бессонница?

Ответил Яон:

— Припадки человеколюбия — хронический недуг интеллигенции.

Старший Лекарь воззрился на Яона почти испуганно, будто шкаф заговорил.

Но он всему умел находить объяснения, потому-то и был Лекарем.

— Смотрите, коллега, какая удивительная способность к звукоподражанию. Это часто бывает у шизофреников.

— Да, — немедленно отозвался Яон, — способность к звукоподражанию неподражаемая. Сразу видно — кого попало Лекарем не поставят.

Сын не удержался, фыркнул.

Но Лекаря нелегко было сбить. Он всему находил объяснение, поэтому он был счастливым человеком. Он пропустил мимо ушей слова Яона и сказал Сыну:

— Был случай, когда один больной заговорил на древнееврейском и вполне, знаете, осмысленно. Загадку мозга нам еще решать и решать.

В это время Яон захохотал. Он смеялся по-детски заливчато, и так как его неподвижного лица в темноте видно не было — страшным его смех не казался.

— Завтра вечерком закажите в кафе столик, часам к восьми, — звонко сказал он, — я поеду с вами, Сын бабки.

И уходя, Яон слышал монолог сына:

— Вы молодец, я счастлив, вы не представляете себе, как я рад вашему решению, если бы вы отказались, я не смог бы жить дальше спокойно, ведь это несправедливо по отношению к личности…

Лекарь смотрел, смотрел. И думал, что сумасшествие, возможно, заразно.

* * *

…в кафе было мало народу. Сын сидел в углу, ждал. На него косились. Вошел Яон. Сперва не узнали — высокий, стройный мужчина в элегантном светлом костюме подошел к столику Сына, отодвинул стул, поддернул брючины, сел, закурил сигарету. Но тупое, мертвое лицо скрыть было нельзя.

„Яон, — загалдели, — конечно же, Яон!“

А Яон официантке:

— Организуйте, голубушка, заливной рыбки, шампанского полусухого, а горячее на ваш вкус.

Властно так сказал, свободно.

По залу — шелест. И все смотрят, как ест Яон, непринужденно беседуя с сыном, как подносит ко рту бокал с шампанским, на запонки его блестящие. Охали.

Витька-Косой подошел к столику, спросил растерянно:

— Вы — Яон?

— Садись, Витька, — мягко сказал Яон, — выпей с нами. Или тебе водки заказать?

— Ага, — совсем потерялся Витька.

— Девушка, — окликнул Яон, — водочки триста и салатик. Есть будешь?

— Не-а.

— Больше ничего. Водка и салат. Знакомься, Витек, твой тезка по прозвищу Сын. Заместитель по науке директора института органики.

Витька сунул большую ладонь. Ее вежливо пожали. И уже стоял графинчик с водочкой, салат уже топорщился из тарелочки. Яон набухал водку прямо в фужер:

— Пей, Витя.

Лекарь зашел. Сразу к столику устремился, Сына увидел, на полпути узнал Яона, чуть не упал, но быстро взял себя в руки.

Яон приподнялся ему навстречу и убрал стул, на который Лекарь вознамерился сесть.

— Столик занят, — сказал он жестко.

Лекарь неожиданно разгневался.

— А я вот Стражника вызову. Только психов в общественных местах не хватало. Я сейчас санитаров вызову, пора в буйное отделение кое-кого.

Привели Стражника. Тот вошел весело, думал за шиворот дурачка вытащить.

Увидел элегантного Яона, спросил оробело:

— Документы ваши попрошу.

Яон достал документы, подал, закурил сигаретку, пригубил из бокала.

Стражник смотрел в паспорт тупо.

— Берет — как бомбу, берет — как ежа, как бритву обоюдоострую… — негромко процитировал Яон.

Сын фыркнул. Он оказался очень смешливым, этот единственный в своем роде ученый, представляющий науку совершенно новую.

— Прописка есть, работает, что же я могу? — забормотал Стражник.

— Не положено психам в общественных местах появляться, — визгливо вмешался Лекарь.

— У вас есть документ, подтверждающий мою психическую неполноценность? — Яон был суров.

— При чем тут документ, все и так знают…

— Уважаемый Стражник, — продолжил Яон непреклонно, — я думаю, вы знакомы с юридическим аспектом проблемы. Этот человек при свидетелях и представителе Закона, — он поочередно кивнул в сторону Сына и Стражника, — назвал меня психом. Заявление несостоятельно, так как не подтверждается фактами. Документы, гражданство, социальная обеспеченность — все, как видите, у меня в порядке. Поэтому я расцениваю выпад этого человека как оскорбление словом, на что в законе есть статья № 77, предусматривающая наказание штрафом до 100 денег или же принудительными работами до месяца. Прошу составить протокол.

— Да, пожалуй, — пролепетал Стражник. Он и половину сказанного не понял, но упоминание статьи закона подстегнуло его к действию.

— Вы все с ума сошли! — совсем сорвался старший Лекарь.

— Вот видите, к чему приводит ваш либерализм? — Обратился Яон к Стражнику. — Он теперь и вас психом назвал. Закону не подчиняется. Криминал надо пресекать в зародыше, а то на нас скоро с ножами кидаться будут при вашем попустительстве, — добавил он с иронией.

Сын неудержимо фыркал в тарелку, Яон посмотрел на него гневно:

— У вас грипп, коллега?

Сын застонал и убежал в туалет.

В зале повисла мертвая тишина.

— Это, наверное, человек оттуда, — изрек какой-то старичок. — Проверял нас инкогнито.

И всем стало страшно…

23. Отрывки событий, связанных с противостоянием 

С религией получается то же, что с азартной игрой: начавши дураком, кончишь плутом.

Вольтер.

В издательстве „Лече“, расположенном в конце улицы „Красной сосны“, проходило торжество, связанное с десятилетием создания издательства. Все сотрудники были нарядно одеты и возвышенно возбуждены. Мужчины предвкушали выпивку и премиальные, женщины — вкусную еду и премиальные. Приглашенные журналисты предвкушали еду и выпивку без премиальных (за исключением пиарщиков, которые получили их авансом).

Вдруг под окнами раздались страшные звуки, напоминающие немузыкальное сочетание многочисленных циркулярных пил в разгар работы с десятком пожарных машин, спешащих в магазин за водкой.

Редакционный коллектив бросился к окнам. К их изумлению все эти звуки производили два небольших кота — рыжий и черный. Коты стояли против друг друга в обычной для враждующих котов позе: выгнув спины, распушив шерсть и оскалившись.

Люди с недоумением высматривали еще что-нибудь, могущее объяснить какофонию, но кроме котов у подъезда „Лечо“ ничего не наблюдалось.

Главный редактор сказал важно:

— Это, наверное, что-то в небе.

— Вы, гражданин начальник, — возразил ему крупнотелый начальник службы реализации, — все в небо заглядываете, как поэт. А тут земля, обыденность. Без поэтических образов. Тут все конкретно. Видать, где-то аварию устраняют. Трубу там прорвало или еще что. Нам просто не видно из окна.

— Вы, гражданин реализатор, поэзию лучше не трогайте, — не стерпел редактор. — Поэзия — дело тонкое. Книги продавать каждый сумеет, а вот попробуйте-ка, батенька, стих написать. У меня, как вы знаете, уже несколько сборников вышло.

— Я ваши сборники сам продаю, знаю, — смутился реализатор. — Я против них ничего не имею, я не о сборниках, а о звуках.

— Стихи и есть звуки, — воспользовался заминкой оппонента поэтичный редактор. — Звукоряд, выстроенный определенным образом. „Я вас любил, любовь еще, быть может…“. Понимаете, а?

— Ну, — совершенно смутился реализатор, — если так, тогда конечно. Только вы как-то очень уж откровенно… И при людях…

— Вы что имеете в виду? — смутился в свою очередь редактор. — Я стихи вам привел в пример. Пушкина. Александра Сергеевича.

— Ну вот, — встрял в разговор младший редактор с фамилией Верчун (несмотря на фамилию, ворчуном он не был, ворчуном был другой редактор — средний), — как что — так Пушкин виноват. Да побойтесь вы бога!

— А чего тут бояться? — сказал густо бородатый редактор отдела ирреальности. — Бояться тут и нечего вовсе. Один говорит: „Я вас любил“. А второй отвечает: „Неудобно при всех-то“. Дело обычное, житейское.

Зашельмованный главный редактор, на которого уже начали подозрительно коситься остальные сотрудники, открыл рот, но слова его услышаны не были. Вой котов превысил возможности человеческого восприятия. Более того, сопротивление материалов, из которого было сооружено старенькое помещение бывшей автобазы, которую десять лет назад заняли издатели, тоже оказалось под вопросом. Посыпалась штукатурка, угрожающе изогнулись перекрытия, рухнул новый унитаз, недавно поставленный в туалете под надписью: „Туалет не для того, чтоб курить. Тут надо бдить“.

Народ, сломя голову, бросился к выходу. Впереди всех мчались желтые с ног до головы корреспонденты из бывшего комсомольского органа Москвы. Один из них, из отдела учащейся молодежи, держал в левой руке диктофон фирмы „Ташиба“, а правой сжимал огромную жареную ножку американского президента.