Иван Николаев
Начало каникул
— Видите ли, сударыня, — ответил экскурсовод своим монотонным голосом, — дело в том, что этот трон был изготовлен по чертежам самого Барбадура Смелого. Столяры делали его под личным наблюдением императора. На самом верху массивной, высокой спинки крепилась императорская корона. Таким образом, корона находилась не на голове у императора, а как бы над нею. Сама корона представляла собой массивное золотое кольцо в сажень диаметром и весила около ста фунтов2. Легкий, изящный трон такую тяжесть не выдержал бы.
— В сажень диаметром?! — ужаснулся Сандерс. — Это значит… — Он попытался развести руки в стороны, прикидывая, сколько это будет — сажень.
— У тебя рук не хватит, — вмешалась Лиза. — Это вот столько!
— Немного пошире, сударыня, — вежливо поправил ее экскурсовод.
— Как же такой огромный обруч держался на спинке трона? — недоумевал Сандерс, недоверчиво разглядывая темное лакированное дерево.
— Корона привинчивалась к самому верху спинки при помощи двух металлических держателей, — пояснил экскурсовод. — И, таким образом, император восседал на троне, осененный как бы парящим над ним огромным золотым обручем короны!
Помолчали. Сказанное впечатляло!
— Скажите, пожалуйста, — снова заговорила Лиза, — а почему на всех гобеленах в зале изображены сюжеты из сельской жизни
— Ранее, сударыня, все гобелены были посвящены пасторальной тематике, как вы правильно заметили, — отвечал экскурсовод, — но по личному распоряжению самого Барбадура Смелого центральный гобелен коллекции был заменен. Причин объяснить не могу, на то, как говорится, была монаршая воля.
Затем вопросы стал задавать дядюшка Арбо. И выяснилось, что за три дня до исчезновения Барбадур Смелый отправил в разные концы Бодюндии-Модюндии несколько гонцов, — неизвестно с какими поручениями, но известно куда. Выяснилось также, что про соль и фасоль экскурсовод тоже слышал, но пояснений дать, увы, не может.
На выходе из дворца Лиза купила на память толстый набор открыток, на которых были изображены все четыре крыльца, а также внутренние покои и многие картины и гобелены, которые они только что рассматривали. Открытки были упакованы в кожаный футлярчик, на котором блестел тисненый золотом императорский герб — пять расположенных по кругу звезд.
— Я проголодалась, — решительно заявила Лиза.
— Я тоже! — с готовностью поддержал ее Сандерс.
— Тогда наш путь лежит вон в тот уютный ресторанчик с желтым флагом на флагштоке, — сказал дядюшка Арбо.
— А куда мы поедем после того, как пообедаем? — спросил Сандерс.
— Мы должны объехать в поисках короны почти всю западную часть Бодюндии-Модюндии, — ответил дядюшка. — Я покажу вам места, где творилась история нашей страны. Вы увидите Горный Проход, Красную Башню и даже Крепость Великанов.
— А что такое Крепость Великанов? — снова спросил Сандерс. Но тут ему помешала Лиза, которой понравилось платье проходившей мимо дамы, и она сочла необходимым обратить на него внимание брата. Затем они начали спускаться в зал ресторана, и разговор окончательно прервался.
В ресторанчике был переполох. Посреди зала стоял повар в ярко-желтом фартуке и, размахивая поварешкой, кричал:
— Это у нас впервые, поверьте, никогда такого не было! Она стояла на плите и пропала, стоило мне отвернуться, чтобы взять соус!
— Что это у вас тут пропало? — спросил дядюшка Арбо у подошедшего официанта.
— Наверное, фасоль! — предположила Лиза.
— Гречневая каша, — удрученно ответил официант, сверкая лакированным желтым клювом. — Какой позор для нашего заведения! Отличная рассыпчатая гречневая каша, сваренная по рецепту самого Барбадура Смелого. Какой позор!
Лиза потянула дядюшку Арбо за рукав и шепнула ему на ухо:
— А ведь про гречу в шифровке ничего не было сказано!
— У меня есть предложение, — сказал Сандерс. — Раз еда пропала, давайте сейчас лучше продолжим поиски короны, а отобедаем немного попозже, на природе: костерок, котелок и все такое. Мы с Лизой можем насобирать ручейников!
— Правильно! — согласилась Лиза.
— Я тоже не против, — кивнул дядюшка Арбо. — Вот только напишу и отправлю письмо одному старому приятелю. Надеюсь, через несколько дней нас ждет интересная встреча.
— Вот уже и посетители от нас уходят! — запричитал повар вослед уходившим Лизе, Сандерсу и дядюшке Арбо. — Какой позор!
Глава VIII
Где же мы с тобой теперь? Эй, откройте эту дверь!
Папа и дедушка шли уже много часов, сколько — они сказать не могли. Здесь, под землей, не было солнечного света. Тьму отгоняла одна из трех старинных масляных ламп, которые захватил с собой дедушка: она освещала тусклым светом лишь небольшой участок пути — на три шага вперед и на шаг назад.
Незадачливые путешественники старались экономить масло в лампах, как только могли. Сначала они надеялись, что подземный ход выведет их на другую сторону холма, в котором они строили нору. Однако, увы, этого не случилось: ход уводил их все глубже в недра земли.
Надо отдать должное строителям хода: пол был сухим, а воздух достаточно свежим. Папа предположил, что где-то здесь обязательно должны быть дренаж и вентиляция.
Постепенно земляные стены с деревянным крепежом сменились на стены из кирпича. Несколько раз папе с дедушкой приходилось пересекать такие места, где ход был прорублен в скальных породах.
Они шли и шли — до тех пор, пока ноги были способны нести их.
Первым устал дедушка.
— Все, больше не могу! — сказал он и опустился на пол. — Надо отдохнуть…
Папа уселся рядом. Сказать было нечего.
Так они просидели молча сколько-то времени, а затем дедушка предложил заночевать прямо здесь. Папа возразил, что, возможно, выход уже близко и, может быть, им стоит пойти дальше, — но дедушка отрицательно покачал головой.
— Я считал шаги, — сказал дедушка. — По крайней мере, сначала. И знаешь, сколько мы прошли? Мы прошли тридцать две с лишним тысячи шагов.
— Ого! — удивился папа.
— Но затем я сбился со счета. И мы шли еще очень долго. Может быть еще тридцать две тысячи, но, скорее всего, намного больше. А это значит не только то, что домой мы сегодня уже не вернемся. Это значит также и то, что на поверхности давно уже глубокая ночь!
— Ну и ладно, — согласился папа. — Давай спать.
И они уснули тут же, прямо на полу.
Первым проснулся, как всегда, дедушка, и стал будить папу:
— Чем быстрее мы двинемся в путь, тем меньше у нас будет шансов умереть под землей с голоду!
Этот довод подействовал на папу сильнее ведра холодной воды, и они тут же зашагали дальше.
Дедушка попытался было начать спор на тему, куда ведет подземный ход, но из этого ничего не получилось, поскольку оба они знали о подземных ходах очень мало.
Затем папа предложил другую тему для спора — сколько сейчас времени. Но и эта тема не получила развития.
Оставалось только молча идти вперед.
Время от времени папа принимался считать шаги, но обязательно сбивался на пятой или шестой тысяче. Ноги гудели. Казалось, их подземное путешествие не завершится никогда.
Вдруг дедушка, шедший первым, остановился. В слабом свете масляной лампы папа разглядел через его плечо наглухо закрытую железную дверь. Подземный ход кончился!
Дедушка дернул ручку. Дверь не поддавалась. Ни замочной скважины, ни засова — ничего не было видно. Видимо, дверь запиралась с другой стороны.
Дедушка принялся стучать в дверь сначала свободной от лампы рукой, затем ногами — но снаружи не доносилось ни звука!
— Похоже, мы в ловушке! — печально сказал папа.
— А если попробовать разобрать кирпичную кладку вокруг дверей? — предложил дедушка.
Однако осмотр кладки показал, что у нее нет изъянов.
— Да-а, — протянул папа, — голыми руками здесь делать нечего!
Он присел у стены и стал размышлять о том, что им, видимо, придется возвращаться назад. И если они за это время не умрут от голода и жажды, то, возможно, через неделю упорного труда им, может быть, удастся разобрать завал и прокопать ход в то помещение, откуда они вышли в путь…
В этот миг из-за железной двери вдруг донеслось невнятное бормотание.
Дедушка с папой, не сговариваясь, бросились вперед и принялись колотить в дверь руками и ногами, кричать „Откройте!“ и даже просто орать „А-а-а!“ и „Э-ге-гей!“.
Неторопливо щелкнул замок, и железная дверь со скрипом отворилась.
На пороге стоял старый-престарый бодяка-модяка — довольно странный, в видавшем виды балахоне, который когда-то был, видимо, белым. На ткань балахона были нашиты серебряные изображения полной и ущербной луны.
— Входите, мальчики, входите, — скрипучим голосом, от которого бросало в дрожь, произнес он. — Я тут давно вас уже поджидаю!
— Извините, что задержались, уважаемый… — начал было папа, но старик поднял руку, предлагая папе помолчать.