Александр Яковлев
Охота на зайца
Поскольку обнищание присутствующих достигло крайней стадии, а никакого явного криминала в предложении „шефа“ не просматривалось — все дружно проголосовали „за“, звякнули стаканами, выпили и закусили.
— Подводим итог: принято единогласно, — резюмировал Сафронов. — В таком случае, предлагаю завтра утром, часиков в шесть, собраться на Московском вокзале. Оттуда электричкой — до станции Юги. Да, чуть не забыл предупредить: с нами пойдут еще трое. Мишка Фридман сказал — какие-то представители его фирмы. Ну, не жалко, пусть идут, если хочется. Давайте сейчас наметим предварительный маршрут. Кальку и планшет-двухсотку я с собой возьму. Более крупного масштаба, к сожалению, у меня нет. Думаю, что за день-два мы управимся. В любом случае — не больше трех дней. Найдем хранилище, отберем наиболее интересный материал, а возможно, что-нибудь и на месте посмотрим. С водой для промывки там проблем не возникнет — болота кругом. Отберем пробы из керна, намоем что-нибудь из рыхлого материала, и — домой. Лотки, тазики у кого есть, возьмите. Правда, Мишка сказал, что у тех ребят из его фирмы сепаратор какой-то портативный имеется, но мы и сами с усами. Экипировка — соответствующая. Ну, не мне вас, старых полевиков, учить.
* * *
Николай Иванович Крючков перепутал дни недели. За пятьдесят девять лет жизни прежде такого с ним не случалось. Прямо затмение какое-то нашло. Он встал в шесть утра, когда летнее питерское солнце уже высоко поднялось над крышами.
День обещал быть хорошим, жарким. Нынешний июнь вообще радовал погодой — любил тепло Николай Иванович.
Ограничившись обычной утренней чашкой крепкого и очень сладкого кофе, он за двадцать минут помылся-побрился, оделся, приготовил несколько бутербродов с колбасой и сыром на обед и вышел из дому.
Подойдя к своей шараге „АО Росремчего-то“, изумился отсутствию народа у проходной. Еще больше его удивила закрытая дверь. Он позвонил, постучал по ней кулаком, затем пнул в сердцах ногой. В ответ — ни звука. Николая Ивановича охватило недоумение… Глянул на часы над воротами, сравнил со своим наручным хронометром „Ориент“ — все точно, без двадцати восемь.
Чудны дела Твои, Господи!
С самого момента пробуждения Николая Ивановича охватила какая-то непонятная тоска. Не чувствовалось обычной легкой утренней бодрости. И спал крепко, и лег рано, но все было как-то не так, нехорошо было. Как-будто в груди сдавило что-то.
„Может, сердце?“ — с тревогой подумал Николай Иванович.
И вдруг здесь, у закрытых дверей родной шараги — отпустило, разжалось, полегчало. Он устроился на скамеечке в ближайшем скверике и закурил первую утреннюю папиросу.
Почти всю свою сознательную жизнь — сорок лет — Николай Иванович работал столяром. Он был хорошим столяром и практически знал, и мог работать с любым деревом: от ели до палисандра, и даже с черным — железным деревом — приходилось иметь дело. Николай Иванович хорошо стлал инкрустированные паркеты — и в музеях, и в консульствах работал, мебель любую строил — от табуретки до буфета в стиле Людовика какого-то, резьбой владел. Поэтому всякие новые заумные заморочки типа задержек зарплаты, сокращения штатов и банкротств предприятий, внезапно обрушившиеся на головы трудового народа России и бывших братских республик, не волновали Николая Ивановича совершенно. Работу, и, как правило, неплохо оплачиваемую, он мог найти — и, случалось, находил, в течение одного-двух дней. Но чтобы вот так…
Неужели разорилась лавочка и закрыли цех? К скамейке, на которой Николай Иванович осмысливал ситуацию, подошла вовсе старая бабушка с позвякивающей стеклом авоськой.
— Бутылочки пустой не найдется? — робко спросила она. Николай Иванович удивился: в такую рань?
— Нет, бабушка, по будням в рабочее время, да еще и с утра — не употребляем.
— Какие же будни, сынок? — сказала старушка. — Сегодня выходной, суббота…
Николай Иванович тотчас понял причину закрытой двери в проходной, и удивился собственной глупости: „Суббота! Сегодня же не пятница, сегодня суббота, восемь утра!“
Вот так ошибся! Вместо того, чтобы к себе на Пашу в схорон ехать, поперся, как дурак, на работу. Пора, видно, голову лечить, сосуды чистить золотым йодом.
И в душе его не шевельнулась даже самая маленькая мыслишка, что эта ошибка спасла ему жизнь. Поскольку за город он, по многолетней привычке, ездил всегда только в последнем вагоне электропоезда.
Огорченный донельзя, он вернулся домой в свою однокомнатную квартирку в Купчино. Чтобы не задохнуться от непривычного для Питера июньского зноя, распахнул настежь окна, прилег на диван, полистал любимую книгу „Стрелковое оружие“ Жука и уснул… И во сне ему было обидно — всю неделю мечтал, планировал в субботу вырваться с первой электричкой на природу, в свой лесной схорон на болотном островке. Не судьба…
А в это время, не дотянув до станции Пупышево, горела эта самая электричка. Огонь полыхнул одновременно из обоих тамбуров последнего вагона и в мгновенье с ревом распространился внутрь. Сорванные пассажирами на полном ходу стоп-краны мгновенно выпустили из тормозной системы воздух, и колодки намертво зажали колеса. Но поезд, высекая снопы искр из стальных рельсов, остановился только через полкилометра. За это время огонь в вагоне набрал сокрушительную силу. В электричке началась паника. Пассажиры горящего вагона стали бить стекла и через разбитые окна выпрыгивали на насыпь, ломая при этом руки и ноги, калеча и убивая друг друга.
Некоторым решительным пассажирам вместе с помощником машиниста, к счастью, удалось отцепить от основного состава горящий вагон электропоезда, но с пожаром им было не справиться.
Крики раненых и покалеченных людей, нечеловеческие вопли горевших заживо заглушал рев пламени. Главный путь северной дороги, соединяющий Петербург с Мурманском, Вологдой, Архангельском и Воркутой, оказался заблокированным, и движение встало. По радиосигналу машиниста с ближайшей стоянки на помощь вышел спасательный поезд, но, как часто бывает в подобных ситуациях, прибыл к месту аварии слишком поздно.
Вагон электрички выгорел почти дотла. И в том, выгоревшем вагоне, на обгорелых каркасах сидений, на покрытом гарью полу лежали обгорелые трупы: стариков, мужчин, женщин и детей.
С соседнего пути прибывший через сорок минут спасательный поезд лупил из мониторов тугими струями белой пены по догорающему металлическому остову. Тем, кому удалось вырваться из горящего ада, помогали несколько бригад „скорой помощи“ и МЧС.
* * *
До станции Юги, откуда Сафронову с товарищами предстояло идти к кернохранилищу, они в тот день не добрались. В электричке случился пожар. И не просто пожар — катастрофа: один из вагонов выгорел полностью. Среди пассажиров были погибшие и раненые.
Кое-как они выбрались из этой передряги, дошли до ближайшей платформы и выяснили, что по крайней мере на несколько часов железнодорожный путь закрыт. Пришлось пешком идти на автодорогу Ленинград — Мурманск. Дошли и несколько часов безуспешно пытались остановить попутку. И здесь не повезло — машины не останавливались. Да и какой водитель захочет взять четверых мрачного вида мужиков с рюкзаками? Опасно.
Домой, в Питер, не солоно хлебавши, вернулись автобусом. Об обманутых попутчиках, представителях фирмы Майкла Фридмана, и о возможно потерянных десяти тысячах долларов старались не думать…
И ни у кого из четверых не шевельнулась мысль, не возникло чувство того, что, благодаря чудовищному железнодорожному пожару, унесшему жизни десятков людей, судьба сохранила их жизни. Поскольку там, куда они хотели попасть в тот день и куда, безусловно, попали бы, не случись этого страшного пожара, им всем была уготована беспощадная смерть от маленьких пуль калибра 5,45 мм.
Глава седьмая
Под термином „спецслужбы“ подразумеваются государственные организации, выполняющие специфические функции: разведка, контрразведка, охрана объектов и физических лиц, антитеррористические мероприятия. Спецслужбы являются важным и необходимым условием существования любого государства.
Миллиарды людей живут на земле обычной человеческой жизнью: работают, пьют, едят, размножаются. У большинства из них работа спокойная и созидательная. Но в каждом государстве есть армия и полиция, и разведки всякие — эти самые спецслужбы. Для каких-то целей ведь и они нужны. Не просто же по чьей-то воле — доброй или злой — они созданы. Значит, в процессе эволюции государственных механизмов возникла необходимость в том, чтобы такие службы существовали.
Спорить с этим или возмущаться бессмысленно. Так было, есть и, наверное, долго еще будет. И во всех этих службах работают, вернее, служат, люди. Люди как люди, мужчины и женщины. Женщин, правда, гораздо меньше. Впрочем, среди моряков и летчиков их тоже не особо много.
В большинстве своем это самые обычные офицеры и служащие. Они работают коллективно и по одиночке, и получают за свою