МеЛ
Жизнь попугайская
Барри наклонился, оглядел платок и положил его на стол.
Лори, уложив птицу, заметила платок и, не беря его в руки, какое-то время молча смотрела на вышитые синим атласом буквы „Т. Л.“
„Наверное, он брал им Деринга, когда укладывал его на накидку“. — подумала Лори.
Нахмурившись, она отодвинула платок в сторону коробкой и накрыла ее ответной верхней частью.
Закончив укладывать, она взяла коробку в руки и посмотрела на Барри.
— Пойдем.
— Да, конечно.
Выходя из комнаты, парень незаметным движением сгреб чужой носовой платок себе в карман.
Обойдя Лори на ступеньках лестницы, он забрал коробку.
— Показывай, куда идти, а то темно.
За парочкой из темноты наблюдала пара глаз. Девяностолетняя „мадам“ своей ехидной улыбкой напугала бы сейчас самого черта.
Когда молодежь скрылась за дверью, ведущей во двор дома, рот, уже отправивший челюсть на покой, прошамкал: „Ну и нравы! Со шпаной, за полночь… попугая хоронить!“
* * *
После темной гостиной, после темной-претемной прихожей, парочку просто ослепил яркий свет полной желтой Луны.
Та, голубушка, трудилась, светя вовсю. Не то что хоронить что-то, искать и найти при ней — полное удовольствие.
Подойдя к старой, с кривым стволом груше — единственному высокому дереву за домом Саммер, двое уже вполне различали и землю, по которой шли, и даже траву на ней.
— Вот, я думаю, лучше здесь. С этой стороны она совсем стала голой, веток нет.
Лори показала под грушу.
— Да, местечко заметное. Да и всем будет лучше: и тебе, и груше, и попугаю.
Глория, задрав лицо, посмотрела на парня.
— Почему?
Барри, несколько смутившись, уставился на поблескивающие глаза женщины. Уже менее уверенно произнес: „Ну… место хорошее. Тихое. Не затопчут“.
Положив коробку на землю, Барри начал рыть неглубокую ямку.
Молчание было затянулось, и чтоб разрядить его, парень, махая лопатой, сказал: „Вообще-то, я санитаром на „скорой“ работаю. Бывало такое, что и…“
Парень поднял голову и отодвинул от себя древко садовой лопатки. Глория тихо плакала, прижав тортовую коробку к животу. Сырое от слез лицо ее поблескивало. Было грустно.
Парень, чуть подумав, как бы отвечая своим собственным мыслям, кивнул головой и снова вернулся к своей работе. Более быстро начал рыть утрамбованную землю, формируя ровную прямоугольную ямку меж двух толстых корней старого дерева.
— Сейчас… немного осталось.
Наконец, яма была готова. Была аккуратно ровной по сторонам. Невысокий холмик поднятой земли лежал рядом.
Лори присела, осторожно вложила прозрачную коробку с телом попугая внутрь углубления в земле. Потом она взяла с холмика земли и сыпанула ею на пластик пахнущей ванилью коробки.
Женщина поднялась, вздохнула и, машинально, вытирая след слез, испачкала землей лицо.
Барри, заметив грязный след, сунул руку в карман и достал синий платок.
— Я захватил… на всякий случай. Держи, ты перепачкалась.
Лори протянула руку к платку, но тут же отдернула ее, заметив, что это тот самый платок. Поблескивающие атласом витиеватые буквы бросились ей в глаза.
Барри посмотрел на платок, ничего не увидел.
— Твой, я его со стола взял.
Лори чуть нахмурилась, подумала и протянула руку. Взяла платок.
Барри был сильно удивлен: женщина, вместо того, чтоб вытереть перепачканное лицо, едва коснувшись платка, тут же расцепила пальцы и синий лоскут полетел вниз, как раз в ямку.
Вещь Лоренса аккуратно прикрыла ту часть тела Деринга, где была его голова. Будто наконец-то прикрыла рот птице, дерзнувшей словом.
Барри хотел наклониться, поднять, но Лори придержала его.
— Не нужно. Пусть будут похоронены оба.
Парень посмотрел на женщину, на белый шелк на пластике, быстро выдохнул — „ху-у!“ и первой же землей с лопаты скрыл от просохших женских глаз и платок, и импровизированный пластиковый гроб попугая.
* * *
Чтоб вывести Лори из молчаливой замедленности, Барри начал говорить о себе. О том, что он вечно суетится, спешит, что к тому его работа приучила. Что вот так, просто постоять при Луне, все время не находилось.
— Все бегом, все на бегу. А ты, значит, зверюшек лечишь?
Лори кивнула.
— Ну, значит, мы коллеги.
Женщина кинула на незаметный холмик сорванный с груши лист и, отвернувшись от крохотной могилы, пошла к дому.
Барри прихватил лопату и за ней.
Заглядывая в спокойное, чуточку задумчивое лицо, улыбнувшись широко и весело, парень констатировал: „Я, говорю, коллеги мы. У меня ведь больных тоже людьми трудно назвать. Я при психиатрической клинике работаю. Ох, бывают экземплярчики…“
Лори ничего на это не сказала. Лишь подойдя к дому, она поблагодарила Барри, взяла у него из рук лопату и, простившись, скрылась за дверью.
Барри слышал, как кто-то тут же за Лори задвинул запор.
* * *
„Эх, старушка, и чего тебе не спится?!“ — подумал он и, вздохнув, пошел с крыльца.
Но, немного подумав, прислушавшись к тихому мяуканью под кустом, он вдруг быстро пошел обратно в сторону заднего двора дома.
Изловив кошку, парень уже знакомым путем взобрался на карниз.
Почему женщина прошла не в к какую другую комнату, а опять же в диванную, не понятно.
Может, хотела, не включая света, посмотреть за уходом парня, может, понадобилось там чего, но только Барри приблизил лицо к стеклу, тут же они с Лори встретились взглядом.
Кошка за шелком рубашки возилась, слегка царапая своего пленителя.
Парень придерживал ее рукой, рискуя свалиться со второго этажа дома.
Так, глядя друг на друга, мужчина и женщина стояли долго.
Первый, правда, почему-то так и не представил свой аргумент, позволяющий ему напроситься на открытие окна.
Но кошка-таки выскочила из-под его рук. Но он даже не посмотрел в ее сторону.
Глория только улыбнулась на припустившую по карнизу кошку.
Все с тем же, чуточку задумчивым выражением лица, но маленькой искоркой тайного желания в глазах, ничего не ответив, она покачала головой — нет. Она не отказывала парню, просто не спешила удовлетворить его и свои желания. Осторожно, медленно она задернула шторы.
Барри, постояв еще немного в неудобной позе, улыбнулся. На такой отказ он обижен не был.
Осторожно, боясь сломать себе шею, он решил спуститься на землю.
И тут же понял — его подловили. От открывшейся в коридор двери, на улицу выбился пучок света. Тут же он заметил старушку, тихо и терпеливо дожидающуюся его внизу.
— Чего тебе, двери нет? Ишь разладился, кучерявый!
Но на столь добродушное приглашение Барри ответил столь же мягким отказом.
— Благодарю, мадам, в другой раз. Мне через четверть часа на дежурство.
— Ты что ж, по ночам работаешь?
Барри спрыгнул пригнувшись и выпрямился. Стал вдвое выше старушенции.
Он отряхнул руки и рубашку, улыбнулся женщине в байковом халате и шлепанцах и махнул рукой. Пошел восвояси.
Сделав пару шагов к дорожке от дома, он оглянулся.
— А вы ничего такого не сочиняйте, бабуся. Во-первых, я никакой не жулик…
— Зато ты — кавалер Молли, так что проваливай!
Но глаза старушки с садовой лопаткой в руках поблескивали лукавством.
Барри ее не боялся.
— Может и кавалер. Может и не только Молли. Да только завтра, как высплюсь после дежурства, я к вам снова загляну. Мне ваш карниз…
Барри посмотрел на знакомое окно и в лице его выразилась легкая грусть. Он вздохнул. Погладив кудри на затылке одной рукой, другой он ткнул пальцем в направлении оружия Марго и широко, плутовски улыбнулся: „…и лопатка ваша понравились. Так что ждите. Шаги-то мои уже наизусть выучили, ага?“.
Марго в ответ широко улыбнулась. Однако, вспомнив, что челюсти уже сняла, смяла губы и, погрозив улыбающемуся кавалеру сухеньким кулачком, повернулась и пошла в дом.
* * *
Машина „скорой“ как раз проезжала мимо дома некоего мистера Лоренса. Последнему, по неясной для него причине, этой ночью не спалось.
Водитель, кивнув на задремавшего врача, что-то спросил у Барри. Но санитар, заглядевшись на единственное по всей улице светившееся окно, думал о чем-то своем, и ничего ему не ответил.
Рассеянно глядя в чужое окно, промелькнувшее светом в ночи, Барри вдруг очень захотелось приблизиться, но, разумеется, к другому окну и, конечно же, не этого дома.
„Чертовски повезло мне сегодня. Думал, вечер потеряю… А вот, наоборот, нашел. Надо бы завтра опять цветочков прикупить. Кажется, ей понравилось. И этого, „Ричарда“, надо посмотреть. Что-то она там о нем говорила, я забыл…“
Декабрь, 1998 год, Пермь.