МеЛ

Жизнь попугайская

— Ах ты, птичка-невеличка,
Что потрепана леташь?
— Да, потрепана, измята,
Зато черту не продашь!

История эта могла бы и не произойти, не будь на свете шалунов деток — надежды и проблем всего человечества.

Сегодняшнюю историю всегда делают потомки. Плохие или хорошие — всегда. Потому плохо о потомках говорить не будем. Только с уважением.

И все же, на сотню послушных, всегда найдется парочка таких, что из серии „оторви и брось“. Вот потому наша история и имела таки место.

* * *

Жил был на свете очень занятой человек. Разумеется, при качестве таком он не мог быть бедным. Более того, и среди деловых людей он считался не дураком и относился потому к господам весьма состоятельным.

И вот тут хочется остановиться на одном маленьком замечании, которое, впрочем, может оказаться сутью этой истории.

Суть его такова…

Наверное хоть раз, но многие задавались вопросом, почему кажется несправедливым часто встречающееся несоответствие: между человеком „неглупым и состоятельным“ и человеком умным, состоявшимся …как человек?

Тут, наверное, нужно пояснить, что вкладывается здесь в понятие „человек“. Это — создатель человеков. То есть человек, несущий в себе такой заряд, что преображает окружающих его, если уж не в господ, то во всяком случае, не в рабов. И ни в коем случае — не в зверей. Человеческое присуще понимающему, осознающему и приветствующему высокое самосознание в каждом индивиде, присуще человеку.

Неразумным было бы считать, что человеков среди состоятельных и несостоятельных одинаковое количество. Но поскольку среда благополучной состоятельности неразвито мала, то получается, что погоду, речь идет о человечности в наших потомках, делают как раз те, кто не добирает до статуса состоятельного человека.

Впрочем, в дела судьбы не суюсь. Раз каждой твари по паре — даже во время мировой чистки грязи было явлением справедливым, значит в наше время, когда лишь изредка трясет и гремит, тварей — не тварей, но людей, не обладающих достаточной степенью человечности, может быть столько, сколько она — Земля вынести может. Пока выносит.

Вот и все маленькое замечание.

* * *

Итак, имя нашего состоятельного и неглупого человека — Тэд Лоренс.

И вот случилось так, что этого человека однажды, то есть за все его сорок с лишним лет такой вопиющий случай произошел впервые — назвали …дрянью.

Именно так: „Лоренс — дрянь, дрянь — Лоренс!“

Можете себе представить? А представьте…

Представьте, вы — не дурак, состоятельный и уважаемый член вашего общества. Вы — человек семейный, то есть — основа для гордости и социальная гарантия для трех дополнительных единиц — красавицы жены и двух сорванцов-мальчишек, а вас прямо так — „Дрянь!“

Как простить такое, да еще и прилюдно произнесенное?

Вот и задумал Лоренс избавиться от обидчика.

А им была рядовая птаха, с виду так себе — облезлый попугай. Старый сквернослов. Но… фамилию Лоренса и номинацию его проговаривающий резко, громко и отчетливо: „Лоренс — дрянь! Дрянь…“ И как будто даже с некоторой паузой: „… — Лоренс“. Будто у всякой дряни есть вполне определенная фамилия.

Хозяйкой птицы была молодая женщина, даже скажем совсем еще юное создание, но ставшее, в виду грустных обстоятельств, владелицей небольшого дома — лечебницы для зверюшек и …ветеринаром без диплома.

Знакомство Лоренса с дерзкой птицей состоялось случайно. И именно из-за серьезной истории, случившейся в доме господина с той самой фамилией.

История такова…

* * *

Хулиганы братья Лоренс, мальчишки лет десяти-одиннадцати, что-то там подсунули любимой собачке своей мамочки. Не то чтоб дети со зла положили непотребное в избираемое лакомство собачки. Скорее, они сделали это из любопытства. Потому как сильно интересовались, что это их милейшая мамочка глотает изо дня в день, но больше — на ночь?

Вот и узнали, когда собачка вдруг свалилась мертвецким сном.

Крик, шум, истерика — дом ходуном…

Дети, чувствующие себя виноватыми, уже известно, становятся тихими и шелковыми. Потому быстро себя обнаруживают.

„Ах вы такие-сякие! …Ах вы жестокие! …И это мои дети?!“

Лоренс, вернувшись из офиса, застал в доме такой бардак, что тут же, чтоб только не видеть его и всех, прихватив „тишайшую“ собачку, поспешил поискать ветеринара. Скорее с целью выяснить, а не сдохла ли любимица жены на совсем? Ведь если б так — то и делу конец. То есть шуму вокруг нее.

Почти комфортно сучка была уложена рядом с Лоренсом на сиденье его служебной машины, и та отправилась в поисках ветеринара, разумеется, исключительно приличного.

Таковой посчитали знакомую знакомой водителя Лоренса — некую миссис Саммер.

Естественно, хозяин собаки поинтересовался, настолько ли образованна эта миссис, чтоб ей доверить обследование Мурли, издыхающей от снотворного? И шофер пояснил, что данная миссис — порядочная вдова. Что она жена одного известного ветеринара, умершего, правда, но успевшего передать ей секреты своего дела.

Водитель всю дорогу рассказывал боссу о том, как и кто лечил собак, кошек и прочую живность у этой самой вдовушки. И о том, как это хорошо у последней выходило.

Самому Лоренсу было лень беспокоить себя звонком к своим собственным знакомым, наверняка когда-то пользовавшимся услугами такого рода специалистов для своих собачек, И потому он целиком положился на знакомую своего верного водителя. При этом он уточнил, в каком районе находится офис этой вдовушки, и, узнав, что в приличном, согласился ехать именно туда.

Время было не позднее для визитов, но, разумеется, только частных. Шло время ужина. То есть, тот период вечера, когда никакие приемы уже не ведутся.

Машина ехала вдоль известной улицы города, Лоренс замечал, что приличные конторы и магазины уже закрыты. Поинтересовался у водителя, будет ли удобным беспокоить ветеринара в неурочное время. И тот ответил, что в том-то вся и штука, вдовушка — не ветеринар, но настолько любит и свое дело, а главное зверюшек, что хоть ее среди ночи буди — всегда окажет необходимую помощь.

— Послушайте, Паркинс, но как же… без диплома?

Лоренс покосился на свою будто бы и впрямь сдохшую собаку. Он даже пугливо отодвинулся от ставшего вдруг длинным тела Мурли.

— …Может, поищем специалиста? Мне необходимо будет привезти жене справку. Думаю, она не поверит, если я скажу ей на словах, что… это уже было не исправить.

— Да Вы не беспокойтесь, она и справку даст и документ на вынос.

— Что? На вынос?!

— Ну да, то есть свидетельство о смерти. Ну на случай, если сдохла собачка. Но, опять же, вот увидите сами, чудо какие ручки у этой вдовушки. Совсем дохлых к жизни приводила. Вот, например, знакомый мой как-то ей мурену свою привез.

— Кого?

— Мурену — змею морскую.

— Э… хорошо. Давайте заедем к этой вдове. Любопытно. Кажется, …э …этот дом?

Лоренс с некоторым любопытством посмотрел на узкое двухэтажное зданьице. С виду мало похожее на жилое.

— Да, это он — дом Саммера. Хотите, я покажу ей собаку?

Лоренс посмотрел на часы, на собаку, подумал и, вздохнув, достал носовой платок, обернул им место, чтоб ухватится за легкое тельце сучки и понес ее в дом сам.

Водитель позвонил в звонок двери.

Лоренс быстро окинул оценивающим взглядом фасад дома.

Из-за двери, через стеклянное отверстие их спросили, по какому они делу. Водитель ответил, что привез на обследование отравившуюся собаку.

Дверь открылась и в прихожей двое мужчин заметили молодую особу. Первое впечатление о ней у Лоренса было самым несимпатичным. То есть, в смысле вида, напротив, с этой точки зрения — все бы ничего. Но вот как раз на специалиста ветеринара смазливенькая хрупкая женщина не походила.

И все же он поинтересовался.

— У нас тут …некоторые неприятности с собакой. Вы не могли бы …взглянуть?

Женщина тут же отступила, пропуская мужчин вперед. Торопливо скрылась за дверями комнаты напротив, бросив на ходу: „Добрый вечер. Проходите направо, я сейчас, подготовлю операционную“.

Поскольку Лоренс был занят оглядыванием внешности женщины и пустых стен прихожей, он даже не заметил, видел ли этот „ветеринар без диплома“ собаку в его руках.

„Операционную? Как-то сразу? И скрылась… Что-то не нравится мне это…“

Водитель заметил, как сердито сморщилось лицо босса, и потому, показав куда нести собачку, быстро ретировался к двери. Ушел к машине.