МеЛ
Жизнь попугайская
Шаркая шлепанцами, женщина только взглянула на телефон, а сама, еще раз рукой показав Лори „сиди“, пошла к входной двери, проворчав себе под нос: „Ну умерла бедолага птица, зачем же докучать живому человеку? Причем тут ты? Причем тут этот гусь Лоренс?
Когда старушка скрылась за дверью гостиной, Лори тихо сказала, будто отвечая женщине.
— Не причем. Такие… всегда не причем, кроме денег и власти.
Вздохнув, она оглядела гостиную, освещенную лишь вечерним светом из окна и еще тише закончила.
— Не причем, но первопричина всему. А я…
Она обняла подушку и прижала ее к животу.
— …я — только очередное следствие для таких лоренсов.
* * *
Дверь была кем-то открыта, но буквально тут же, после невнятного, но властного бурчания Марго Саммер, ее снова закрыли. По-видимому, перед чьим-то носом.
Глория решительно поднялась с дивана.
„Если это он, я ему все скажу! Скажу, что… Что я все про него знаю. И про него, и его жену, и про… Джо… И про Деринга — все знаю. И все скажу!“
Еще в прихожей Лори столкнулась со старухой. Та, хитро улыбаясь, кивнула головой в сторону двери.
— Нет, это не он. Это опять этот длинноносый итальяшка с веником орхидей.
Глория внимательно посмотрела на бабушку своего мужа, затем на дверь.
Она подумала, будто припоминая, кто бы из ее знакомых мог соответствовать такому колоритному описанию. И, будто поняв, о ком речь, поспешила открыть двери.
Не приглушая голоса, будто ей не было дела до того, что тот, кто мог быть еще за дверями, может ее услышать, старушка грассируя пробасила: „Он сказал мне, что он — Барри Мопс“.
И тут же, показав на дверь скрюченным пальцем, старуха тихо хихикнула.
— Но, я думаю, соврал. Какой-нибудь дон Базилио. Наверное, его Молли подослала. Как только звонки от нее прекратились, этот с цветочками принялся дверь беспокоить.
Глория, дослушав фразу, открыла дверь.
На нижней ступеньке крыльца стоял смуглый парень. Очень смуглый и кучерявый. Он был высок ростом, заметно пластичен. Первое, что бросалось на его лице в глаза постороннему, это был его непомерно длинный нос. Но уже после, окинув общим взглядом, можно было отметить притягательную правильность остальных черт мужского лица и особо трогательную красоту его больших, чуточку навыкат, темно коричневых глаз. Одет он был в аляповатую шелковую рубашку и светлые летние брюки.
Молодой человек, а Лори сказала бы, что он наверняка был чуточку младше ее возрастом, выглядел так, будто только что откуда-то прибежал. Он был взъерошен и запыхался.
Заметив, что двери открыла не старушка, которой он явно надоел своими визитами, парень обрадовано встрепенулся. Он буквально взлетел на верхнюю ступеньку крыльца и тут же сунул в руки Лори огромный букет. Непростительно огромный для столь прекрасных цветов.
— Он немного повял. Извини. Вы так долго делили попугая. Я прихожу уже в четвертый раз.
Парень говорил без заметного акцента, но своеобразно. Так, наверное, говорят те, кто родился здесь в семье эмигрантов, которые в своем новом жилище по-прежнему говорят на родном языке.
Глория уже окончательно поняла, кто перед ней стоит. Хотя ей парень своего имени не называл. Более того, обратился к ней без приветствия и сразу как к давней знакомой.
„Этот… смугленький явно спешит. Спешит и набрасывается. Ах, Молли, Молли…“.
Лори посмотрела на цветы, чуть-чуть улыбнулась и, сделав шаг вглубь коридора, посторонилась, давая человеку войти.
При этом она тихо сказала, опять же, не глядя на молодого человека: „Мог бы и не приходить“.
Но Мопс, пытаясь успокоить дыхание, не двигался. Не улыбался, будто и впрямь выполнял чье-то ответственное поручение, опять же короткими предложениями, он сказал: „Я, собственно, пригласить. Там в летнем театре сейчас пьеса начнется — „Строптивая“. Можно сходить. Я с билетами“.
Глория недоуменно приподняла брови. Потом, взглянув на парня, припомнила кое-что из разговора с Молли. Она улыбнулась, наклонив лицо к букету, и спросила: „Не путаешь? Может „Ричард Третий“?
Мопс уставился на Глорию и задумался. Потом, чуть тряхнув кучерявой головой, ответил.
— Да нет! Там было про даму. „Строптивая“. Да, точно! Я помню, в названии значилась женщина! Так мы идем?
Глория подняла голову и внимательно посмотрела парню в глаза, тронувшие ее своей красотой.
Глядя на последнего любовника своей подружки, она пыталась угадать, в чем смысл заботы Молли?
На всякий случай она спросила: „А где же Молли?“
Парень ответил заученной скороговоркой.
— Мои увлечения театрами ей надоели. А я случайно узнал, что тебе как раз это дело нравится. Вот, думаю, мне хорошо — есть с кем пойти. И ты развеешься. Мне рассказали о твоем попугае.
Глория, грустя, заметила.
— Он умер.
Парень сильно удивился.
Удивление делало его лицо чуточку смешным.
— Лори, извини. Про это меня не предупредили.
Лори улыбнулась. Она поняла, Молли подослала утешителя в ее дом сразу после суда. Она еще сама тогда не знала о Деринге. Видно, подруга решила чуточку развлечь ее, поделившись своим „ненормальным Отелло“.
„Или… — Глория, чуть хмуря брови, внимательно оглядела парня с ног до головы. — Или отослала его ко мне, чтоб не мешал. Возможно, у нее сейчас встреча с новым барри… отелло или как его там. Так может только Молли!“
Глория улыбнулась и опустила глаза.
Она тронула рукой нежные головки цветов.
— Но ведь ты, кажется, всегда спешишь, Барри? А я… предпочитаю покататься после театра на такси, обсудить спектакль…
Женщина кокетливо улыбнулась и лукаво заглянула в глаза парня.
— Или тебя об этом тоже не предупредили?
Мопс дернул носом и проморгался. Он чуть схмурил густые темные брови, задумался. И опять развеселил Лори своей потешной задумчивостью в лице.
Она с улыбкой наблюдала за ним.
Парень, проведя рукой по черным кудрям на затылке, ответил: „Можно и не спеша. Можно и обсудить. Было бы что“.
Глория снова с ног до головы оглядела парня, необычным образом приглашающего ее прогуляться. Решив, что тяжелый на события день действительно было бы неплохо закончить шуткой в стиле Молли, она согласилась. И с парнем своей подружки она пошла в летний театр.
* * *
После спектакля на открытом воздухе у Глории действительно поднялось настроение. Барри услужливо ухаживал за ней: покупал сладости во время перерыва, шикал на соседей, мешающих хрустом попкорна следить за развивающимися событиями на сцене. А после, действительно долго, именно не на своей машине, а в такси, катал ее по городу. С совершенно серьезным лицом обсуждая мораль пьесы: должна ли женщина быть покорна мужчине?
Глорию все это смешило.
Но все же добрым отношением к ней этого человека, пусть даже любовника подруги, что-то было в ее душе задето. К вечеру, согретая услужливым участием мужчины, ее грусть растаяла. В ней затеплилась нежная благодарность. Конечно и к Молли, но больше — к этому несуразному парню. Тот, наверняка, по жизни был очень смешливым, улыбчивым. А тут за вечер он ни разу не улыбнулся, а насмешил ее… сто тысяч раз.
* * *
По-прежнему не зная, что значит жест подруги, на всякий случай, Глория не отпугивала парня своей чопорной серьезностью. Она старалась как можно меньше напомнить ему о его долге, то есть о долге перед Молли. Она вообще за время, пока они были в театре и после него ни разу не произнесла имя подруги.
Лори сама мало говорила о спектакле, показавшемся ей из-за плохой игры актеров зрелищем так себе. Обсуждать действительно было нечего. Она отвечала парню, говоря о женщинах и мужчинах вообще, не касаясь мыслей шекспировского гения.
Барри, стараясь не обидеть самостоятельность в своей сегодняшней подружке, осторожно настаивал на том, что встреча с мужчиной в жизни женщины — все же гораздо важнее всех иных поворотов судьбы.
Говоря так, Барри будто сам удивлялся выраженному им вслух открытию. Он, чуть хмурясь, заглядывал в лицо молодой женщины и осторожно оправдывал свою настойчивость: „Ну это с точки зрения мужчины. Наверное, у вас, женщин, иные оценки важности событий“.
У дома Лори они остановились. Стояли рядом и молчали.
Глория уже давно произнесла слова благодарности. Сказала ему, что все было хорошо, что все было „необычно хорошо“. Но мужчина не прощался, не уходил.
Барри смотрел на носки своих блестящих туфель и молчал. Не умея прощаться с женщинами типа Глории, он не знал, как закончить вечер, показавшийся и ему несколько необычным.