МеЛ

Мальчик мой звездный

— Наивная. Я ж и в отеле бываю с полчаса в день. Нельзя мне залеживаться.

Я решила получить ответ на заинтересовавший меня вопрос — откуда он приехал ко мне. Поэтому, соединив вопрос о деньгах с усталостью в его движениях, спросила.

— Сколько ты сегодня получил за концерт? Вот, конкретно, ты. Я не считаю тех, кто работает с тобой.

Мне было приятно, что я не выдала вопросом свою тайную мысль. Меня интересовало, не примчался ли он ко мне, несмотря на страшную послеконцертную усталость?

Тэд, видимо, ничего не заподозрил. Посчитал мой вопрос продолжением вопроса о деньгах.

— Ну, парни работают со мной в одной упряжке, они поддерживают мое сценическое „Я“, так точнее. Я пишу стихи, они делают музыку, я ее пою. Вот и получается — две трети мои, а треть — их. Кордебалет и Нолу оплачиваю я. Все честно.

— Не слышу конкретной цифры.

— Давай, все-таки, продуем ушки.

— Сейчас позвоню Крафту и скажу, что первый пункт контракта тобою не выполняется.

— Чертовка! А зачем тогда эту кофточку надела? Я ведь вижу, ты без лифчика.

Я постаралась ответить раньше, чем лицо пойдет предательскими пятнами.

— Я его никогда не ношу. Но это неважно. Так сколько ты получил сегодня?

— Три.

— Три миллиона за один концерт?! Врешь!

— Нет, не вру.

— Ну хорошо, пятнадцать тысяч зрителей…

— Не утруждай себя арифметикой. Лучше почеши мне вот здесь, я достать не могу.

Соображая, какого черта подчиняюсь ему, я подошла ближе, и исполнила, о чем он попросил. Как дура-рабыня. Просто подошла и почесала его между лопаток. Почувствовала теплоту напряженного крепкого тела. И поняла, что его расслабленность и зевки — напускное. Он чего-то ждет. Он насторожен и напряжен.

Но это были лишь мои мысли. О чем думал он, я могла лишь догадываться, исходя из личных фантазий.

— Спасибо, радость моя.

Я проглотила и это.

— Спасибо. Ну а на вопрос могу ответить так: спонсоры, девочка, спонсоры меня прикармливают. У меня их до… Вот тут еще поцарапай, солнышко, под лопаткой, пожалуйста. Что-то…

Ну что за нахальство и власть! Ведь так просто, совершенно без позы и навязывания собственного преимущества… — „поцарапай“!

Но я исполнила просьбу.

— Спасибо, дорогая. Так вот о денежках. Концерт весь уходит в оплату за площадку, зал, свет, технику, обслуживание, зарплату ребятам, охране, пожарникам и прочее. Ну о непомерном налоге я тебе не напоминаю. Я имею только то, что мне дают те, кто лепит мой фас на заборах и пивных банках. Впрочем, одно утешает, что в тех же мусорных бачках оказываются и плакаты с их физиономиями.

— И куда же ты деваешь деньги?

— Никуда. Я очень бережливый человек. Диванов таких не имею. Мои агенты скупают акции стрип-баров, борделей, казино. Есть, правда, и серьезные конторы — частные музеи, театры. Есть акции иностранных предприятий, но тоже в подобных сферах.

— Ну ведь это только множит твои деньги. А тратишь ты их куда?

— Ну-ка, перемотай кассету, я уже отвечал.

Лоренс перевернулся на живот и, вытянув вперед руки, закрыл глаза.

Я покосилась на блокнот.

— Ты сказал „никуда“. Это не полный ответ.

Пока я листала блокнот с вопросами и ответами, он притих, прикрыв глаза и обхватив диванную подушку двумя руками.

— Тэд ? Ты что, спишь?

Ответ прозвучал не сразу и невнятно.

— Шахерезада с наступлением утра могла себе это позволить.

— Но тогда иди в спальню.

Он будто бы и не заметил моего намека.

— Нет. Атласные простыни в присутствии журналистки и отсутствия женщины — это скучно. Ты сама иди спать. Завтра я опять к тебе приду. Наверное, завтра.

Без всяких слов он поднялся с дивана, улыбнулся мне и, поклонившись, вышел.

Я подумала, он вышел освежиться. Но он совсем ушел.

За окном и вправду мерцал рассвет.

Встреча

Мармеладка, шоколадка,
Негритяночка моя,
Нежно-нежно, сладко-сладко
Твою грудь целую я.

Почему мне, не негритяночке, так понятен этот блюз? И хочется смеяться и плакать под него, почему?

Почему я смогла понять эту вещь только тогда, когда исполняющий ее человек-Звезда вдруг показался мне земным? Чуточку доступным.

Сожми в своих руках листок осенний,
Пускай твое тепло получит он.
Побудь ему ты солнышком последним
И ветерком.

Не могу понять! Как можно настолько владеть голосом?! Переходы от бархатного баритона до меццо-сопрано вызывают дрожь по моему телу.

Господи, как же он звездно-божественен. Отсюда, из глубин зала, он и вправду кажется безумным. Талантливо безумным. Его голос, его умение держать акцент целого концерта — это талант величайшего безумца. И только сердце мне щемит, если все в мире в равновесии, так в чем же трагедия его? Расплата за талант. Звездное одиночество?

Когда, уже через пару недель, он снова появился на пороге моего дома, я не стала скрывать, что очень ждала его все эти дни.

Наверное, со стороны это казалось чересчур откровенным, странным. Но, видимо, не в его глазах. Он по-прежнему… просто и спокойно отвечал на мои вопросы.

Он, будто бы, действительно отрабатывал контракт, а я — нетерпеливо ждала его продолжения.

— Ты где сегодня был?

— А, так.

— Врешь! Ты был там.

Я указала пальцем наверх.

Лоренс изучающе оглядел выбранный мною для этой встречи наряд. Чуть заметно усмехнулся и, обойдя меня, тут же прошел в гостиную.

— Я не могу себе позволить врать тебе, солнышко блокнотное. Моя правда в твоем интервью дает мне два миллиона долларов. А поскольку этот контракт скрытый и налогом не облагается, он мне втрое дороже.

Я сглотнула холодную слюну на такое откровение.

Что-то согнуло мою спину и я молча поплелась за ним в гостиную. Мне показалось тогда, что этот мальчик незаслуженно унизил меня в моих зарождающихся чувствах к нему. Казалось, он и вправду все меряет на деньги. На большие деньги.

Когда Лоренс развалился в одном из кресел, я села на пуф, недалеко от него и, бесцельно листая блокнот, пыталась унять в себе неприятную волну эмоций.

— И все-таки, ты был там.

— Туда…

Тэд повторил мой жест, показал пальцем наверх.

— Меня еще не звали. Ну на приеме у президента я был. Стоял, улыбался в хорошей компании.

— В кругу поклонниц, рядом с этой Дивой?

— Да боже упаси!

Я выразила сомнение. А он объяснил мне.

— Нет, я Бетти очень люблю. Но после объявления о ее законном браке зачем мне вступать в конфликт с цветным населением? Я стоял один. Потом ко мне подошла жена президента, а она, как жена Цезаря, вне пола для своей нации.

— О чем вы говорили?

— О любви.

Лоренс широко, беззубо улыбнулся. В глазах играли лучики озорства.

— …К детям. Она интересовалась, как мне — человеку несемейному, пришла на ум такая тема. Слышала вещичку:

Дочка есть у меня,
Волосы шелковые.
Дочка есть у меня,
Глазки бирюзовые.
Кожа — лепестки цветка,
Руки-стебельки.
Солнце светит мне, пока
Ты у моей груди.

Он напел это в быстром ритме. Но получилось все-равно нежно и трогательно. Тут же продолжил.

— Я иногда удивляюсь, такую белиберду намаракаю, а ребята поработают и, пожалуйте, даже в Китае слушают.

— Ну как ты можешь?! Эта песня облетела весь мир. Кажется, именно ее взяли заставкой к фестивалю „Юность Азии“.

— Глупость, Азия стара, как смерть. А ребятки, ладно, пусть слушают.

И вдруг, совершенно не меняя интонации, он добавил.

— Ты извини, я ведь еще не мылся.

Заметив мои округлившиеся глаза, он улыбнулся и принялся разъяснять.

А я уже было решила, что придется переносить интервью в ванную!

— На приеме было жарко. Фу! Приходилось много пить.

— Но, кажется, ты не пьян.

— А я не вино, так, водичку пил. Привычка пить воду. Они пьют бокал за вечеринку, а я — литр воды для компенсации отсутствия алкоголя в крови. Привычка. Да и скорость я люблю.