МеЛ

Мальчик мой звездный

А оказывается, мой муж не только предполагал, но и располагал, устраивая по интересам каждого из нашей троицы.

Я уже, наверное, точно была по ту сторону разума, потому что буквально орала на все фойе.

— Так ведь и я подумала, что ты действительно хочешь, чтобы я написала книгу об этом парне! Ведь и я так думала, Джон! Выходит мы с Лоренсом, два идиота, ходили вокруг твоего контракта, не приближаясь друг к другу и на миллиметр, а ты думал, что мы каждую ночь и все полгода… взаимно!

Лицо мое было, наверное, столь же неприятно перекошенным, как и у Джона.

Он был очень взволнован.

Я лишь с расстояния времени могу судить о том, как мы оба выглядели в те минуты, когда впервые за несколько лет благополучного супружества вдруг кинулись выяснять отношения. Мы оба будто сошли с ума.

Я все думала тогда, во время этого непристойного скандала: „И это мой муж?! Мой кумир?“

— Ах, Джон, вот ты пролетел со своей услугой. Не солидно.

И вдруг меня как прорвало. Я накинулась на мужа, сжав свои жалкие кулаки: „Пусти, грязный сводник!“

Джон схватил меня за руки, с силой их вжал в свою грудь и тоже закричал. Да так, что привратник, стоявший у входа в холл, отскочил от неожиданности.

— Нет, не пущу! Ты должна меня выслушать!

А потом Джо сильно обхватил меня руками прижал к себе и, почти задыхаясь, зашептал мне в лицо.

— Лори, Лори, прости. Прости меня. Я люблю тебя. Не уходи. Прости, Лори. Хочешь, я сегодня же разорву контракт? Он получит свои деньги и уберется из нашего дома. Никогда больше не покажется в нем. Лори, только не уходи. Я люблю тебя!

Он целовал меня. Руки, шею, лицо.

Это теперь я понимаю, как я унизила его этим скандалом. Да, он сделал ошибку, но имею ли я право „кинуть в него камень“?

Я, он — мы оба были виноваты. Друг перед другом. И оба перед этим мальчиком.

Но тогда нас с ним просто несло.

„Пусть, — думала я. — Пусть, мне теперь все-равно. Пусть целует, просит прощения. Пусть“.

— Лори, поедем домой. Я сейчас предупрежу… э… впрочем, нет. Мы поедем одни. Нам никто не нужен. Поедем сейчас. Сейчас же!

Уже садясь в машину, я потребовала: „Я хочу, чтобы контракт был отработан. Ты прав, Джон, за полугодовое интервью два миллиона — деньги немалые. Пусть отрабатывает“.

Это было сказано мною твердо, но тихо.

Муж какое-то время сверлил меня взглядом, затем кивнул, и мы поехали домой.

Встреча

Ты — рыба с рыбьими глазами,
Ты холодна, как талый лед.
И потрясая волосами,
Ты пахнешь рыбой. Так и прет.

Ритм на четыре четверти. Бух! бух! бух! Синтезатор воет, гитары рвут перепонки. Толпа в восторге. Я не понимаю этой чепухи. Шум какой-то.

Неужели они его так любят и им абсолютно все-равно, о чем он поет? Или им достаточно, что они его видят? Что это, третья стадия истерии по кумиру?

Я выключила телевизор. Тэд должен вот-вот приехать.

Крафт улетел. Переклялся весь, перецеловал меня всю… и все-таки улетел.

Значит дал-таки согласие …наверстать упущенное.

Какая же он сволочь! Я думала, до последнего мгновения надеялась, что он порвет контракт и возьмет меня с собой в Европу. Нет, не взял.

Или он снова посчитал это капризом любимой женщины, не исполнить который нельзя? Хорошее оправдание подлости. Ну и черт с ним!

А вдруг он предупредил Тэда, рассказал о ссоре и о том, что я теперь знаю о его чувствах ко мне. О желании узнать меня поближе. „Проинтервьюировать“ меня. О желании спросить о моих… коликах. Что, если Тэд уже знает, что его выдали мне с потрохами?

Нет, Крафт — не дурак. Он не будет раскрываться перед мальчишкой. К тому же, он действительно пока, еще пока меня любит. Боже мой, хороша любовь!

Где ж ты, солнышко мое, мальчик мой звездный?

Уже полночь. Напряженное ожидание не сходит с моего лица. Мне просто невыносимо смотреть на себя. Уже в который раз я смотрюсь в зеркало. Какая-то маска, а не лицо.

Ну, когда же, когда же я услышу шорох колес его машины?!

Машина!

Я буквально кидаюсь к двери своей комнаты. Бегу в коридор. По лестнице в нижнюю гостиную…

Сердце колотится.

Я затихаю у двери в холл.

Шаги. Топ, топ. Торопливые шаги.

Я замираю.

И резко и широко открываю перед ним дверь.

Он опешил.

— Господи, как ты меня напугала! Не спишь? А я думал, спишь. Тихонько подъехал. Что с тобой, Лори? Вопрос проглотила?

Он пытается улыбнуться, но его губы лишь дергаются по горизонтали. А глаза тревожно оглядывают меня. Всю, с ног до головы.

— Тэд… О, Тэд, где же ты был так долго?

Я сделала то, что, хорошо обдумав, я бы не сделала. Не сделала никогда. Я обняла его.

Он посмотрел на плечи, на мои руки. Положил на них ладони. Грустно заметил: „Однако…“

Потом осторожно, я почти не чувствовала его рук, обнял меня. Погладил по спине, по плечам. Следя за своими руками. Как контролировал их.

— Что случилась, Ло?

— Где ты был?

Он улыбнулся. Коснулся лбом моего лба.

— А, ну вот, пошли вопросы, значит здорова. И готова, как я успел заметить, не только к допросам, но и пыткам.

— Тэд…

Я смотрела ему в глаза, обхватив его лицо своими ладонями.

— Тэд, я больше ничего не хочу о тебе знать. Я больше не буду задавать тебе вопросы. Я ошиблась в своих силах. Мне не написать книгу о тебе.

Я опустила руки и чуть отстранилась.

— Нет. И все-таки, где ты был так долго?

— Тэд отодвинулся, навалился на косяк двери и рассмеялся.

— Ой, а как божилась, „не хочу знать“, а сама: „Где был? Где был?“. Я работаю! Понятно? Сначала репетиции, потом запись на студии, потом обсуждение сценария клипа, потом съемки. Вот сегодня есть силы поговорить. А что поздно, так… э… пока умывался, переодевался… Вот видишь, я к тебе чистенький приехал. Джон сэкономит на мыле. Меня даже накормили, тебе не беспокоится.

— Кто?

— Ну вот, опять вопросы!

Тэд поцеловал меня в лоб и, обойдя, прошел в гостиную. Погулял по ней, потом развернулся и пошел в другую комнату.

В диванную. Он мне уже говорил, что ему нравится, что она без углов.

Сразу к дивану.

— Поздно уже, конечно, я понимаю. Да и ты после бурных ночей с мужем, наверное, устала. Кстати, какая муха вас укусила во время вечеринки у Фокстера? Бегали друг за другом, как кот за кошкой?

Я молча смотрю на него. Не отвечаю.

Тэд, внимательно изучая, оценил мою застолбенелую позу в раскрытом дверном проеме. Мой застекленевший взгляд в центр его лба. Вздохнул и, уже с меньшей степенью иронии, мягче, продолжил осторожно выяснять, что же все-таки произошло тогда в гостиной у режиссера.

— Хотя я его понимаю, вы давно с ним не виделись. А куда вы рванули? В машину? Ты что, предпочитаешь любить в машине?

Он хотел расшевелить меня, я поняла. Но у меня только губы дернулись, но улыбки не получилось: „Везде“.

Без иронии он произнес: „О, божественная женщина!“

Я смотрела на него, а сама думала о Джоне. „Что есть я для него? Что есть …мы для него?“

И вдруг попросила.

— Спой для меня.

Тэд развалился, сев удобнее на диване, придвинул к ногам скамеечку. Я осталась стоять в дверях диванной комнаты, гордо выпрямив спину.

Что-то слышно и больно тукало в висках. Я задумалась, а все ли я еще люблю Джона?

Тэд смотрел мне в глаза. Тоже о чем-то усиленно думал, чуть хмурил брови и покусывал угол губ.

Потом сказал: „Я без музыки не могу“.

— Хорошо.

Я ушла из диванной, поискала по дому хоть какой-то инструмент. Оказалось, у служанки была гитара. Я принесла ее ему. Вложила в руки.

Он, кажется, и не хотел петь вовсе. Отложил инструмент. Снова закапризничал, сказал, что не в настроении.

— Ты же хвастался, что больше итальянец, чем рациональный американец. Зачем тебе настроение? Играй и пой.

Тэд какое-то время смотрел на меня. Потом взял гитару.

Я отошла чуть в сторону.

Он взял несколько аккордов. Стал подбирать какой-то мотив. Прикрыв глаза, сочинял на ходу.