МеЛ

Мальчик мой звездный

Я растерялась и кинулась к блокноту. Повесила на шею портативный магнитофон и лихорадочно стала нажимать его кнопки, пытаясь включить.

Спросила Тэда о том, что стояло в моих записях не первым и даже не десятым вопросом в плане моего интервью.

— Скажи, успех в шоубизнесе — это для тебя результат самовыражения или возможность заработать большие деньги?

Он остановился и развернулся ко мне. Высокий, упругий, с внимательным широким взглядом больших черных глаз. Я еще обратила внимание на его одежду. Мой муж никогда бы не позволил себе такого.

Лоренс ответил на мой первый вопрос полу шуткой.

— Что значит „большие деньги“? Я нормальный человек. Я ем, пью, в туалете на люксовом унитазе люблю посидеть. Кстати о туалете, дай поесть.

И тут же он снова двинулся мимо меня, то есть пошел в обратную сторону. Будто и в самом деле пошел искать в доме кухню.

Я растерялась совершенно.

Следовала за ним по пятам, кружила по дому, будто сама там потерялась.

— Ты хочешь, чтобы мы общались, пока ты будешь ужинать, или оставить тебя в покое, поговорим потом?

— Как хочешь. Ты мне не мешаешь, можешь задавать свои вопросы.

— Хорошо. Э… тогда идем в столовую. Думаю, в доме найдется что-нибудь поесть для …э …любителя люксовых унитазов.

Он даже не улыбнулся на мою колкость. Но остановился и посмотрел на меня. Остановился, мне показалось, намеренно резко. Мы столкнулись. Не долго, лишь несколько минуточек, мы стояли друг против друга и молчали. Его взгляд был будто материальным. Было такое чувство, что гладит им мою щеку, касается моих век, моих губ. Мы смотрели друг на друга. И вдруг он улыбнулся и ненадолго зажмурил глаза. А я успела смутиться собственного желания и, краснея, быстро рукой стала показывать ему на дверь, за которой была столовая.

Лоренс, поблагодарив меня улыбкой, направился к ней. Взявшись за ручку двери, он остановился, и не поворачиваясь ко мне, ответил на мое замечание насчет люксовых унитазов.

— Я скромен в средствах, так что мне и один унитаз подойдет. Но, желательно, люксовый. И, разумеется, не для трапезы. Значит столовая там?

Он оглядел просторную комнату с большим овальным столом посередине. Оглядел стены с роскошной мебелью. Старинный, но обновленный паркет. Присвистнул. Потом заглянул на кухню через проем в стене.

Кухарка смущенно привстала из-за кухонного стола и чуть поклонилась ему.

Присутствие постороннего человека явно смутило Лоренса. Он прочистил горло и немедленно убрался из проема. Посмотрел на меня. Внимательно и чуть хмурясь. Я поняла, что чужие в доме ему не нужны, и выпроводила кухарку. Та неожиданно получила выходной.

Только после этого Лоренс перестал сверлить хмурым взглядом пейзаж за окном столовой и тут же сел в торец стола, нагло уставившись на меня. Будто в ожидании того, что я, вот прямо сейчас начну обслуживать любителя поесть, попить и …посидеть на люксовом унитазе!

Я пригласила служанку.

Когда стол был накрыт полностью, то есть был расставлен и десерт, а служанка скрылась за дверью, наше интервью было продолжено.

Он совершенно не обращал на меня внимания. Спокойно, даже смакуя, ел, запивал пищу вином. Хвалил его.

Когда он все-таки обратил на меня внимание, просто поднял глаза от бокала вина, я задала очередной вопрос.

Я тоже постаралась дать ему понять, что просто интервьюирую его. Будто вовсе не интересуясь им, как объектом личного внимания, а всего лишь, как явлением общественным. Любимцем публики, к коей я, как будто бы, и не отношусь.

— Ты поешь на разных языках мира. Откуда ты так хорошо знаешь иностранные языки? Какое у тебя образование? Ты был в армии?

И на этот раз он ответил мне не сразу. Он что-то там себе клал в тарелку, подлил вина, даже не предложив его мне. Попробовал закуску, отпил вина, запил водой и только тогда ответил.

— Никакого особого образования. Я закончил обычную школу. И ту с трудом. В армии не был. Что исключило любовь к пистолетам, шмайсерам и прочей армейской атрибутике. Я только позирую со всем этим. Ребяткам нравится. На картинках я крутой. А на самом деле, я и себя толком пристрелить не смогу. Насчет языков, это тоже легко объяснимо. Можно, я прожую?

Он прожевался.

— Ничего, мне нравится. Кухарка хороша. Как зовут, дорого обходится?

Я не ответила. Не только потому, что вопросы по условию контракта здесь задаю я. Просто поняла, ему и не нужен мой ответ. Никакая кухарка его здесь не интересует.

Он ухмыльнулся, будто понял, что эту его загадку я разгадала, и снова принялся поглощать еду.

— Извини. Я понял насчет кухарки и того, зачем мы здесь собрались. Итак, значит, английский — родной, итальянский — родной, французский — тоже совсем родной. А вот испанского я нахватался в школе в старших классах, ну и профессия помогла, конечно. Я люблю петь испанские серенады… на ночь. А в школе мне по испанскому языку учительница нравилась, всамделишная испанка. Школа была „языковая“. В смысле у нас и мексиканцы, и испанцы, и аргентинцы водились. Всякого народа по горстке, вот языки и развязывались. Не частная школа. Общественная, то есть. Для нас — для тех, кто не янки. Поняла? Ну вот, значит, эту училку по испанскому языку я мучил моими вечными неподготовками. Вынуждал ее к дополнительным консультациям. А на самом деле мне нравилось, уперев свои коленки в ее, сидеть с ней через узкий стол и чувствовать ее дыхание на моем лбу, когда она монотонно и с любовью говорит о грамматике испанского языка.

— Ты ловелас?

— Нет, нет. В женщинах я довольствуюсь малым. Да и не всякая женщина, позвав за собой, дождется меня. А учительница эта…

Лоренс улыбнулся и потянулся к бокалу с вином.

— Испанка мне нравилась.

— Ты „голубой“?

— Что за вопрос? Естественно. Я на сцене четырнадцать лет. Мне было около пятнадцати, когда я начал петь в хороших залах и с приличным сбором. Я был тогда худеньким юношей, моя попа эффектно смотрелась на фоне задниц моих менеджеров, импресарио и спонсоров. И вообще, я думаю, парень, выходящий на сцену, уже вне собственных вкусов и желаний голубеет, иначе не устоишь. В серьезном шоубизнесе это нормально.

— Ты и сейчас презентуешь свой зад?

— Нет. Я теперь дорогой стал. Уже мне свои задницы подставляют. Но я, все-таки, предпочитаю видеть рядом женский торс. Я не рисуюсь. Но и ты себе заметь — предпочитаю, а не однозначно выбираю.

И он повторил, глядя на бокал с вином и ударяя на каждом слове: „Не всякая женщина, позвав за собой, дождется меня“.

Кажется, последнее откровение было произнесено лишь лично для меня.

Я выключила магнитофон.

Это не дело. Нет, я не о вопросах и ответах на них. Просто отвечая, он явно наслаждался анализом моей реакции на его ответы. Не удивлюсь, если он не искренен в своих ответах. Он рисуется и, улыбаясь, следит за моей реакцией на это. Он тянет с ответами. И явно наслаждается пищей. Мне даже показалось, что он на самом деле голоден.

Вот вина он пил мало. По чуть-чуть. И тут же запивал выпитое вино водой. Это меня удивляло.

А то, что он и не смотрит в мою сторону, а все по сторонам, меня начинало раздражать. Лишь изредка, он вдруг быстро посмотрит на меня, и снова — в сторону. На бутылку, на тарелку, на стены, на пол. Но не на меня! Просто смешно!

Работать с ним было трудно. Пленку все время приходилось останавливать. Пережидать его молчаливое пережевывание, причмокивание и улыбчивое поглядывание то на меня, то на сторону. Я отложила магнитофон и взялась за блокнот.

— Кто был твоим первым мужчиной?

— Твой муж.

Ответ настолько меня ошарашил, что я отпрянула от стола и какое-то время смотрела на него выпученными глазами. А потом выкрикнула петушиным фальцетом: „Это ложь!“

Он временно прекратил жевать и, чуть поморщившись, спокойно попросил: „Слушай, не ори! Я на отдыхе. Вкусное вино. Но я больше итальянское люблю. Я полукровка, меня титька итальянки кормила. Вот с тех пор и предпочитаю итальянское: вино, машины, ну и остальное. Успокоилась? На, выпей“.

Он, шутя, с того края стола протянул мне бокал вина.

А я смотрела то на бокал, то на него самого и, как-будто соображала, по какому поводу и праву этот нахал сидит за моим столом, вообще присутствует в моем доме?!

Но несмотря на мой вид, явно возмущенный, в его лице не было ни капли такого, что унижало бы меня, моего мужа в моих глазах и даже его самого, спокойно мне заявляющего о таком.

Утешившись тем, что не посчитала эту откровенность правдой, я налила себе вина, выпила и, вздохнув, перевела взгляд на блокнот.

Но Лоренс вернулся к теме. И опять же не акцентируя, а как бы между прочим. То есть между глотком вина и воды. И только, будто только для удовлетворения моего же любопытства.