МеЛ

Фиалки в разбитом бокале

Да бог с ним, можно! Договорюсь-ка я на завтра покататься на лошади.

Мы из саней выходим, а Глория с дочерью как раз в них садится готовились.

Жаклин, перекинувшись с Фрэнком парой фраз, неожиданно, верно из вредности, меня обратно в сани потащила. Но я вежливо отказался, сказал, что у меня голова от кольцевой дороги закружилась. Но девчонка вцепилась и тащит.

Фрэнк стоял рядом, смотрел.

А Глория, будто и не ко мне обращаясь, вдруг произнесла: „Почему люди так жестоки“?

Как вопрос это не прозвучало. Но она явно мне это сказала.

Чтоб закончить встречу без напряжения, я, улыбнувшись, настойчиво отцепил руки Жаклин от моей куртки и ответил, тоже негромко. Тоже будто ни к кому не обращаясь: „Жестокость — проявление индивидуальности. Юность любит выпендриваться. Способы, как правило, не выбираются“.

Я махнул рукой, пока! И мы с Фрэнком пошли гулять дальше.

Но парень долгое время шел спиной. Все смотрел вслед саням.

Я принялся рассказывать ему свеженький политический анекдотец, вычитанный мною из утренней газеты, но кажется, не пронял его анекдотец.

Гуляли мы долго, племянничек успел вдоволь накататься с приятелями на снегоходах. Чуть повеселел.

Я ходил осматривать деревья в кружевах инея на фоне голубого неба. Когда почувствовал, что начал замерзать, забрал Фрэнка. Его друзья уже тащили его гонять по льду на мотоциклах. Но я отговорил его, что за извращение! Мотоцикл — мощная игрушка, но зачем бить его об лед, валять, разбивая ноги и машину… Нет, не понимаю. Я увел парня.

Глава 17

Мы обедали. Немного гуляли.

А вот на вернисаже мы опять были разделены.

Ну, сами виноваты! Чувство локтя потеряли. Я пошел картинку смотреть, мне очень „Ежики в землянике“ нравились. Картина эта уже давно здесь выставлена. А Фрэнк пошел смотреть „Рыбку на песке“. Это как раз из тех, что ему нравились.

Ну и нас поймали.

Глория подошла со спины. Тихо, как подкралась. Я и не заметил ее.

— Мне тоже очень нравится эта работа. Правда, Тэд, красное с черным очень красиво? Красное с черным, красное с черным… И трагично, правда, Тэд?

Я оглянулся.

— Ты находишь, что красное с черным здесь присутствуют?

Миссис Саммер удивленно посмотрела на меня.

— А разве нет?! Земляника красная, ежи — черные. А ты как видишь?

— Я?

Я снова развернулся лицом к любимой картине.

— Я вижу маленьких ежиков. Ягод много, ежи довольны. Они нюхают их своими маленькими острыми носиками и им приятно, что их никто с этого места не прогоняет.

Быстрого взгляда на Глорию мне было достаточно, чтоб заметить, она смотрит на меня, как на пришельца.

— Тэд, ты не пробовал писать? У тебя такая фантазия!

Она встала передо мной, глядя на картину, стала объяснять мне.

— Ведь у них даже колючки символические. Я только по названию поняла, что это ежи. И что они едят землянику. Да, впрочем и не едят они ее, и вовсе не нюхают. Где ты „носики“ увидел? Пятна и штрихи кругом. И земляника в виде красных овалов с точками. Тед ты — чудо! Сочинить такую сказку?!

Она рассмеялась, но натянуто.

— Ты на ночь сказки рассказываешь? Фрэнку или кому-то еще?

Я молчу.

Очень завидую этому человеку. За день столько разных разочарований, суеты, а тут сказку услышала…

Я молчу. Только улыбаюсь. Она меня развлекла.

Вижу Фрэнка. Он разводит руками, видно про картины рассказывает. Тоже — сказочник. Но до „рыбки“ они еще не дошли.

Он обнимает Жаклин за пояс и ведет к нам.

Ну что ж, послушаем, что скажет эта.

— Как тебе эта картина, Жаклин?

Девушка, как мне показалась, хотела мимо пройти, даже не хотела смотреть на нее. Сначала бросила беглый взгляд на картину. Потом заинтересовалась. И… вдруг расцвела улыбкой.

— Боже! Какие ежики! Ах, как бы я хотела с ними, в эту ароматно пахнущую землянику!

Ах, как она меня растрогала!

Надо все-таки подсказать Фрэнку не оставлять надежд на сближение с такой понятливой девушкой. Стоит рискнуть.

Лори задает вопрос Фрэнку. Тот тупо смотрит на красно-черные блики на картине.

Только я знаю, как фыркает племянник на моих ежей.

— А что понравилось здесь тебе, Фрэнк?

Парень оглядывает зал.

— Тут нечего. Но, если хотите, я покажу Вам одно золотистое полотно. Вам должно понравиться.

Фрэнк ведет нас к „рыбке“. Мне любопытно, что скажут женщины.

— Какие чудесные цвета! Золотистые, прозрачные… Сколько солнца! Правда, чудо, Тэд?

Я улыбаюсь, ни да, ни нет, молчу, жду реакцию второй.

Ее рядом нет.

Жаклин пошла дальше по залу.

Я любопытен, направляюсь за ней, тихонько подкрадываюсь.

— Что же ты ничего не сказала про эту картину с рыбкой?

— А разве это картина?

Она передернула худыми плечиками. Отошла от очередного полотна.

— Я не люблю натюрморт. Тем более с дохлой рыбой. Она пахнет.

И, не глядя больше на картины, пошла в гардероб.

Да-а-а уж!

Но я снова ее догоняю.

— Жаклин, но ведь рыба еще не дохлая, она еще живая.

Девушка надевает шубку, резко поворачивается ко мне.

Даже захотелось провалиться на месте, как она на меня посмотрела!

— Вот именно! Рыбка живая. Она еще дышит. А это солнце сделает ее дохлой и вонючей!

Она ушла.

А когда я встретился взглядом с Фрэнком, я вообще пожалел, что привел его сюда.

Глория молча отошла о нас.

Глава 18

Что-то не так я делаю. Что-то с нами со всеми не то творится.

Фрэнк серьезно влюблен?

Ну ведь не в первый же раз, зачем такие страсти? Этого еще не хватало!

После ужина, при выходе из кафе, он меня достал: „Скажи, что нужно сделать!“

Пристал, так настойчиво: „Скажи!“, — как будто я секрет знаю.

Сколько замков — столько и ключей. Выбрал — трудись. Какой секрет?!

Я вспомнил, как сделал я, когда мне попалась несговорчивая, гордая девчонка. Тогда у меня получилось. Но ведь это не панацея от женских капризов.

Я поторопился со своим обещанием Фрэнку. Жаклин мне в жизни еще не встречалась.

Теперь вот…

Хотя, при чем здесь я? Дело в парне. Он заболел и серьезно. Не верится, что серьезно влюблен. А вот заболел сильно. Как лечить?

В лифте он полез со мной в драку: „Скажи! Ты знаешь! Вон она как вокруг тебя вьется“. Насчет „вьется“ — он переборщил. Она просто играет.

А тут еще позвонил Груссман. Мне нужно лететь в Стокгольм.

Я тут же предложил Фрэнку лететь со мной. Только я произнес слово „развеешься“, понял, или мне нужно уехать отсюда совсем или…

Глава 19

И я забубнил, как древний шаман. Или, вернее, безызвестный шарлатан, растерявшийся перед настойчивостью клиента.

— Закажи вина в номер, лучше молодого, розового. Пусть официант увидит ее у тебя. Но попытайся сделать так, чтоб ты не пил его, а все лишь она. А потом пригласи погулять по морозцу. Недолго. Потом в тепло. И к своему номеру, веди к себе. Скажи, поболтать недолго. Тему сам выбери, знаешь, что ее заинтересовать может. Меня не будет, я на ночь себе номер найду. Так что не стесняйся. Чуть согрелась — сразу и кидайся на нее. И учти, она к дверям, а ты — юбку стягивай. Кричать не будет. Стыдно — сама пришла. И, главное, не слушай, о чем она. Даже если и полицией грозить будет, или отбиваться ласковыми обещаниями, словами, что все расскажет маме. А ты молчи. Рви на ней все. Ей не в чем выбежать будет. Бегай за ней настойчиво, как кот. Также терпеливо жди. Не надо применять к девушке силу. Она все равно тебя слабее. Она сама через пару часов сядет. Будет смотреть на тебя. Может отпустишь?

А ты ей ври. Ври, что любишь, что таких, как она, в жизни не встречал. И в глаза, в глаза смотри! Она под твоим гипнозом еще с час так просидит. А ты ей свой пиджак на голые плечи кинь и — веди к дверям. Скажи, что очень любишь ее, но уж если настолько противен, пусть уходит. Скажи, что проводишь. Ну будто боишься, поздно, в коридорах безлюдно, обидеть могут, так скажи. А сам тяни. Ну ищи там ботинки свои, другой пиджак. Да ее из виду не выпускай, удерет. Оденешься, постой рядом, поплачь ей в глаза. Молча. А потом обвини ее в том, что она сама во всем виновата. Заманила тебя улыбками, околдовала, превратила тебя в тряпку. Теперь вот ноги вытирает. Начни целовать. И целуй, чтоб захлебнулась. Пусть каменная стоит. Пусть. Ты знаешь, что делаешь. И ничего, ничего, что у дверей неэтично и неудобно. Бери ее силой. Раз, два, сколько силы хватит, а потом неси на кровать. Она уже оживет. Либо плакать будет, либо позу поменяет. Если первый вариант, у тебя не получилось. Ты проиграл. Отпусти несчастную домой. Сам тоже катись. Второй — твоя. Ты — король.