МеЛ
Фиалки в разбитом бокале
Ты не читай все это будто справочник,
Тут и Америка не та, что за бугром.
Глава 1
Солнце оттенка плавленого золота окрашивало облака в цвет фруктового мороженого. Небо светлое, бело-голубое. Я стою, задрав голову, и чуть притопываю на месте. Снежок под ботинками скрипит «хруп-хруп», «хруп-хруп».
Вчера днем я жутко замерз. Пришлось зайти в салончик к Сэм Бэлу. Сегодня я в шубе и шапке из рыжей лисы. Варежки на меху, теплый иранский свитер, теперь мне мороз нипочем. Могу вот тут долго простоять, любуясь солнечным деньком и слушая здоровый гогот движущейся вокруг меня молодости.
После столь крутых моих переодеваний даже те, с кем я уже хорошо здесь знаком, с трудом теперь узнают меня. Я здороваюсь с ними первым. Мы перекидываемся парой фраз. Но они все спешат. Спешат жить. Двигаться. Какое же это счастье…
Ух, как мне сегодня не холодно! Ух! Пар идет изо рта. Я с удовольствием слежу за ребятами, лихо съезжающими с горы кто по одному, а кто вагончиком по два, три человека. Смеются. Когда вечером соберутся к ужину, щеки у всех будут розовые, свежие. Глаза будут искриться. После выпивки все разомлеют от избытка кислорода и усталости. Кто останется в ресторане потанцевать, а кто так, не снимая свитеров, отправится в танцзал или дискоклуб. И до утра, пока их усталость окончательно не свалит. Среди них мой племянник — Фрэнк Мэрфи.
Моя сестра, Элиза, не знала, как устроить сына, чтоб тот и отдохнул, и был под присмотром в период наших скучных дождей. Тех самых, что надолго запирают человека одного дома. Она поручила парня мне, узнав, что после курорта я резко меняю побережье с пальмами и горячим песком под ногами на холод и снег, перемешанные с прозрачным жаром финских бань.
Теперь я обожаю контрастные броски. Теперь хуже нет для меня кисло-сладкого и бело-черного. Я предпочту сначала то, что белее белого, а потом, только потом можно и всему с головой в бездно-черное. И пусть меня считают капризным. Особенно те, кто знал меня раньше. Видимо все никак не могут принять изменений во мне. Я им не совсем понятен теперь. Жизненные ценности сменены напрочь.
Я снова огляделся, протоптав круг белого-белого снега.
А жизнь моя, несмотря на крутые перемены в здоровье, продолжается. Правда, теперь я не могу лихачить на водном мотоцикле, серфинг и лыжи — тоже можно забыть. Вот танцы… А что, пожалуй стоит попытаться. Никогда не любил это дело раньше. С притопом на месте… Забавно. Даже, наверное, смешно, если представить.
Снег под ногами стал плотным, как белый асфальт.
Зато теперь я имею достаточно времени, чтобы оглядеться и задуматься. Я научился чувствовать эти розовые облака, эту голубизну зимнего неба, понимать вкус чистого снега. Могу, не боясь быть не так понятым, открыто любоваться красотой людей. Возможно, смущая
Зачем им знать про мою боль, ведь все вокруг так хорошо. Жизнь — она движется.
Я решил пройтись. Сойти со своего снежного „круга“.
Вот еще бы научиться гасить в себе другую боль. Ту, что страшит меня больше, чем ожидающая меня неподвижность. Ту, что дразнит меня безвозвратностью былых ощущений. Ту боль, что так резко сужает мои теперешние удовольствия. Ах, как отличны они от тех беззаботных, безоглядных, что были до…
От дел я отошел. За последний год заезжал в центральный офис пару раз. Поговорил с кем нужно, порасспросил, о чем хотел. Посмотрел, как и что. Как там без меня. Все вроде нормально. Все крутится. Связи налажены, рекламаций нет. Пожелал удачи и уехал.
«Хруп-хруп», «хруп-хруп». Ух! Чуть замерз нос. Поднимаю воротник шубы и прячу лицо в мех.
Что это за девушка в песцовой шубке и красиво сдвинутой на бок шапочке? А, кажется, я ее уже видел. Да, точно. Мы встречались в день приезда сюда. Красивая, юная. Она улыбнулась мне. Я кивнул. Хотя знаю точно, мы не знакомы. Помню, меня поразил тогда задор ее глаз. Умное лицо. Добрая улыбка.
Ну вот, опять я себя пожалел! Это зависть. Да. Второй раз вижу эту девушку в обществе моего племянника. Второй уже раз. Ну-ну, не вздыхай, старина. Время имеет свой срок. А Фрэнк — он хороший парень. Все нормально. Все правильно.
Номер у меня с племянником смежный. Есть дверь в его номер, есть в мой. Но есть и дверь, через которую мы можем посещать друг друга. Он заходит ко мне чаще утром и говорит: „Доброе утро, Тэд!“. Он зовет меня по имени, обращаясь ко мне на „ты“. Ну ладно, я не против.
Ему нет еще девятнадцати, а мне… Да и мне немного.
Ну хоть столько пожил. Срок для удовольствий.
Но честное слово, не ощущаю я себя стариком! Этаким все познавшим, насытившимся дядькой. Потому и пусть так, пусть без „дядя“, пусть просто Тэд. Пусть так.
Если бы не авария, в которую я попал полгода назад, здорово повредив свои кости, я бы и до двухсот лет хотел жить.
И весело бы жил!
Можно и сейчас жить. И вот я живу.
И пусть, что „Тэд“. Это дает ему право на откровенность в наших отношениях, а я могу обойтись без нотаций, могу давать приятельские советы. Хотя, бог свидетель, как нужно жить правильно, я и теперь не знаю. Просто полюбил жить.
Фрэнк — парень смышленый. Немного затюканный женским однобоким воспитанием, а так ничего. Он мне нравится. Правда, он заметно хочет выглядеть сразу и суперменом, и джентльменом. Ну и пусть пока мешает не смешиваемое. Все отстоится. Все с возрастом встанет на свои места. И жизнь укажет ему его место.
В мои девятнадцать отец отдал мне свою дочернюю фирму. Хорошо помню это время. Помню, как быстро оно текло. Казалось, мне не хватит и сорока восьми часов в сутках. Я учился, а после лекций работал. Учился работать. Сколачивал коллектив, терял одних и приобретал других друзей. Жаль, что терял и хороших. Ошибался. Были и разочарования. В бизнесе нагревали более опытные и крутые друзья. В любви… В моей любви бывало всякое. Даже рогатым походил.
Ну и ладно. И хорошо, что успел ощутить эти маленькие прелести на голове, глотнул слез обиды. Узнал глубину предательства.
И, слава богу, не стал окончательно мудрым и ядовитым. Кое-что тоже отстоялось. Да, капризный. Сам понимаю, что переигрываю под час. Нарываюсь на острое. Да какие капризы?! Просто тоже хочется смешивать не смешиваемое. Да, да! Хочется обратить на себя внимание. Вот, вот таких вот горящих юностью глазок.
«Хруп-хруп», «хруп-хруп».
Что это так приятно пахнет? Я осторожно оборачиваюсь.
А, это та самая — знакомая Фрэнка, к которой он явно неравнодушен. Ей попал за шиворот снег, она скинула свою шапочку и трясет золотистыми волосами рядом со мной.
Волосы сверкают медью, каплями талого снега и пахнут арбузной мякотью.
Я резко отворачиваюсь. Ощущаю боль в шее и отхожу в сторону.
Но мой замерзший нос прочно задержал в себе этот дивный аромат. Захотелось мороженого с арбузом. Хотя в такой мороз, наверное, лучше б глинтвейн.
Нет! Никаких лекарств от насморка! Мороженого с арбузом — для моего носа — великолепно!
Решил предупредить об уходе в кафе подгулявшего племянника. До обеда далеко. Посижу в кафе.
— Фрэнк! Фрэнк!
Фрэнк скатывается с горы, стоя на одной широкой лыже. Не падает. Молодец! Откидывает лыжу в сторону и идет ко мне.
— Фрэнк! Ты, наверное, будешь кататься здесь до обеда?
Скатывается на санках его „двухдневная“ подружка в белой шубке. Быстро приближается к нам. Встает рядом. Улыбается, как ребенок. Разглядывает меня.
Но Фрэнк не торопится знакомить нас.
Девушка заглядывает мне в лицо, будто прислушивается.
Я стараюсь не поддаваться на женские уловки, стандартно улыбаюсь ей в ответ и продолжаю.
— Я собираюсь прогуляться до кафе…
Глядя в глаза дерзкой девчонке, будто шутя, продолжаю:
„Захотелось мороженого с арбузом. Пойду, выясню, есть ли у них такой десерт“.
Девушка мгновенно загорается в желании подражать.
— Да, Фрэнк, я тоже хочу мороженого! Пойдем! Эй, ребята, кто в кафе мороженое есть, идемте с нами!
Фрэнк обнял девушку за плечи и они, значительно меня опередив, двинулись в сторону кафе.
Ну вот! Все идут туда же и за тем же. Съедят сейчас мороженое с арбузом. Повторяться мне не хочется. Ну что за молодежь! Ничего сами придумать не могут!
Я медленно иду за ними в сторону кафе пить мой глинтвейн.