МеЛ

Фиалки в разбитом бокале

Я расплачиваюсь. Да, спасибо. Да, непременно зайду еще.

Я не издевался. Как-будто, нет.

То есть, почти нет.

Когда вы осознаете, что такое блаженство, как чье-то постороннее внимание лично к вам, не вечно, вы готовы начать капризничать уже сейчас. Пока рядом не оплаченная вами сиделка, а просто женщина с улицы, за прилавком и вообще хоть кто-нибудь, вы жаждете капризничать.

Тяжело. Но удовольствию — время, а беде — свой час. И пусть я кажусь кому-то капризным идиотом, покупающим для себя розовое.

Мне весело.

Глава 24

Покупки — тяжесть небольшая.

Возвращаясь из бутика, я как раз проходил мимо конюшни, где меня уже ждет тихая, как мне сказали по телефону, кобылка. Можно было сразу зайти. Для первого знакомства галифе не требуются.

И все же я вернулся в отель.

За стойкой регистратора стоит молодой человек. Я обратился к нему с просьбой.

— Будьте любезны, распорядитесь отнести это в сто семнадцатый. Если там кто-то будет, попросите перезвонить сюда. Я подожду в холле. Если никого не будет, пусть положат это на стол. Спасибо.

Я быстро написал записку.

„Фрэнк, если что-то нужно, я на конюшнях. Тэд“.

Нет никого в номере сто семнадцать.

Я ухожу в соседний отель. Снова снимаю номер на день. Переодеваюсь и иду к лошадкам.

Не люблю игру в прятки с детства. Ты водишь. Все тебя видят, ты — никого.

Глава 25

Для начала, объясняю управляющему конюшней, кто я и зачем хочу поездить верхом на лошади. Тот очень внимательно меня выслушивает, оглядывает и говорит, что с подобным случаем еще не встречался, но охотно поможет. И мне вывели смирную лошадку, и посоветовали начать с пятиминутной езды.

Я соглашаюсь и с большим удовольствием наслаждаюсь общением с красивым и сильным животным.

Мысли там наверху приходят разные. Я думал о своей семье. Отец — глава, мать — наше сердце. Моя сестра — это мой кумир. У меня всегда были девушки, которые на нее походили внешне. И Фрэнк, конечно. Я его тоже люблю. Все они, мои любимые, значатся в душе моей. В завещанье моем.

Бывших двух жен я в семью и не включал. Не я, а они сами ехали к моим родителям и представляли себя: „Я — жена вашего сына“. Я, правда, не слышал эти слова. Я был в это время на работе.

Ну все, прогулка закончилась.

По-моему, мы друг другу понравились. Я ласкаю лошадь ладонью. Угощаю предложенным сахаром.

Мы даже похожи с тобой, красотка. Окрас у нас один.

Только я чалым поневоле стал.

Я на сегодня прощаюсь с моей новой подружкой по кличке Чуткая.

Глава 26

Хочу поужинать. Опять отель, опять я один.

Моюсь и к ужину выхожу в новой сорочке и галстуке. Чувствую себя неотразимым. Пожалуй, потом захочется в ресторан. Нет, лучше вздремну. Надо бы еще погостить здесь. Фрэнк на мои телефонные звонки не отвечает. Ну правильно, король на вершине бывает один.

Иду к девушке, которая улыбается мне из-за регистрационной стойки.

Оставляю за собой номер еще на трое суток.

— Да, опять один. Это мой рок — ревнивые жены. Сколько, что? Жен? Шесть. Только шесть. Нет, их имен не забуду никогда. Иметь больше здоровье не позволяет. Вы считаете, что и это много? Да ну, что вы?! Как же без шестерых! Для жизни, для работы, для души и второй состав — дублерши. На всякий случай. Что значит, зачем для работы? А кто работать будет, я?

Девушка за стойкой портье смеется. Хорошо.

Я иду пить в ресторан.

Тут тоже неплохо. Уютно.

Пью „мартини“.

Хорошее вино. И здесь мне нравится. Вино отменное. Я заказываю еще. И еще.

Чудо, как мне все тут нравится.

О, нет, нет, нет!

Совершенно неожиданно передо мной оказалась эффектная крашенная шатенка.

— Да, я танцую. Да, конечно, разве я могу отказать такой женщине?

Танцуем. Я уже и не знаю, на кого я сейчас похож. Но строить из себя ловеласа мне нетрудно.

— Мне кажется, что мы уже встречались. Да, возможно в Греции. Да, я люблю греческие пейзажи. Вы очень красивы… Ваши духи… Что это за чудесный аромат? „Ша нуар“? Ах вы, кошечка! Этот аромат подсказывает мне вашу суть. Вы конечно коварны, как смелая и очень уверенная в себе, кошечка. Ах вы, кошечка…

Ей за пятьдесят. Я ее понимаю, но, к сожалению, для жигало я слишком стар. Я провожаю женщину до места и говорю, что пришло время забирать жену из солярия. Развожу руками: „А-то подгорит, моя кошечка“, — и линяю.

Прихожу в номер и снова звоню Фрэнку. Трубку не берет. Ну, может, и к лучшему. Даже не знал бы, как начать с ним разговор.

Нужно время. Ладно. Подождем до завтра.

Засыпаю.

Звонок телефона. Не мобильного. Гостиничного.

— Алло? (Молчание.) Алло?! Вас слушают, пожалуйста, говорите. (Молчание.) Мне очень жаль, но я хочу спать. Спокойной ночи.

Я отключаю телефон. Минуты две думаю, кто это может быть?

Долго ищу удобную позу.

Включаю телефон. Потом засыпаю.

Спокойно сплю.

Глава 27

С утра у меня дела. Я иду на почту. Наконец пришел письменный ответ от Груссмана. Комиссия ознакомилась и постановила…

Вот и почитаем, что шведский специалист про меня плохого скажет. Сколько шведская кукушечка про меня прокукует. Почитаю.

Фрэнк так и не позвонил. Хотя я дважды будил его после завтрака своим звонком. Ну ладно, пусть. Это молодость.

Если не обида.

Ну вот он, конверт. Толстенький. Не люблю толстые.

Я сел на сиденье и, не обращая внимания на суету на почте, не спеша начал читать заключение.

Помню, как однажды выбрали меня судебным заседателем. Однажды, потому что мне одного дела хватило. Я после него самоотвод взял. Парня судили, сволочь жуткую. Все кляли его, как последнюю тварь. Вышку заслужил. Состав заседателей был за вердикт „виновен“. И лишь меня одного возмутила защита. Совсем никчемный адвокатишко был у него. На возмущение никчемный! А тут еще женщина, мать единственно оставшейся в живых жертвы, встала на колени перед парнем и сказала: „До самой смерти бога молить буду за спасение твое, сынок. Спасибо, что ты оставил живой мою единственную дочь“.

„Неисповедимы пути господни“.

Как же мне тяжело…

Я прочел заключение несколько раз…

И с почты вернулся довольным собой. Какой я живучий! Боже, спасибо тебе за этот и другой день! Сколько их? Неужели так мало?

После ужина мечтаю об одном — напиться.

Иду в ресторан. Сегодня я заказал „бургундское“.

Это мне знакомый мажордом подсказал. Сегодня завезли семь бутылок. Конечно, я заказал бутылочку, попробовал. Действительно, отменное „бургундское“. Заказал еще. До вечера я закусывал и пил.

Пил и закусывал. Потом пошел погулять. Освежиться.

Я глубоко дышал морозной свежестью. Долго я наматывал круги свои.

Слезы текли из глаз моих…

Дурь выходила.

Присел, как еще могу, захватил рукой горсть снега, пожевал. Прелесть закуска!

И вдруг в меня ткнулась морда Деринга.

— Ах, ты, лапуля, пятнистый!

Я нагло треплю его по спине. Пес терпит.

Ах, вот почему…

— Добрый вечер, Тэд. Ты, я вижу, совсем переселился в этот отель. Между Фрэнком и тобой что-то произошло?

— Нет, все нормально. Просто дал ему абсолютную свободу на сорок восемь часов. Завтра ему снова под мой колпак.

Лори улыбнулась.

— Значит, ты вернешься?

— Конечно. Меня уже гонят отсюда. Здесь терпят только карликов, я не прохожу под их жесткие мерки. Или голову „вжик“, чтоб покороче был, или меня вон!

— Ты выбираешь жизнь?

Я медленно поднимаюсь. От хмеля мне так хорошо, что я разрешаю себе не следить за настроением женщины.

Вздыхаю и отвечаю ей.

— Да, да. Хочется жить, Лори. Хочется! А почему ты так поздно? Обычно в это время ты его уже провожаешь.

— А я и так иду его отводить. Деринг!

Пес перестал бегать и пошел рядом. Слышно, как чуть позвякивает его цепочка. Благородная порода.

Мы отводим пса спать.

— Чао, Деринг. Твоя хозяйка — прелесть!

Глория улыбается.

— Ты сегодня так мил, Тэд.

Ах, как мне сегодня нравятся эти ее растянутые „ми-ил“ и „Тэ-эд“.

— Это от вина-а.

Она опускает голову.

Ну конечно. Этот мой язык во хмелю!

— Мне очень стыдно признаться, Лори. Но это так — я пьян.