МеЛ

Игра в карты с ослом

— Нет.

Пазини не желал проигрывать игру. Он упрямо хотел всучить Лоренсу свое „сокровище“ для компромата.

„И не торопит, не торопит с раздачей. А если выиграет? Да уж! Таких интересных партнеров мало попадается. Уже полгода с ним играю и сплошные проигрыши! Миллионов пять я ему точно спустил! Поди и не сядет, чтоб в „рабство“ больше не попадать? Нет, сядет. Его беда и его достоинство в наличии крупного азарта. Потому и в бизнесе хорошо „гребет“. Наглый! Будет играть. Будет“.

— Ладно. Тогда на сухую. Милочка, что это у мистера Лоренса на плече? Поди-ка, стряхни.

Тэд даже вздрогнул, когда она, чуть приподнявшись, коснулась, просто коснулась его плеча. Он не ожидал от нее покорности после перенесенных оскорблений от старика.

И проиграл. Снова между ним и Пазини стоял долг в миллион.

Облизывая губы и подняв кверху глаза, он что-то произнес про себя. Потом быстро посмотрел на девушку. Она на него.

Заметно с облегчением она вздохнула.

Пазини ликовал, любуясь их „многозначительными“ вздохами.

— Ну а теперь, теперь, думаю, за продолжение вашего знакомства не откажетесь выпить со мною.

Лоренс даже зубами скрипнул, спросил нетерпеливо: „Где я должен быть в понедельник?“

Пазини присвистывал остатками личных зубов.

— На своем „рабочем месте“, Лоренс. При даме. К ужину — ко мне. Если не откажетесь от моего угощения. Желаете отыграться? Тогда к ужину жду. После игры свободны. Оба. Вместе. До двадцати четырех часов.

И он оскалился в улыбке.

— Как и сегодня, не забудьте. А это значит, что моя милая племянница будет у ваших ног двое суток. Кстати, она недурно рассказывает ужастики на ночь. Про отрубание конечностей. В смысле, голов.

Лоренс выслушал требования Пазини уже более спокойно. В полуобороте, чуть щуря один глаз, смотрел на „живую игрушку“.

Двоякое чувство было в нем. Но сострадание превысило. Именно это заставило его встать, подать ей руку и, осторожно обняв за плечи, вывести ее из комнат подлого старика.

„Теплее, теплее, Лоренс. Грядет победой мой вариант „Чио-Чио Сан“!“ — ликовал им в спины сухопарый интриган.

Девушка взяла с собой необходимые ей вещи. Она долгое время, в задумчивости, выбирала из того, что было аккуратно развешено кем-то в ее гардеробе в доме Пазини.

Тэд ждал ее в машине.

Когда она села, он неожиданно спросил: „Итальянский хорошо знаешь?“

Она недоуменно посмотрела на него.

— Я — итальянка.

— Да? А, ну да, конечно. Тогда вернись за паспортом, мне в Рим надо слетать.

Так неожиданно для себя она побывала на Родине.

В Риме Каролина была переводчиком у Лоренса. Его римский приятель и партнер по бизнесу слабо говорил на английском языке, а уж прямую торопливую речь Лоренса понимал с трудом. Говорили они о делах. Кэрол заглядывала в технический словарь, если не понимала, каким лучше словом выразить тот или иной технический термин.

Наконец, встреча перешла к неофициальной части. Приятель очень хотел узнать, где Лоренс нашел такую очаровательную переводчицу. Американку, так великолепно говорящую на итальянском языке. И имеющую классические данные красавицы-итальянки?

Лоренс промолчал.

Каролине показалось, что ему как-будто стало стыдно за ее уж слишком „классические“ данные красотки итальянского происхождения. Она опустила голову и больше не поднимала глаз на итальянца.

Деловая встреча друзей и партнеров завершилась.

Через некоторое время Кэрол и Тэд опять оказались в „Боинге“ над океаном.

Лоренс пытался уснуть. Но все не мог. Было видно, что-то сильно мешает ему спокойно сесть, удобнее свернувшись в кресле, да уснуть. Хотя он очень устал.

Но не столько физически, сколько морально. Хотя Каролина и помогла ему в необходимом деле, он был обременен ее присутствием. Она тяготила его.

Наконец, он повернулся к ней и, не обращая внимания на то, что глаза ее были закрыты, спросил.

— Ты что, действительно Пазини?

Она кивнула, да.

— У него же нет родственников?

— Моя мать была его сестрой.

— Насчет остального, что он говорил, тоже правда?

Она сидела не шелохнувшись.

Тэд отвернулся.

Потом встал и походил по салону самолета. Снова сел.

— Кто твой отец?

— Джон Веллингтон. Из Нью-Йорка.

— Он знает, что ты наложница у Пазини?

— Я не наложница. Пазини — импотент.

— Почему ты так решила?

Она, не поворачиваясь, пожала плечами. Лоренс опять замолчал.

Потом повернулся к ней всем корпусом и стал говорить с чувством, но тихо.

— Тебе что, идти некуда? Или ты надеешься, что он при тебе излечится от своего недуга?

Тэд понимал, не его это дело. Помолчал. Потер лицо ладонью. Откинулся в кресло. Закрыл глаза.

— Ты могла бы устроиться в больницу санитаркой, могла бы идти продавщицей мороженого на улицу. Да с такой внешностью… тебя бы горничной в отель взяли.

Лоренс опять приблизился к ней. Быстро пробежался взглядом по ее профилю.

— Если ты надеешься на наследство, то зря. Этот гад переживет и тебя, и саму смерть.

Она молчала. Тогда он чуть повысил голос: „Он же издевается над тобой! Тебе что, все равно?!“

Девушка повернулась к нему. Была спокойна. То есть продолжала молчать. Просто смотрела на него.

Это еще больше возмутило Лоренса. Он резко втиснулся в свое кресло и отвернулся от нее.

И тогда она ответила: „Нет, мне не все равно“.

Тэд помолчал, спросил уже тихо, не вскакивая, даже не открывая закрытых глаз.

— Ну так какого черта? Или ты надеешься на то, что ты — прямая наследница, мечтаешь довести до инфаркта старого импотента?

Он снова развернулся к ней.

— Или ты из тех, кто другую щеку подставляет, если им в лицо плюнули?

— Я не смогу. Ты не понимаешь.

Она смотрела на него, не отрываясь.

Ей давно не встречался человек, который бы так неравнодушно прикоснулся к ее судьбе. Но это был чужой человек. Который может вот так „покипятиться“ и… остыть. Уйти, закрыв перед ней дверь. Довериться ему она была не готова. То, что он обсуждал, было слишком личным для нее.

Тэд почти ее понял.

— Понятно! Ну, дело личное. Но я бы твоего родственника с удовольствием крокодилам скормил. Без сантиментов из теории христианства.

Он помолчал.

Спать еще не хотелось. Лоренс пытался читать, но девушка заглядывала ему за плечо, а он этого не любил. Он отдал ей журнал, взял себе другой, а тот оказался ему не интересен.

Он прикрыл глаза и затих в кресле.

А Кэрол получила возможность рассмотреть его получше.

Лоренс был красивым, с ее точки зрения. Хотя красота его была относительной. В лице было слишком много гордости. Его запальчивость, желание вскочить и действовать было в каждой черточке и внешности, и характера. Умные, выразительные глаза его редко были спокойны. Чаще он прятался за маской спокойствия. И это было результатом воспитания. Четкий слог, твердая походка, сухие жесты — все, все только воспитание. И гены, о которых так страстно говорил Пазини. Еще ей нравились его руки. Она в жизни не видела таких крепких мужских рук. С широкими ладонями, сильными короткими пальцами. Никаких украшений на руках, кроме хорошей марки часов. Всегда только деловой костюм. Она припоминала, видела ли его без галстука. Оказалось, нет.

Заметив, что он шевельнулся, она тихо спросила.

— А ты в Лос-Анджелесе живешь? Тот дом, где мы ночевали, твой?

— Родителей.

Девушка помолчала. Нерешительно спросила опять: „Они добрые?“.

— А разве родители „недобрыми“ бывают?

Она дернула плечами.

— Не знаю. Наверное, не должно быть.

Тэд открыл глаза. Покосился на нее.

— Чем занимается твой отец?

— Он — дизайнер. В прошлом очень известный в Нью-Йорке. У него были успешными и зарубежные работы. Он — специалист по отделкам выставочных залов. Видел Центральный выставочный зал в Торонто?

Тэд пожал плечами.

— Это было сделано под его руководством.

— Что ж он тогда не заботится о тебе?

— Он болен. Пьет. Даже дипломы и награды свои пропил. Живет в мастерской своего приятеля…

Каролина помолчала. Затем тихо, без какой либо интонации, произнесла: „В карты играет“.

Тэд спокойно произнес: „На тебя“.

Девушка промолчала.

Лоренс приподнялся, развернулся к ней. В упор посмотрел ей в глаза: „Сладкая у тебя жизнь!“.

Встал и пошел гулять по бизнес-салону.

Проходя мимо стюардессы, он попросил принести французского красного вина. Когда его принесли, он сел. Стал потягивать вино из бокала.

Потом спросил: „Сколько тебе лет, шестнадцать?“

— Семнадцать.

— Школу закончила?

— Я почти и не училась. Некогда было. Так, пишу, читаю. Алгебру уже не проходила.

Она посмотрела в иллюминатор. Вздохнула.

— Что земля — шар из фантастики узнала. Я все с отцом ездила. Где он работал, там я и жила. В школу он меня не устраивал. А книжки люблю.