Юрий Зеленецкий
Зеркало Шекспира
Если бы даже В. Шекспир ничего кроме этих строк не написал, уже одни они могли бы образовать пьедестал вечного нерукотворного памятника ему, уже века служащего укором всем отцам, независимо от того, читали ли они В. Шекспира или не читали. Иоанн Златоуст учил: „Нерадение о детях есть величайший из всех грехов и в нем крайняя степень нечестия“. И достигается эта крайняя степень тогда, когда в напутствие детям говорят: „Иди туда — неизвестно куда, за тем — неизвестно чем“. А с какими намерениями это делалось в одноименной сказке — известно всем. А о тех, для кого после них — хоть потоп, и говорить нечего.
Естественно, чтобы отправляющиеся в самостоятельное плавание по волнам жизни сыновья правильно и полностью восприняли подобные шекспировскому заветы, их необходимо готовить к восприятию этих заветов уже с детства.
Далее важно знать, что в подлиннике последние три строки начинаются более энергично и более определенно: „This above all… — Это превыше всего…“ Затем уже следует: „to thine ownself be true…“ И, очевидно, во всех этих трех строках содержится то, о чем Эпиктет говорил так: „Помни об общем принципе — и ты не будешь нуждаться в совете“. Ведь, очевидно, невозможно заранее дать рецепты решений на все случаи жизни. Тем более, что сыновьям придется решать уже новые задачи, которых не решали их отцы.
Памятуя об указании Х. Холланда, объяснение смысла слов „будь верен сам себе“, и не только здесь, но и в сонете 123, можно найти в словах первого бандита из „Тимона Афинского“ (IV, 3): „…there is no time so miserable but a man may be true. — …нет такого ужасного времени, в какое человек не мог бы оставаться человеком“.
Таким образом, Полоний говорит Лаэрту: всегда будь человеком и строй свои отношения с другими людьми соответствующим образом.
Но настоящий человек — это не стихийный человек, не случайное совпадение „элементов“. Настоящим человеком не становятся по примеру, завету или подражанием. Подражанью вообще, как написал В. Шекспир в пьесе „Бесплодные усилия любви“: „грош цена: и собака подражает псарю, обезьяна — хозяину…“ Настоящий человек — это человек сознательный. Он сознательно принимает решение быть человеком. Поэтому он должен решать вопрос: „Быть или не быть (можно и „жить или не жить“) человеком?“ Вдобавок он должен решать, своевременно ли быть человеком.
Кстати, опять же, доказательства бывают и „от противного“. Иногда бывает достаточно, как это делает Ричард II, начать с аргументов другой стороны:
А мысли о смиренье и покое
Твердят о том, что в рабстве у Фортуны
Не первый я и, верно, не последний.
Так утешается в своем позоре
Колодник нищий — тем, что до него
Сидели тысячи других в колодках, —
И ощущает облегченье он,
Переложив груз своего несчастья
На плечи тех, кто прежде отстрадал.
(V, 5, перевод М. Донского).
Как справедливо заметил В. Шекспир в пьесе „Конец — делу венец“ (IV, 3): „How mightily sometimes we make us comfort of our losses!“ Как мощно иногда мы создаем себе удобство из наших потерь.
Свои главные слова В. Шекспир не всегда поручал говорить тем персонажам, от которых подобные слова ждут скорее всего. Вот и пояснение, над каким вопросом раздумывал Гамлет, дает не благородный Кассио, а негодяй Яго:
„От нас самих зависит быть такими или иными. Наше тело — это сад, где садовник — наша воля. Так что если мы хотим сажать в нем крапиву или сеять латук, разводить иссоп и выпалывать тимиан, заполнить его каким-либо одним родом травы или же расцветить несколькими, чтобы он празднично дичал или же усердно возделывался, то возможность и власть распоряжаться этим принадлежит нашей воле. Если бы у весов нашей жизни не было чаши разума в противовес чаше чувственности, то наша кровь и низменность нашей природы приводили бы нас к самым извращенным опытам. Но мы обладаем разумом, чтобы охлаждать наши неистовые порывы, наши плотские влечения, наши разнузданные страсти“ (I, 3, перевод М. Лозинского). Кстати, этот же подлец несколькими строками ниже еще и говорит о своем понимании истины связи времен: „Есть много событий в утробе времени, которые жаждут народиться“.
То есть, опять же, В. Шекспир говорит здесь о том, что нельзя быть человеком, не найдя предварительно разумного ответа на вопрос, „Быть или не быть человеком?“ А ответ на этот вопрос невозможно дать, не решив предварительно вопроса о своевременности такого решения. А дать доказательство того, что быть человеком всегда своевременно, значит выбить главный козырь из рук тех, кто решает человеком не быть.
В. П. Комарова в цитировавшейся книге замечала: „Однако в монологе „Быть или не быть“ идет речь о другом типе действия, которое названо „enterprise“. В сочинениях шекспировской эпохи это слово означает, как правило, деяние, имеющее общественное, политическое или государственное значение, это не поступок частного лица, не просто личная месть. Гамлет говорит о действии, которое влечет за собой общественные потрясения“. Действительно, как можно допускать мысль, что человек за несколько эпизодов до этого монолога трижды (!) сказавший, что он может расстаться со многим, „за исключением жизни, за исключением жизни, за исключением жизни“, может затем думать о самоубийстве.
Кстати, самая элементарная логика должна была подсказывать следующее. Если отец Гамлета был последним настоящим человеком, если „ему подобных… уже не встретить“, если „быть честным при том, каков этот мир, — это значит быть человеком, выуженным из десяти тысяч“, то перед Гамлетом обязательно должен был встать вопрос о своевременности быть человеком. Перед глазами же самого Шекспира стоял пример еще более трагичный — живой факел Д. Бруно. Это вспоминая его, В. Шекспир написал в „Зимней сказке“:
Тот еретик, кто поджигает,
А не тот, кто горит.
(II, 3, перевод Т. Щепкиной-Куперник).
Из всего сказанного ранее В. Шекспиром вытекает, что любое решение любым человеком этого вопроса неизбежно сказывается на развитии общества, которое и составляют люди, принимающие вроде бы частные, касающиеся только их решения. Кстати, „Гамлет“ стал последним произведением В. Шекспира, в котором он предъявлял претензии ко времени.
Но уже в своих первых поэмах В. Шекспир указал и на одно из главных качеств человека — его понимание необходимости участия в делах общественных. „Как жалки только для себя усилья“ — написал он уже в поэме „Венера и Адонис“. „Тебя не дело общее волнует“ — повторил он в поэме „Лукреция“. Антоний в последних строках „Юлия Цезаря“ сказал о Марке Бруте:
Он римлянин был самый благородный.
Все заговорщики, кроме него,
Из зависти лишь Цезаря убили,
А он один — из честных побуждений,
Из ревности к общественному благу.
(Перевод М. Зенкевича).
В газете „Комсомольская правда“ от 21 января 2000 года в статье „Сейчас я веду диалог с Бомарше, Наполеоном и Распутиным“ Э. Радзинский написал замечательные слова: „Крайне опасно долго не понимать истину“. И В. Шекспир тоже понимал это. Он понимал, что только истиной можно „вычистить желудок грязный испорченного мира“. А истину сеют не делами, — словами. А потому нельзя быть человеком, не сея постоянно в обществе понимания, что истинно в общем есть человек. Но он также понимал, что, скажи он лишнее, необдуманное слово, и в костер пойдут все его книги, в которых каждый чуткий к правде здравомыслящий человек может найти ответы на возникающие у него вопросы.
Выражения В. Шекспира зачастую грубоваты. Приводить некоторые цитаты было бы не деликатно. Но желающие всегда могут сами, читая Шекспира, убедиться, что у В. Шекспира можно найти подтверждение тому, что будет изложено в заключении.