Юрий Зеленецкий
Зеркало Шекспира
На необходимость видеть связь общего с частным он указал и в „Макбете“ в отповеди Макбета на слова первого убийцы:
Государь, мы — люди.
Макбет
Да, вы по списку числитесь людьми, —
Как гончих, шавок, мосек, полукровок,
Борзых, легавых и волчков, всех скопом,
Зовут собаками. Но роспись цен
Их делит на проворных, смирных, умных,
Сторожевых, охотничьих, по свойствам,
Которыми богатая природа
Их наделила, так что есть у каждой
Свой чин, хоть в общем списке между ними
Различья нет; вот так же и с людьми.
(III, 1, перевод М. Лозинского).
Словами „Свой чин“ М. Лозинский перевел слова В. Шекспира „Particular addition“. И при всей кажущейся безобидности, несущественности частного случая опускания точного перевода слова „particular — частность“, уже такой случай вносит свою лепту в непонимание общего характера творчества В. Шекспира. А ведь именно опираясь на такое понимание, надо подходить к переводу произведений В. Шекспира.
Открытие В. Шекспира можно проиллюстрировать словами А. де Сент-Экзепюри в „Военном летчике“: „О человеке нельзя сказать ничего существенного, если пытаться определить его только свойствами людей“. А значение этого открытия лучше всего раскрывают слова Д. Дидро из комментария „Салон 1767 года : „Но что есть я? Что такое человек? …Животное …Да, несомненно; но собака тоже животное; волк — тоже. А человек — не волк, не собака… Как же возможно иметь точное представление о добре и зле, о красоте и уродстве, о хорошем, об истинном и ложном, не имея предварительного представления о самом человеке? …Но если невозможно определить понятие „человек“, все потеряно…“ Между прочим, В. Шекспир тоже написал в „Буре“ (IV, 1): „…all, all lost, quite lost… — все, все потеряно, совершенно потеряно“. И совершенно очевидно (поэтому переводчики и корнают эти слова), что выражаемая этими словами буря эмоций не могла подняться в душе В. Шекспира только из-за одного неподдающегося исправлению Калибана.
Нет средств показать, как многие люди были всего в нескольких шагах от возможности сделать открытие, подобное открытию В. Шекспира. Можно, например, предположить, что контуры его были видны уже Антисфену, написавшему в сочинении „Геракл“: „Лишь познав возвышенное, ты поймешь человеческую сущность. Познав же лишь земное, ты будешь бродить вслепую, как дикие звери“. Почти все, что сказал В. Шекспир, сказал А. Блок: „Для России существенно важно, чтобы каждый осознал себя человеческой личностью в абсолютном (то есть в общем — Авт.) ее значении…“ Много ли надо было пройти Блоку до шекспировского понимания после его слов в статье с интересным названием „Много шума из ничего“: „Когда мы смотрим, как другие представляют, чем жив человек, мы как будто смотрим на самих себя в зеркало; оттого каждый из нас может лучше присмотреться к себе самому, увидать, что есть в душе у него черного и грешного и что есть светлого и радостного“. И уж совсем сантиметры до шекспировского обобщения осталось Блоку пройти после выдвинутого им положения: „Во всех нас очень много настоящего и лишь одна капля будущего“. Эти же сантиметры осталось пройти Г. Брандесу после выделенных жирным шрифтом его слов в цитате, посвященной „Генриху IV“. На ступеньку не поднялся до уровня В. Шекспира Г. Лихтенберг, сказавший: „Человек, живущий в трех мирах — в прошедшем, настоящем и будущем — может быть несчастным, если один из этих миров ничего не стоит“. Но самый поразительный пример появился ровно через четыре века после „Гамлета“ в статье В. Триодина: „Прошлое, будущее, настоящее — все переплетено в человеке. Переплетение времен“. (11)
За четыре века до В. Триодина В. Шекспир говорил об этом в последней сцене драмы „Ричард II“: „So is it in the music of men’s lives. — То же есть в музыке человеческих жизней“. А что есть в музыке, В. Шекспир написал в сонете 8, который все переводчики начинают словами: „Ты — музыка…“ Кстати, король Ричард употребил в этой сцене еще и такие слова: „…time is broke…“ Это к тому, что у В. Шекспира ничего не проходило бесследно.
Таким образом, человек суть материализованная истина взаимосвязанного сосуществования элементов прошлого, настоящего и будущего в каждом миге бытия. Как замечательно сказал А. Фет:
Хоть не вечен человек,
То, что вечно, человечно.
Очень жаль, но всего одной строки не хватило Г. Державину в стихотворении „Бог“, чтобы встать вровень с В. Шекспиром. Ведь он уже сказал в нем: „Я — связь миров повсюду сущих…“ Осталось только сказать: „Я — связь времен“. Или еще точнее: „Я есмь истина“.
Человек — это точнейший и ярчайший пример связи времен, потому что только он способен связывать времена, в которых он не жил, с временами, в которые он не будет жить. „Ибо человек, — говорил Ж. П. Сартр, — существо, которое устремлено к будущему и сознает, что оно проесцирует себя в будущее“.
Но самое главное, материализованной истиной является именно абсолютно каждый без исключения человек. „Нет различий между людьми“ — провозгласил („proclaim“) В. Шекспир в „Генрихе VIII“ (I, 1), естественно, устами герцога Букингема. В жизни каждого человека есть элементы будущего уже только потому, что жизнь каждого человека, какой бы она не была, будет примером, уроком для следующих людей. Просто одни люди об этом думают, а другие нет. И каждый человек, в котором светится сознание, является материализованной истиной, потому что сознание — это высшая форма связи. Просто людям надо просто понять, что есть сознание.
Все это В. Шекспир открыл, потому что понял то, о чем А. Блок только догадывался: в основе всех мыслей и действий всех людей лежит не что иное, как их представление о том, что есть человек. Писал же сам А. Блок: „Догматизм, как утверждение некоторых истин, всегда потребен в виде основания (ибо надо же исходить из какого-нибудь основания)“. Отмеченная В. Шекспиром в „Кориолане“ (II, 3) „разномастность умов, разлетающихся по разным направлениям“, и определяется разномастностью представлений людей о том, что есть человек. Как справедливо заметил Лаэрт: „Враг есть и там, где никого вокруг“. И нет для человека врага большего и худшего, чем его ошибочное представление о самом себе. Потому что, опять же, „добром не кончишь, если начал худо“. Естественно, все это имел в виду и человек, слова которого — „Познай самого себя“ — были выбиты на фронтоне храма в Дельфах.
Четвертую сцену пятого акта пьесы „Цымбелин“ заключают слова тюремщика: „Unless a man would marry a gallows, and beget young gibbets, I never saw one so prone. Yet, on my conscience, there are verier knaves desire to live, for all he be a Roman: and there be some of them too that die against their wills; so should I, if I were one. I would we were all of one mind, and one mind good; O, therewere desolation of gaolers and gallowses! I speak against my present profit; but my wish hath a prefermeny in’t“.
Неизвестно, насколько распространены произведения других переводчиков этой пьесы. Но если читатели в основном читают перевод П. Мелковой, то эти слова В. Шекспира они воспринимают так: „Даже тот, кто желал бы жениться на виселице и народить малюток, не стал бы так стремиться к своей нареченной, как этот парень. Хоть он и римлянин, но, скажу по чести, на свете есть немало негодяев похуже его, которые цепляются за жизнь; тем не менее, многим из них приходится умирать. Во всяком случае, я бы так поступил, будь я на его месте. Хотел бы я, чтобы по этому вопросу все мы держались одного мнения, притом мнения хорошего. Тогда худо пришлось бы только виселице и тюремщикам! Я говорю против своей выгоды, но желание мое, если осуществится, всем принесет счастье“.
Ну как тут не вспомнить слова В. Шекспира из пьесы „Много шума из ничего“: „О, на что только не решаются люди! На что только они не дерзают! Чего только они не делают каждодневно, сами не зная, что они делают!“ (IV, 1, перевод Т. Щепкиной-Куперник).
Естественно, П. Мелкова и мысли не допускала, что выделенными в ее переводе словами она полностью искажает не только построение шекспировской фразы, но сам потаенный смысл выделенных шекспировских слов. Точнее, своим переводом она лишила потаенного и глубокого смысла выделенные шекспировские слова. Соответственно, никто из читателей не счел нужным задуматься о том, зачем выделенные в оригинале слова сказаны В. Шекспиром. Впрочем, как всегда, каждый вопрос о непонимания В. Шекспира в первую очередь относится к тем, кто читает его произведения на его родном языке.