Юрий Зеленецкий

Зеркало Шекспира

А на этом языке В. Шекспир высказал свое желание, чтобы все люди придерживались в основе одного понимания, что в общем есть человек, и чтобы это понимание было истинным. Вспомните сонет 26.

О необходимости выработки такого единого понимания намекается уже в диалоге двух влюбленных в пьесе „Два веронца“ (V, 4):

Julia. …It is the lesser blot, modesty finds,
Women to change their shapes, then men their minds.

Proteus. Then men their minds! ’tis true. O heaven, were man
But constant, he were perfect! That one error
Fills him with faults; makes him run through all th’ sins;
Inconstancy falls off ere it begins.

Уму непостижимо, какими „чувствами, умом и пониманием гениального“ надо обладать, чтобы не увидеть ничего ненормального в том, что мужчина Протей настолько близко к сердцу принимает жалобу женщины на „непостоянность“ мужчин. На самом же деле грубый и простой смысл этого диалога состоит в следующем. Джулия говорит, что менее позорно женщине стать проституткой, чем мужчинам менять их мнения. А потому Протей ей отвечает, уже имея в виду людей в общем:

Чем людям их мнения! Как верно. О небеса, если бы люди
Были тверды (в их мнениях), они были бы совершенны!
Но одна эта ошибка
Наполняет их множеством дефектов; заставляет их ударяться
во многие безумства;
Нетвердость делает их судами без руля и без ветрил.

А это ведь так очевидно, что даже тот, кто считает всех людей дерьмом, как минимум, себя самого считает чем-то иным.

Самое замечательное здесь заключается в том, что как бы люди не открещивались на словах от всяческих „философий“, общих понятий и прочей „философской мути“, на деле основу всех их мыслей и действий составляет все-таки, каким бы оно не было, именно общее представление о том, что есть человек, от которого они и пытаются, как заправские философы, идти к частному в своих действиях. Поэтому, естественно, когда люди обычно отталкиваются от обычно скользкой и шаткой основы, они и выписывают потом на своем пути самые замысловатые пируэты. Таким образом, каждый человек на деле философ, и чтобы узнать, кто какой на деле философ, достаточно спросить человека, что, по его мнению, есть человек. А потом нужно спросить его, устраивают ли его самого выводы, которые вытекают из этого его мнения.

VI

В произведениях В. Шекспира напрямую упоминаются только Гораций, Аристотель и Г. Спенсер. Иногда прямо видно, что В. Шекспир повторяет именно их мысли. Иногда отчетливо видно, что В. Шекспир в своих произведениях приводит мысли других авторов, хотя В. Шекспир и не называет их имен. Часто можно найти доказательства, что В. Шекспир намекает на мысли какого-то определенного автора. Конечно, есть случаи и странные и загадочные. И одним из таких загадочных случаев являются слова шута в „Двенадцатой ночи“: „…быть честным человеком и хорошим хозяином не хуже, чем прослыть великим ученым“. (IV, 2, перевод А. Кронеберга).

Как бы ни была мала вероятность этого, но такая фраза в предшествующем „Гамлету“ произведении провоцирует мысль о знакомстве В. Шекспира со словами грека Вакхилида в песне Клеоптолему Фессалийскому (12): 

Каждому своя честь:
Неиссчетны людские доблести;
Но одна между ними — первая:
Правя тем, что в твоих руках,
Правыми путеводствоваться мыслями.

В песне Липариону Кеосскому Вакхилид разъяснял:

Смело я крикну —
Ибо в истине все обретает блеск.

И чтобы ни у кого не было сомнений, о какой истине он говорит, Вакхилид в песне Аргею Кеосскому заметил:

…немногим лишь
Смертным дано прозревать грядущее.

Одинаковость мыслей В. Шекспира и Вакхилида можно проиллюстрировать словами А. Эйнштейна: „У человечества есть все основания ставить провозвестников моральных ценностей выше, чем открывателей научных истин“.

Сразу можно отметить, что вслед за А. Эйнштейном подавляющее большинство людей вовсе не считает зазорным признавать, что они путеводствуются всем чем угодно, но только не правыми мыслями, что и выражается в их способности прозревать будущее. Правда, для таких людей нелегкой проблемой является выяснение вопроса о том, как определить, чем на деле путеводствуется тот или иной человек.

Но главное, в чем обнаруживается родство мыслей В. Шекспира и Вакхилида содержится в словах последнего, что путеводствоваться правыми мыслями надо, „правя тем, что в твоих руках“, то есть во все времена и в любых условиях.

Но тут возникает одна проблема, на которую указывал уже Гомер в „Одиссее“ (II, 276):

Редко бывают подобны отцам сыновья; все большею
Частию хуже отцов и немногие лучше.

Поэтому и В. Шекспир понимал, что связь времен осуществляют именно „сыновья“, но только не тогда, когда они, как он написал во второй части „Генриха IV“ (IV, 5), „грехи отцов творят на новый лад“. Понимая это, В. Шекспир, безусловно, должен был думать о том, что надо делать, чтобы сыновья были лучше отцов.

Точно так же, как одним своим примером невозможно передать другому свою способность мыслить диалектически, одним своим примером невозможно помочь другому человеку, даже своему сыну, стать человеком. Во всяком случае, как показывает пример Глостера в „Короле Лире“, да и самого Лира, с детьми людей все обстоит вовсе не так просто, как с яблоками от яблони.

От „Генриха VI“ до „Гамлета“ утекло уже много воды. В. Шекспир уже понял много больше Горация, некогда утверждавшего: „Добродетель родителей — большое приданое“. Поэтому в „Троиле и Крессиде“ (I, 3) он уже пишет по-другому:

Но помните: в деянья старины,
Известной нам, вносила так же жизнь
Немало искажений, чуждых планам
И очертаньям, что давала мысль
Намереньям начальным.

И кроме того:

Металл людей не поддается пробе
В лучах Фортуны; в них храбрец и трус,
Невежда и мудрец, дурак и умный,
Изнеженный и твердый — все равны;
Когда ж гроза и буря хмурят брови,
Различие, цепом могучим вея,
Отсеет легковесное все прочь,
А то, что ценно, что имеет вес,
Останется беспримесным и чистым.

В общем, все-все, что В. Шекспир понял, что он прочувствовал, еще и как отец, потерявший единственного сына, все вылилось в „Гамлете“ в слова напутствия Полония отплывающему во Францию Лаэрту:

И в память запиши мои заветы:
Держи подальше мысль от языка,
А необдуманную мысль — от действий.
Будь прост с другими, но отнюдь не пошл.
Своих друзей, их выбор испытав,
Прикуй к душе стальными обручами,
Но не мозоль ладони кумовством,
С любым бесперым панибратом. В ссору
Вступать остерегайся, но, вступив,
Так действуй, чтоб остерегался недруг.
Всем жалуй ухо, голос — лишь немногим:
Сбирай все мненья, но свое храни.
Шей платье по возможности дороже,
Но без затей — богато, но не броско:
По виду часто судят человека;
…………………………………………
В долг не бери и взаймы не давай;
Легко и ссуду потерять и друга,
А займы тупят лезвия хозяйства.
Но главное: будь верен сам себе;
Тогда, как вслед за днем бывает ночь,
Ты не изменишь и другим.

(I, 3, перевод М. Лозинского).