София Каждан

Сибирячка

— Больно? Больно? — сквозь невыносимую боль услышала она далекий голос сына. — И сейчас не больно?

Опять наступила тишина. На этот раз она продолжалась совсем недолго.

— Сашенька, у нас все будет хорошо. Я тебя люблю.

* * *

Эдуард Станиславович проснулся в это утро раньше обычного. Увидев лежащую возле дверей спальни жену, он стал кричать. На крик выбежала Светлана и сразу же вызвала неотложку.

Татьяну Павловну увезли в больницу.

Каждый день после работы Науменко навещала свекровь. Левая сторона тела у свекрови была полностью парализована. Цеховская пыталась что-то сказать, но у нее ничего не получалось. Глаза ее были всегда полны слез. Невестка старалась успокоить, подбодрить Татьяну Павловну.

Возвращаясь после очередного посещения больницы, Светлана встретила возле подъезда свекра. Тот взял у невестки полную сумку с продуктами, затем они вошли в лифт. Тронувшись, лифт застрял. Сейчас они были наедине и Науменко почувствовала на себе пристальный взгляд отца мужа. Тот стоял так близко, что ей показалось, что свекр, как тигр, сейчас набросится на нее и разорвет на части.

Светлана от неожиданности стала нажимать на все кнопки и лифт тронулся.

Войдя в квартиру, женщина вся тряслась.

„Что было бы, если бы лифт не заработал? — в истерике подумала Науменко. — Он бы меня, наверное, изнасиловал прямо в лифте? Совсем совесть потерял. Правда, Наташка говорит, что все мужики — хищники. Им каждый раз нужна новая дичь. Эдику наплевать, что я жена его сына, и что его жена парализована. Самец увидел самку и у него сработал инстинкт… Что мне делать? Не жизнь, а какой-то кошмар“.

С этими мыслями молодая женщина вошла в ванную комнату. Сняв платье, она хотела переодеться.

— Почему у тебя все тело в синяках? — услышала Светлана за своей спиной голос свекра.

Науменко, ничего не ответив, быстро набросила халат и пошла на кухню.

Мужчина пошел за нею следом. Светлана открыла холодильник и хотела взять бутылку кефира, но та выскочила у нее из рук и, упав на пол, разбилась.

Науменко взяла веник и хотела собрать осколки, но в этот момент Цеховский, прижав к себе невестку, стал страстно целовать ее в губы. Она сопротивлялась, но силы были не равны.

— Я люблю тебя! Люблю! Люблю с того момента, как только увидел в своем кабинете, — задыхаясь от возбуждения, шептал он, не выпуская невестку из своих объятий. — Ты как бес вселилась в меня, полностью овладев моим умом, телом, мыслями. Я так долго ждал этого момента. Мои мысли только о тебе. Я подарю тебе ребенка! Одного?! Двух?! Сколько ты захочешь… Я сделаю тебя счастливой! Никто никогда не узнает, кто его настоящий отец. В доме опять засветит солнце и счастье вернется. Не откажи мне в этом. Я люблю тебя, как никто никогда не будет тебя любить! — произнес он, опустившись перед молодой женщиной на колени.

* * *

Эдуард Станиславович ушел в спальню, предложив своей невестке подумать. Светлана, всю ночь дрожа, просидела на кухне.

„Почему я такая в жизни невезучая? Почему мои родители умерли как раз в тот момент, когда я в них очень нуждалась? Почему мне в жизни встретился Славик Герчинский, а не Яков Фельдман? Почему мне суждено было родить ребенка от этого маменькиного сыночка, а не от Цеховского?“ — задавала она сама себе эти вопросы.

„Ты сама во всем, дорогуша, виновата, — отвечал ей внутренний голос. — Зачем тебе нужен был этот маменькин сынок? Тебя же Наташка предупреждала. Вокруг тебя увивалось много хороших парней, которые тебя любили. Ты сама сделала свой выбор. Ты должна быть благодарна своему свекру, который на время согласился стать твоим любовником. Не в твоем характере кого-то искать на стороне. Если ты в ближайшее время не забеременеешь, то у тебя останется только один выход — развод. Это твой дурацкий сон нарушил привычный уклад твоей жизни. Это тебе захотелось ребенка. Это ты им бредила! Это ты во всем виновата. А Сашка?! Твой бедный Сашка?! Это ты ему дала понять, что он не мужик. Он прикрыл твой позор. Сейчас у твоего сына есть отец… Что бы с нами было бы, если бы не этот слепец? Нет, это не он слепой, а ты“.

* * *

Светлана собиралась выходить из палаты, как вошел свекр. Он подошел к жене и поцеловал ее в губы.

— Дорогая, я сегодня говорил с лечащим врачом. Дела твои пошли на поправку. Скоро будешь бегать и растить внуков. Вот Светочка родит нам девочку, и ты займешься ее воспитанием, — произнес он, посмотрев на невестку.

„Идиот! Кобель проклятый! Как он может такое говорить своей жене? Может, свекровь заподозрила, что он ко мне неравнодушен, и ей стало плохо?! — в ужасе подумала она, — Это я довела ее до паралича. Это я во всем виновата! Что будет с ней? А со мной? Этот кобель меня в покое не оставит. Свекровь мне как-то говорила, что ее муж в этих делах ненасытен. Сейчас она больна, прикована к постели. А он здоров, энергичен. Избыток энергии так и прет наружу. Вот и нашел себе сучку, не выходя из квартиры. Нет… Ничего у него со мной не выйдет. Я женщина честная, порядочная. Кроме Славика и Сашки у меня не было мужчин. Никто больше не дотрагивался до моего тела. Ишь, старый кобель, размечтался! Расставила я ему ноги пошире! Пусть с кем хочет, с тем и производит свои эксперименты, только не со мной. Я в этой игре не участвую“, — мысленно заключила Светлана, сидя возле Татьяны Павловны.

Подойдя к машине, Науменко попросила, чтобы свекр открыл заднюю дверь. Всю дорогу Цеховский не произнес ни слова. Он довез невестку до подъезда, а сам поехал ставить машину в гараж.

* * *

Дела у Татьяны Павловны шли на поправку, и Науменко не могла дождаться, когда ее выпишут домой.

Было начало апреля. Стояла настоящая весенняя погода. По-весеннему светило солнце. Таял снег, и по дорогам текли лужи. Светлана очень любила это время года и вспоминала, как ребенком в далекой Сибири бегала по лужам и радовалась первым весенним лучам солнца.

В один из таких дней свекр обратился к ней:

— Светлана, вчера звонил Митя и попросил помочь ему на даче. Я хотел было отказать… Но как-то неудобно… Он всегда в первую очередь переводит Сашкины сказки, оставляя свои дела. Я согласился. Поедешь со мной или у тебя другие планы?

* * *

Они приехали на дачу в субботу, ближе к обеду. Цеховский открыл ключом дверь. Светлана с Эдуардом Станиславовичем вошли в дом, в котором было холодно.

— Где Дмитрий Викторович?

— В Москве.

— Как в Москве? — удивленно спросила Науменко. — Вы же сказали, что он просил нас ему помочь.

Цеховский, ничего не ответив невестке, снял с себя куртку и пошел на кухню.

Светлана рванула ко входной двери, но, дернув ее, поняла, что та закрыта на ключ. Науменко, как пантера, ворвалась на кухню и, схватив свекра за его густые волосы, истерически закричала:

— Зачем ты меня сюда привез?! Я не блядь! Понял?! Никогда тебе не завладеть мною! Слышишь, ни-ког-да! Мое тело принадлежит только твоему сыну!

— Отпусти мои волосы. Мне больно, — спокойным голосом произнес врач.

— Я не блядь!

— Почему ты так кричишь? Кто сказал, что ты…

— Я не блядь! — в истерическом крике повторила Светлана.

— Перестань орать, — слегка повысив голос, проговорил свекр. — Мы можем сейчас с тобой уехать обратно в Москву. Это не проблема. Машина стоит во дворе. Проблема в том, что ты скоро потеряешь семью.

— Это неправда! Неправда!

— Правда. И ты это сама прекрасно знаешь, — голос Цеховского звучал ровно и спокойно, в отличие от истерического крика невестки. — Ты с Сашкой уже больше месяца, как не спишь вместе. Еще неделя — и кто-то из вас перейдет спать в зал, а затем вообще покинет квартиру.

Светка подняла свои огромные карие глаза и взглянула на Эдуарда Станиславовича. Цеховский видел, как глаза ее заполняются слезами, которые медленно стекают по ее лицу. Она, как маленький ребенок, стала вытирать их рукавом пальто. Он подошел к своей невестке.

— Успокойся… Не нужно плакать. Это твой единственный шанс, — одной рукой прижимая дрожащее от плача тело невестки, а второй гладя ее по голове, произнес свекр.

Он нежно снял с женских плеч пальто и, взяв Светлану на руки, положил в гостиной комнате на диван, укрыв пледом.

Вторая любовь к Цеховскому пришла нежданно-негаданно, когда ему было далеко за сорок. И надо же было судьбе сыграть с ним такую злую шутку: он влюбился в жену сына.

Никогда в его жизни не было другой женщины, кроме жены. Он знал тело своей Татьяны, как свое, и владел им, как своим. Множество раз он в мыслях прокручивал, как кадры из кинофильма, эпизоды постельной сцены. Цеховский представлял, как Светлана обнимает, ласкает, целует его тело. Разве может понять молодая женщина, что мужчина, несмотря на свой зрелый возраст, в душе всегда остается молодым?! Что ему, как и тридцать лет назад, хочется услышать комплимент в свой адрес, хочется в присутствии молодых тоже казаться молодым. Но возраст берет свое. И он не в силах изменить законы природы.