Павел Шаронов
Простаки и прохиндеи
Я проскользнул на кухню, как только Тата ее покинула и заковыляла вверх по лестнице. Никаких особенных расчетов у меня не было, просто я хотел посмотреть, что там творится и нельзя ли чем нибудь воспользоваться. У самой двери на небольшом столике стоял поднос с ужином для Сандры. Во всем замке только ей носили еду на подносе; все остальные питались в гостиной и еда им вывозилась на тележке. На подносе стояли две небольшие кастрюльки, графин с соком и две чистые тарелки, глубокая и мелкая, поставленные одна на другую. У самого края, почти незаметные, лежали вилка и ложка.
Мельком скользнув взглядом по подносу, я переключился на плиту, затем на стену и тут заметил висевший на ней телефон. В богатых домах на кухне часто есть телефон, чтобы можно было связаться с поваром, не покидая роскошных аппартаментов. Но здесь, к счастью, был не просто телефон, а радиотелефон, в котором трубка не была связана с аппаратом проводом. Идея четвертого плана пришла сразу.
Я осторожно снял трубку и быстро огляделся по сторонам. Скоро охранник должен был прийти за подносом и надо было спешить.
Заметив на полке буфета небольшой целлофановый мешок, я сунул в него трубку и подошел к подносу. В первой кастрюле было горячее молоко и я не решился опускать в него трубку. Зато во второй лежали макароны; я молил бога, чтобы высокая температура не испортила телефон, ложкой отодвинул верхний слой макарон, подул на них, чтобы немного остыли и, положив трубку, тщательно прикрыл ее макаронами.
Внешне все выглядело достаточно невинно, если, конечно, в кастрюлю не заглянет Тата и не поинтересуется, почему макарон стало гораздо больше. Но я надеялся, что этого не произойдет. Конечно, она могла заметить отсутствие телефонной трубки, но это уже не было так опасно.
В конце концов, старуха могла подумать, что сама ее куда-то засунула, или ее кто-то взял, чтобы позвонить; людей в замке много, так что выяснить ей будет достаточно сложно. Кроме того, немного зная Тату, я был уверен, что если не случится чего-нибудь непредвиденного, она еще долго не заметит пропажи.
Все это сделать я успел очень вовремя, потому что уже минуты через три после моего ухода из кухни, в нее вошел охранник и, забрав поднос, отправился относить его Сандре.
Я вернулся в свою комнату и, в волнении перекладывая сотовый телефон из одной руки в другую, стал ждать. Наши с Сандрой комнаты были почти рядом, через дверь, так что мне были хорошо слышны все действия охраны. Вот охранник, принесший поднос, вышел из комнаты и перекинулся парой слов с тем, что охранял дверь. Как медленно все это происходило!
Наконец послышались его шаги по направлению к лестнице, а тот, что остался у двери, стал насвистывать какую-то мелодию. Отойдет он когда-нибудь от этой двери или нет? Я нервно покусывал губы, стараясь унять возбуждение, быстро овладевавшее мной.
Я знал, что охранник не обязан был все время стоять у двери как часовой; в его задачу входило только не пускать посторонних в комнату Сандры, поэтому все предыдущие охранники прогуливались по коридору и всеми доступными средствами боролись со скукой. Но этот стоял у двери как привязанный! Я боялся, что если позвоню сейчас Сандре, он услышит звонок и может вмешаться. Наконец свист смолк и я услышал медленные шаги, удаляющиеся по направлению к окну.
Еще пару дней назад, когда я еще не думал о такой возможности, я списал с таблички, висевшей на дверях гостиной, номера всех телефонов, находящихся в замке. Поэтому я знал, по какому номеру можно звонить на кухню.
Сандра ответила не сразу. Представляю ее удивление, когда из кастрюли с макаронами, которыми она решила поужинать, вдруг раздался мелодичный звон. Наконец я услышал ее голос:
— Первый зам. младшего дворника слушает.
— Сандра, это я.
— Ты это клево придумал. Трубка в кастрюле.
— Это ерунда. Постарайся говорить тише, чтобы за дверью не услышали. Тебя за что заперли?
— Синяя Борода разъярился. На его письменном столе лежали ключи и, пока он был в ванной, я решила основательно все прошарить. В одном ящике нашла небольшую статуэтку, в другом — фотографию сестры. Когда я их рассматривала, он и вошел. Боже, как он кричал! Как ненормальный. Я его таким еще не видела. Все выяснял, что я знаю об этой статуэтке и зачем я рассматриваю фотографию. Я не стала ничего объяснять.
— Статуэтка старинная? Или, может, из золота?
— Ничего подобного. Из нержавейки. Изображает, кажется, Ленина. Он еще руку вперед выставил, как бы показывая, в какую сторону надо ехать.
— Это странно. Статуэтки обычно не делают из нержавейки, да и Ленин сейчас не в моде. Зачем хранить под замком вещь, которая даром никому не нужна? Должно быть, она представляет все-таки
— Ты думаешь в ней тайник?
— Все может быть. А что с фотографией? Почему он ее прячет?
— Фотография, как фотография. Я ее раньше, правда, не видела. Сестра на фоне Эйфелевой башни, улыбается. Ой…
— В чем дело?
— Она же никогда не была во Франции.
— Ты в этом уверена?
— Конечно. Замужем она была всего три года и все ее заграничные поездки я знаю. Это, наверное, фотомонтаж.
— Она на фотографии одна?
— Да.
— Тогда, скорее всего, фотография настоящая. Кому нужно делать такой монтаж?
— Но она во Франции не была!
— Значит, была. Когда была сделана фотография, можешь определить? Год, два назад, или незадолго до гибели сестры?
— Нет, я уверена, что это недавнее фото.
— А сезон? Лето, зима?
— Мне кажется, лето. Или поздняя весна.
Сандра снова охнула и, после небольшой паузы, прошептала:
— Значит, она жива. И Синяя Борода это скрывает.
— Зачем? И потом вы ведь ее похоронили.
— Да, но в закрытом гробе, который мог быть пуст, или в него могли положить чужой труп.
Ситуация начала проясняться. Конечно, в отличие от Сандры, я не склонен был делать скоропалительные выводы, но ее догадка могла оказаться правдой. Сергей Борисович пришел в ярость не только потому, что Сандра копалась в его вещах; раз ее изолировали ото всех, значит, он опасался, что она наткнулась на какую-то его тайну. Но что именно связано с тайной: фотография или статуэтка? Может, и то, и другое?
Но зачем тогда он не спрятал их в более надежное место, а хранил в письменном столе? Хотя тут мог быть тонкий расчет. Ни один сейф не бывает абсолютно надежным, любой могут вскрыть взломщики или милиция и тогда каждая вещь, которая в нем находится, оказывается под пристальным вниманием. А так это просто статуэтка и просто фотография. Кто кроме Сандры знал, что ее сестра никогда не была во Франции? Пожалуй, никто. Значит, и на фотографию не обратили бы внимания. Но неужели до такой степени Сергей Борисович опасается своих же, если боится, что Сандра может кому-нибудь все рассказать? Или просто не хочет, чтобы были разговоры?
Мои размышления были прерваны Сандрой:
— Алло, алло, ты не заснул?
— Нет, я думал.
— И что решил?
— У меня есть один план. Если он сработает, завтра утром мы сбежим.
— Значит, ты все-таки решил меня взять с собой?
— Да, здесь тебе оставаться опасно. Собери вещи и будь готова к тому, что тебя разбудят очень рано и предложат куда-то поехать. Не сопротивляйся.
— Хорошо. А Пирата мы тоже возьмем с собой?
— Лучше не надо.
— Без него я никуда не пойду.
— Тогда бери. И не забудь взять еды для него.
— Обязательно возьму. Пират шлет тебе привет и выражает свою признательность.
Я услышал в трубке довольное мяуканье и поспешил закончить разговор, который и так слишком затянулся и мог быть раскрыт.
— Сандра, ты слушаешь?
— Да.
— Трубку желательно вернуть, пока ее не начали искать.
— Мне ее сунуть обратно в кастрюлю?
— Нет, там ее могут найти. У тебя есть какая-нибудь веревка или шнур?
— Нет.
— Тогда оторви от простыни несколько полос, свяжи их, привяжи трубку и закинь мне. Я буду ждать у окна.
Я отключил телефон, открыл окно и выглянул наружу. С этой стороны охрана ходила редко, только когда делала обход вокруг замка. Вдаль было видно так далеко, что я заметил даже тонкую змейку поезда, проходящего в нескольких километрах от нас.
Меня отделяло от окна Сандры всего одно окно, так что при желании мы могли общаться с помощью знаков, хотя для этого пришлось бы постоянно находиться на своем посту, что было нежелательно.
Минут через десять я услышал легкий скрип и окно Сандры раскрылось. Она почти до пояса высунулась наружу, достала трубку, привязанную к белой, довольно широкой ленте и, раскачав, бросила мне. Я попытался схватить, но не смог и трубка полетела обратно к Сандре. Сандра бросила ее еще раз, с тем же успехом, но на третий раз я сумел зацепить ленту пальцем и вернул трубку себе.