МеЛ

Я пишу себе нежные письма

— Вот так вот! И у всех его друзей дети. Твоя дочь тоже потихоньку превращается в прекрасного лебедя. Телефоны не молчат. И у Крафта сын, и у экономиста вашего — Стаффорда — двое…

Элиза опустила голову. Фрэнк понимал ее печаль.

— У всех семьи… А он был… при нас.

Элиза еще ниже опустила голову. Не смущалась двойного подбородка, сильно состарившего ее еще красивое лицо.

Потом она встала. Мэрфи был насторожен. Но Элиза махнула ему рукой, я сама, и пошла к секретеру. В старинном, красного дерева шкафчике она держала свои бумаги, личные письма. Оттуда она достала и бутылку коньяка. Налила себе рюмку и выпила. Залпом. Долго глубоко дышала. Потом повернулась к Мэрфи. Жестом предложила тоже выпить. Но Мэрфи не нравилась ситуация. И он отказался.

Женщина убрала бутылку и прошла, села неподалеку от Мэрфи на высоком стуле, возле высоченного старинного зеркала.

Мэрфи поспешил рассеять гнетущее молчание.

— Элиза, но может, все в порядке? Посмотрите, какая интересная женщина любит его. Может, все мы и я, и Стаффорд, остальные, еще позавидуем ему? Может, не стоит так убиваться? Если эта женщина есть…

Элиза горячо выкрикнула: „Она есть, Фрэнк! Она должна быть! Слышишь, должна! Иначе я… застрелюсь.

Она прикрыла ладонями лицо.

— И все, все это к черту. Артур не знает. Я запретила ему показывать этому кретину инспектору письма Тэда. Боже, если он узнает… Он меня… убьет. И правильно…

Это уже походило на истерию. Мэрфи вмешался. Подошел к ней ближе.

— Элиза, Элиза, успокойтесь.

Фрэнк посмотрел на дверь. Лоренса так и не было. Но это было понятно, тот был и есть очень занятой человек.

Фрэнк осторожно обнял женщину. Она отстранилась, быстро взглянув на него. Сказала тихо, очень тихо, будто боялась ужасающей правды.

— Ты глуп, Фрэнк. Глуп. Ее нет. Понимаешь? Нету. Не существует.

Мэрфи снова не понимал женскую логику. Он чуть наклонился к Элизе.

— Но ведь вы только что сказали, что где-то, пусть далеко, она есть.

— Он сам себе все это писал. Сам, Фрэнк.

— Что?!

Мэрфи откинулся назад. Смотрел в лицо женщины. И удивлялся, как оно быстро меняется в выражении эмоций. Сейчас Элиза была гораздо спокойнее. Высказав гнетущее подозрение, она уже могла прямо посмотреть в его глаза.

— Сам, Фрэнк. Это и мой знакомый дактилоскопист подтвердил и специалист по почерку. Он писал. Тэд. Вот этими духами письма прыскал.

Она достала из кармана флакон. Мэрфи взял. „Ша Нуар“. Зажал флакон в руке. „О, черт, — подумал он. — Нет, нет! Это не может быть правдой…“

— Но, Элиза, отпечатки могли попасть уже после чтения письма.

— Да, да… Но вот это письмо, оно не было им прочитано. Но видишь, тут что-то смазано и виден край большого пальца. Ты знаешь, у него на пальце левой руки шрам, в виде „галочки“. Смотри сам…

Она протянула письмо.

— Видишь?

Мэрфи взял в руки письмо. Стал рассматривать его. А Элиза все говорила, глядя, как он вчитывается и всматривается в лист.

— И здесь только его „пальцы“. Конверт на почте запечатывали. Слюны его и на тех конвертах не было. И почерк у него такой специфический, с вензелями. Такой трудно скрыть. Я потом сама все увидела. И ты погляди, не вчитываясь, заметишь. Даже не знаю, что это: его галлюцинации, бред или мечты. Как, как мне больно, Фрэнк, как больно…

— Подождите, подождите, Элиза. Я знаю его уже более тринадцати лет, он… Он нормальный парень.

Мэрфи не утешал. Он говорил то, в чем уверен.

— …и мне плевать, что думает о нем этот недоумок из участка. Поверьте, Элиза, и с женщинами он тоже нормальный. Чуть комплексует, но это не от „зажима“. То есть, не только от зажима бывает. Просто воспитанный парень. Порядочный, не скотина. Он нравится женщинам. Всех очень удивляет, как он вежлив, чуток, нежен. Поверьте, Элиза, я знаю, что говорю.

— Ты так считаешь? Я имею ввиду про Тэда, ты считаешь, он такой?

Мэрфи кивнул.

— Да, Элиза.

— Фрэнк, мне очень дорого твое мнение. Вы друзья. Ты знаешь его лучше, чем я. Вы все время были рядом…

Она говорила и кивала на каждом слове, как внушала себе это. Или утешала себя.

— Я думаю…

Фрэнк повернулся, взял письмо, это и другие два. Посмотрел на них. Издалека, мельком.

„Да, действительно, вот его „в“, а это „д“. Как я это тогда в кабинете не заметил? Вот он смеялся, наверное, когда я пялился тогда в это письмо“.

Мэрфи задел плечо Элизы, чтоб она посмотрела на него.

— …думаю, что это его сны. Это сны, Элиза. Они повторялись. И может, он находил это странным. Может, он и к специалисту обращался. Но сны повторялись. Вы же видите…

Мэрфи понял, что в том, чем он решил утешить Элизу, есть зерно рациональности. Голос его становился увереннее.

— …нам, к кому он обращался по поводу этой женщины, показалось странным, какие он интересные, цветные картинки описывает. То она у него в вечернем платье, то какие-то осенние листья, прически ее с шарфами… Он начал записывать их. Вот и получились у него письма.

Фрэнк снова посмотрел на уже достаточно помятые листы писем.

— Ну-ка, давайте все с начала. Расскажите мне, как он вас спрашивал о ней? Вы говорили, что он спросил, видели ли вы ее в одном из салонов одежды. Так?

Элиза пока не схватывала идею, захватившую Фрэнка.

— Да, а что тебя заинтересовало?

— Меня? Пока не знаю. Но хочу понять. Ну-ка, дайте мне магнитофон. Есть у вас магнитофон, маленький?

— Да, да, наверное, есть.

— Лучше бы портативный, чтобы носить можно было.

Элиза позвонила в звонок. Пришла девушка из прислуги и сразу доктор. Последнего отправили, уже за ненадобностью, а у девушки Элиза спросила о муже. Как оказалось, тот все еще выясняет какие-то дела по телефону. Элиза попросила найти такой магнитофон, который бы устроил Мэрфи.

Такая вещица нашлась у садовника. Магнитофон принесли, и Фрэнк включил его.

— Рассказывайте так, вот сюда, в микрофон. Рассказывайте о женщине, но так, будто сами ее видели. Как о существующей.

Элиза подумала, но от странной игры в глазах ее появилась надежда. Она посмотрела на магнитофон. На Мэрфи… и начала рассказывать.

Глава 4

Фрэнк разрывался между офисом, семьей и поисками тех, кого Тэд спрашивал о женщине.

Уже был составлен ее „словесный портрет“. Мэрфи отнес информацию инспектору. Тот попросил специалистов сделать фоторобот.

Мэрфи картинкой удовлетворен не был. Женщина на фотороботе была похожа на преступную аферистку.

Тогда он отнес описания художнику. И не к одному. А когда работы не слишком понравились, он пошел к третьему, немного знакомому с Тэдом Лоренсом. Последний позировал художнику, когда рисовался семейный портрет в интерьере дома Лоренсов.

И художник, рассматривая фоторобот из ФБР, слушая магнитофонные записи, прочтя анализ характера женщины, который Тэд пытался передать, уродуя свой почерк, написали портрет женщины, которая могла сниться Тэду.

Именно эта работа была отправлена в Главный компьютер. Там ее проверили по данным интерпола.

Кроме этого, Мэрфи рассылал портрет факсами в партнерские фирмы, и просил выяснить по частным каналам, видел ли кто или знает ли кто женщину, изображенную на этом портрете.

Везде приписывал „По личной просьбе Президента „Лоренс Компани“. Он только не подписывал „Т. Лоренс“.

После разговора с отцом Тэда, Мэрфи перестал подписывать бумаги за президента фирмы. Никаких „И. О.“. Он подписывался своей должностью: „Первый коммерческий директор „ЛК“ Ф. Мэрфи“. И сразу заметил, как потеплели настроения в фирме. Совещания проводил без напряжения. Уже без оглядки на выражения лиц сотрудников. Партнерам объяснял отсутствие Лоренса только травмой босса, полученной в результате автомобильной катастрофы.

Газеты временно примолкли из-за отсутствия информации. О найденной машине Тэда знал лишь узкий круг лиц.

Инспектор оказался умнее, чем ожидал Мэрфи. Он доказал, что покушение на машину Лоренса и его самого было ошибочным. Второй темно-синий „бугатти“ принадлежал русскому „мафиози“, решившему отдохнуть на берегу океана, в одном из фешенебельных отелей. За то, что его предупредили о возможном покушении, он рассказал про „каналы“, где могут быть люди, решившие справиться с ним услугами местных бандитов. А когда русский, опять же по своим „каналам“, выяснил, что покушение уже состоялось, но была обстреляна другая машина, той же марки, поклялся, что памятник парню из обстрелянной „бугатти“ поставит за свой счет. Как человеку, принявшему огонь на себя.

Сам же из города и страны исчез. Но счет Т. Лоренса в банке вырос на весьма приличную сумму, как раз равную стоимости куска черного мрамора.

Инспектор и это выяснил, и обо всем этом поведал Артуру Лоренсу и Мэрфи, сведя их в своем кабинете.