МеЛ

Я пишу себе нежные письма

Компьютер выдал очередную часовую сводку новостей. Сколько отчалило судов с товарами „ЛК“, сколько и откуда отправилось в дальний путь товарных составов, трейлеров.

Мэрфи следил за бегущими строчками на экране компьютера, делал себе необходимые пометки. Звонил своим помощникам, или слал им сообщения электронной почтой, передавая данные, только что полученные им на главный компьютер.

Когда последовала очередная междучасовая пауза в передаче сообщений, Мэрфи позвонил Элизе Лоренс.

Но на этот раз Артур был дома и трубку взял он.

— Алло? Добрый день, мистер Лоренс. Я бы хотел…

— Ты хотел поговорить с моей женой?

— Мистер Лоренс, я хотел пригласить вас съездить в одну клинику… Алло?!

На том конце провода надолго замолчали. Наконец Мэрфи снова услышал голос Лоренса.

— Да, я слушаю тебя, Фрэнк.

— Мистер Лоренс, вы плохо себя чувствуете?

— Все нормально. Но лучше поеду я. Куда нужно ехать, Фрэнк?

Лоренс не дал сказать Мэрфи.

— Я поеду. Ты где? В офисе? Я заеду сейчас же.

До Мэрфи наконец дошло, почему сорвался голос отца Тэда.

— Мистер Лоренс, вы меня не так поняли. Я имею в виду клинику. Обычную клинику, лечебную. Она находится в Зеленом городе. Он жив. Вернее, я думаю, что тот человек, о котором я недавно поинтересовался, и с ним все в порядке, и есть Тэд. Слышите, Артур, только переломы, сотрясение. Но он жив. Правда, мне представили его как Саммера. Но, я уверен, это он. Больной явно после автокатастрофы и ухаживает за ним эта женщина, помните, та, от имени которой Тэд писал себе письма?

Лоренс, временно потерявший дар речи, ожил. Первое, что он переспросил, была неточность, допущенная Фрэнком: „…которая писала ему письма, Фрэнк? Впрочем, это неважно, едем“.

* * *

Артуру не удалось выехать из дома не замеченным. А скрыть своего волнения от жены он тем более не смог.

Элиза первой поздоровалась с Мэрфи, как только комфортабельный медицинский микроавтобус остановился возле офиса „ЛК“.

Фрэнк был очень взволнован. Но он верил в хороший конец истории про повторяющиеся сны своего приятеля. Верил и готов был взять на себя ответственность за эту поездку в пригород Зеленого города.

Рука Элизы, поданная Мэрфи, заметно дрожала.

— Здравствуйте, Элиза.

Артур Лоренс был бледен, но чувствовалось, что он готов бежать впереди машины. Фрэнка это возбуждение пожилого человека волновало более всего.

Элиза заметно похудела. В разговор мужчин почти не вступала. Отвечала однозначно „да“, „нет“. Это немного остудило пыл Мэрфи. Он задумался. А уже по выезде за черту города, вдруг засомневался. „А не с ума ли я сошел? Если Оливия там действительно с родственником? В виде скандинавского, свалившегося со скалы, скалолаза? Боже! Ты мне ума Лоренса не дал! Уж Тэд никогда шага ни сделает, „паркер“ не откроет, пока от начала до конца дело не пронюхает. А я?! Всю жизнь стараюсь перегнать его… Ничего кроме рваных штанов, да заботы для жены! Что будет, если…“

Артура как прорвало, он говорил, не замолкая. Защитная реакция организма спасала его от молчаливого оцепенения. Глаза Элизы стали глубокими, она поразила Фрэнка своей молчаливостью, граничащей с последней призрачной надеждой. Не стань реальностью, которая запросто свела бы ее с пулей из собственного пистолета.

„Так, думай, кретин! Вот как бы поступил Тэд в такой ситуации? Ну, например, окажись он на моем месте, а я… Да уж, „великий“ остался бы хладнокровным, как семга. Даже, если при входе в больницу ему предложили бы забрать тело для погребения. Тьфу! Тьфу! Он бы поцеловал руку Оливии. С достоинством пожал бы руку доктору, произнеся: „Я благодарю вас от лица фирмы и семьи, что вы так долго и высокопрофессионально заботились о близком нам человеке“. Я с ума сошел?! Ну почему она так дрожит! Мне кажется, я через сиденье это чувствую. А Лоренс, ему что в Конгрессе не с кем было поговорить по поводу озеленения пригорода Лос-Анджелеса? Ну вот уже черта Зеленого города. Скоро покажется здание клиники…“

В вестибюле клиники было прохладно. Мэрфи почувствовал испарину на лице. Струйка, бегущая по спине, была лишь капелькой страха, который он испытал, войдя сюда.

„Спокойно, парень, спокойно. Я верю. Я верю, господи. Мой друг — Лоренс — жив. Я верю. Я не могу ошибиться. Иначе…“

Фрэнк встретился взглядом с Элизой.

„А ведь она тоже, тоже считает, что сейчас увидит сына. Просто боится спугнуть удачу. Да! Как же я сразу не догадался?! Она верит, верит, что увидит сына!“

Артур тараторит свой монолог для дежурной клиники. Та стоит перед ним побледневшая и трудно понимающая его. Почему конгрессмен Лоренс называет мужа мадмуазель из Парижа Лоренсом? Ей этот человек известен под другой фамидией.

— Его фамилия Саммер, сэр.

Артур перебивает ее, уже едва собой владея: „Что вы городите, милая? Это мой сын. Мой единственный сын — Тэд Лоренс!“

Во время подошел главврач. Элиза кинулась ему навстречу. Он ей сразу показался самым компетентным в „дурдоме“, где даже дежурные понятия не имеют, кого здесь лечат.

Мэрфи от ожидания потерял голос.

Лишь Артур перебивал всех и вся.

— Да, да, мы к мистеру Саммеру. То есть к Лоренсу! Да, спасибо. Да, пожалуйста.

Их ведут по сумрачному больничному коридору. Элизу пугает вид серых стен. Артур тут же начинает вещать о необходимости наведения порядка в муниципальных учреждениях. Мэрфи кивает ему, как китайский болванчик. Он ничего не слышит, кроме пульса в трясущейся руке дорогой для него женщины.

Глава 8

Палата была достаточно просторной. Но в ней стояло лишь четыре кровати.

Лишь несколько мгновений пришедшие пробегают глазами по всем загипсованным больным. Те лежат в самых невероятных позах, с закрепленными на блоках руками, ногами. Глаза больных через гипсовые прорези в забинтованных головах жадно всматриваются в лица посетителей.

И вдруг среди этой „загипсованной“ тишины раздается женский крик: „Тэд!!!“

Элиза поддерживает мужа, чуть не упавшего от ее крика и, споткнувшись о чей-то костыль, они оба бегут к сыну.

Врач, привезенный Лоренсами, очень волнуется за своих подопечных. Они только что обсуждали с коллегой тему о том, что от радости люди умирают чаще, чем с горя.

— Тэд, мальчик мой!

Тэд, лицо которого было полуоткрыто от гипсовой повязки, улыбаясь тянул к ним здоровую руку. Мэрфи ошибался, считая друга исключительно спокойным и рациональным.

Лоренс-младший был тронут встречей, и плакал вместе с родителями.

Лишь некоторое время спустя перед гостями уже был привычный человек. Пусть не совсем здоровый, но уже спокойный, и, может быть, рациональный.

— Мама, ты хорошо выглядишь. Ты сменила прическу? Тогда что же? Ах, да! У тебя новое платье! Отец, как твои дела в Конгрессе? Ты похудел, стал выглядеть более спортивно. Фрэнк, ты опять прогуливаешь работу? Надеюсь, ты еще не пустил по ветру то, что мы с тобой так долго наживали? Я об имени нашей компании.

Особенно Тэду хотелось поговорить с отцом. Но тот сидел на предложенном ему стуле, и выглядел совершенно растерявшимся. Он лишь улыбался на слова Тэда, кивал, соглашаясь, и молчал.

— Отец, я рад тебя видеть.

Сын долго держит руку отца в своей. Он изо всех сил пытается успокоить его, говоря, что с ним все в порядке. Но Артур лишь смаргивает слезы и безмолвно шевелит губами: „Сын“.

В палату вошла женщина. На ней нежно-зеленый халат и косынка. Она не ожидала увидеть столько посетителей. Особенно ее удивило, что возле кровати ее подопечного расставлены стулья, сидят люди. Женщина замерла у дверей палаты.

Заметив направленный на нее взгляд Тэда, все оборачиваются на нее.

Все уже поняли, кто она.

Столько раз они слышали, как Тэд описывал ее внешность. Сколько раз они вглядывались в ее художественный портрет. Сколько надежд было на то, что она вообще существует, эта женщина из снов Тэда Лоренса…

„Она привлекательная. У сына хороший вкус“, — подумал Артур.

„Она! Это она! Господи, как же мы ее долго искали“, — думала о ней Элиза.

„Ну вот, как всегда, лучшее он приберег и крепко спрятал под свой пароль“, — подумал Мэрфи.

— Мама, отец, это Оливия. Оливия Саммер. Моя невеста.

Что-то меняется в лице Оливии. Испуг пропадает вовсе, она уже нежно, мило улыбаясь, подходит к постели жениха. Садится в ногах, бережно поправляя бинты на больной ноге.

Когда Тэд рассказывает о событиях, предшествующих его появлению здесь, даже тяжелобольные, лежащие рядом, перестают скрипеть блоками и, до затекания конечностей, лежат тихо, не двигаясь — слушают.

* * *

— Я не успел доехать и до перекрестка, как под колеса машины вылетел бегущий откуда-то парень. Мне показалось, что я задел его. Даже как-будто слышал удар о правое крыло. Парнишка отпрыгнул в сторону и упал. На спину. Конечно, просто уехать я не мог. А вдруг он ранен? Хотя, я заметил, он сел, потер себе локоть.