МеЛ

Я пишу себе нежные письма

Тот в ответ покачал головой, нет.

— Да и кому он мог мешать, чтоб так… Ты видел машину?

Фрэнк кивнул.

Лоренс посмотрел в сторону лестницы, ведущей на второй этаж. Тихо произнес: „Получается, что в него стреляли сразу с трех мест. Зачем? „Бугатти“ — обычная спортивная машина. Любой выстрел: лобовой, боковой, выстрел сзади — любой из трех убил бы его сразу.

Артур сокрушенно покачал головой. Помолчав немного, продолжил: „Фрэнк, ты слышал, баллист сказал, что из пистолета Тэда тоже были сделаны выстрелы? Значит, он отстреливался“.

И как стон прозвучали слова: „Это так не похоже на него. А на подголовнике кровь. Кровь сына“.

Мэрфи молчал. Видел, что отцу Тэда уже трудно скрывать свое отчаяние.

Фрэнку было трудно говорить о друге. Но сменить тему было тоже нельзя, прозвучало бы, как предательство. Оставалось молчать. И дать выговориться отцу Тэда.

— Эксперт сказал, что машина пролежала под водой три дня. То есть, если предположить, что она была скинута в тот же день… И с Тэдом…

Лоренс выдохнул и прикрыл глаза.

Мужчины помолчали.

Когда Мэрфи шевельнулся, Артур торопливо произнес: „Думаю, пока ничего не нужно менять. Контракты, связи — все в твоих руках… Работай, Фрэнк.

Мэрфи сжал зубы. „Неужели и он думает, что это я? Неужели они так думают?! На совещании никто не поднимал головы. Даже тот, к кому обращался конкретно, смотрел куда-то в сторону. Почему?! Что, должность заместителя Лоренса я себе сам дал? Они знали, прекрасно знали, случись что, у руля буду я. Так почему в глаза мне не смотрят? А если и глядят, то, как инспектор, лишь для того, чтобы узнать не лгу ли я“. Мэрфи выпрямился.

— Я все понял, мистер Лоренс.

Фрэнк еще пару минут подождал. Но Лоренс молчал и не менял позы, сидел, глядя ему под ноги. — Фрэнк тихо спросил: „Артур, вы позволите, я зайду поговорить к вашей жене?“

Лоренс поднял голову и, сморщив лицо, спросил: „Зачем?“

Но, смутившись собственного выражения лица, Артур устало потер глаза ладонью.

— Зачем ты хочешь идти к ней? Если сказать нечего, то и идти не стоит. Она плохо себя чувствует.

— А если есть?

Лоренс резко вскинул голову. Целая гамма чувств волной прошла по его лицу. Фрэнк видел даже вызов и ненависть за то, что он жив. Он жив, а его единственный сын, его надежда и любовь там, где-то унесенный океаном.

— Что это значит, Фрэнк?

— Я бы этот вопрос хотел задать матери моего друга, вашей супруге, мистер Лоренс.

Фрэнк и не заметил, что назвал Лоренса не по имени.

А Артур заметил. Выражение лица было пристальным и напряженным. Наконец он произнес: „Лиза, подойди. Фрэнк хочет тебе что-то сказать“.

Элиза Лоренс спускалась по лестнице медленно и величаво. Она сверлила взглядом сначала затылок Мэрфи, потом, когда он повернул к ней лицо и встал, приветствуя, его глаза.

— О Тэде? Ты хочешь сказать мне о Тэде, Фрэнк?

— Да.

— Я слушаю тебя.

Элиза села рядом с мужем. Протянула ему руки. Так, сцепившись руками, оба сидели и смотрели на того, кто жив. Кто тут рядом, тогда, как их сына нет с ними.

Мэрфи стало еще тяжелее. Но он помнил, зачем он летел сюда, рискуя сломать себе ребра.

— Элиза, скажите, вы знаете девушку Тэда, которая пишет ему письма?

Он даже испугался реакции женщины. Лицо Элизы передернулось, волосы как бы съехали чуть назад. Глаза ее округлились, как у испуганной кошки.

Элиза принялась глотать не поступающий в легкие воздух. Она широко раскрывала рот и мычала, задыхаясь.

Артур позвал людей, потребовал, чтоб несли воды. Кинулся к телефону.

Врач жил в их доме уже три дня. Он уже бежал к ним длинными коридорами огромного дома.

— Вам плохо? Позвать кого-нибудь, Элиза? Вы слышите?

Мэрфи стоял над ней и не знал, что делать, как поступить. „Уйти? Это будет предательством. Остаться? Но ведь они жаждут, чтоб я убрался отсюда!“

Когда врач сделал очередной укол, Элиза пришла в себя.

Дыхание ее еще было сбито, когда она, отодвинув врача рукой, освободила место для Мэрфи, и спросила: „Так он и тебе говорил о ней?“

Она усадила Фрэнка рядом. Смотрела на него через пелену слез.

— Он говорил тебе об этих письмах? Говорил?!

Мэрфи не понимал ее. Он машинально кивнул ей и протянул стакан с водой. Она взяла его в руки и тут же уронила на пол. Но даже не посмотрела на сырость под ногами.

В мыслях она держала лишь сына. И виделось ей это странное письмо…

— Ты…

Она протянула к Мэрфи руку.

— Я надеюсь, Фрэнк, ты все еще друг ему?

Фрэнк снова ничего не понимал. Он так, по инерции, качнул головой, как бы ответил на вопрос женщины, но не вдаваясь в суть ее вопроса.

А Элиза плеснула ему этой „сутью“ в лицо, крикнув: „А если друг, так найди ее!“

Она подняла на него глаза. И Фрэнк отметил, как жизнь возвращается к ней.

Нормальный цвет лица, обычное хладнокровие возвращалось к ней. Перед Фрэнком снова была жена известного конгрессмена, крупного нефтепромышленника. Опора и поддержка сразу двух крупных бизнесменов и известных личностей.

Она вынула из кармашка костюма от „Шанель“ миниатюрный флакончик духов и два распечатанных конверта, сложенных пополам.

— Вот, если ты друг, читай. Читай, я тебе позволяю.

Она села, зажав маленький флакончик духов „Ша Нуар“ между ладоней. Смотрела в окно.

Лоренс-старший, видимо, тоже как громом пораженный, читал письма к сыну некоей „О“ через плечо Мэрфи.

Женщина Тэда писала о том, что со дня их совместного ужина в ресторане, после которого они еще долго катались на машине по городу и даже останавливались где-то на пляже, прошла неделя. Что она скучает и очень ждет встречи вновь. Она звала Тэда нежными именами: „милый Тэдди“, „любимый мой“, „ласковый котеночек“… Заканчивалось письмо особенно всех насторожившей фразой: „Я думаю, мы скоро встретимся. И снова покатаемся по серпантину дороги вдоль побережья. Очень, очень жду этой встречи, нежный мой. Твоя О“.

Фрэнк посмотрел через плечо. Взгляд его встретился с взглядом Артура.

— Вы знаете, кто она?

— Нет. Я вообще не знал, что у сына есть женщина.

Фрэнк посмотрел на Элизу. Та улыбнулась ему грустной улыбкой надежды.

— Если б я знала, мальчик мой, если б я только это знала. Я бы бегом за ней побежала. Она — это та, кого оставил нам Тэд…

И Элиза заплакала. Сначала тихо. Потом снова пришлось взяться за дело врачу.

Лоренс попросил Мэрфи уйти.

Но Фрэнк лишь отошел, когда мимо него под руки уводили Элизу в ее спальню.

Он выждал, когда Артур выйдет оттуда, и рассказал о третьем письме.

— Есть еще?! Да?! Где оно?

— Оно, видимо, пришло недавно. В офис. Сьюзан почему-то не передала его мне. Я видел его в руках инспектора.

— Он показывал тебе его?

— Только адрес. Письмо запечатано.

— Поехали в участок! Я потребую письмо. Он обязан отдать! Поехали прямо сейчас! Пусть мне покажут его! Я потребую!

Что уж там подумала женщина, которую только-только уложили в постель. Но после последней фразы Лоренса, Элиза уже стояла рядом с мужем и требовательно смотрела то на Мэрфи, то на мужа.

— О чем речь? Что такое ты хотел потребовать, Арчи?

Еще через несколько минут Мэрфи видел перед собой прежнюю Элизу Лоренс. Которую тайно с детства обожал… и боялся.

* * *

Инспектор так и не успел переговорить с Лоренсами. Но письмо под их нажимом отдал. Ему обещали рассказать, что в нем. Лоренсы уехали к себе. Врач потребовал, чтобы Элиза легла в постель.

Фрэнку удалось лишь увидеть парижский штемпель на конверте и поймать идущий от него тонкий, едва уловимый запах „Ша Нуар“. „Опять она, эта „кошка“! Да кто ж она, черт побери?!“

Лоренса вызвали к телефону, и он попросил Фрэнка не отходить от Элизы.

Та, лежа, пыталась читать письмо. Фрэнк впервые видел ее в очках.

Элиза, сидя, плакала, почти не прикрывая век. По щекам шли разводы от пудры и слез.

Наконец она со стоном прижала листок к губам и, громко причитая: „Боже, мой мальчик, прости меня“, — поцеловала письмо. Нагнулась к коленям и так, скорчившись, затихла. Немного погодя она успокоилась.

Она выпрямилась. Села с помощью Фрэнка удобнее. Не выпуская письма из рук, вынула платок из кармана халата, и вытерлась им. Поправила размытые глаза, вытирая следы косметики. Наконец она передала письмо Фрэнку.

„Здравствуй, мой любимый. Прошло три дня, как мы простились. Целых три дня. Ты уже дома. Уже опять в работе. Среди друзей и, может быть, подруг… Милый мой Тэд, пожалуйста, помни меня. Помни о нашей последней встрече, здесь в Париже. А какой она была, ты помнишь? Помнишь, как мы опять случайно встретились? Ты сидел на скамейке в парке. А я шла по аллее. На асфальте лежала первая осенняя листва. Мой светлый плащ раздувало ветром. Волосы я собрала в жгут и перевязала их за спиной длинным белым прозрачным шарфом. Ветер раздувал его. Прохожие оборачивались на него. А я никого не замечала, шла прямо к тебе навстречу. Потому что увидела тебя от самого начала аллеи. Только тебя. Шла к тебе. Вдруг налетел ветер, такой сильный. Помнишь, он раздул мою прическу и, сорвав шарф, понес его к тебе. Ты встал, и побежал мне навстречу, пытаясь поймать кружащийся шарф, а он так странно вился, вился и падал тебе на голову. И замотался чалмой. Ты помнишь это, нежный мой? Ты не забыл обо мне? Помни о нашей встрече. Любимый, помни. Твоя „О“.