Инна Сударева

Король-странник

— Так что вы мне ответите? — настойчиво спросил гвардеец.

— Я бы ответила „да“, но боюсь давать вам ложные надежды, — вздохнула Роксана. — Мой отец очень серьезно настроен отдать меня в жены ландграфу. А мне не хотелось бы, чтоб из-за меня вы заимели во враги графа.

— Не боюсь я вашего графа! — заявил Элиас. — Я бы увез вас в свою страну. У меня там прекрасная усадьба, да и чин немалый при дворе. Там бы никакой ландграф вас не достал… Знаете, будем возвращаться — я переговорю с вашим батюшкой.

Роксане это более чем понравилось. Она радостно кивнула и обняла Элиаса за шею.

— Мы его упросим. Ведь так? — шепнула она краснеющему юноше. — Отец добрый. Он меня любит, он уступит, я уверена. Ведь, мне кажется, только с тобой я и буду счастлива.

— Угу, — только и смог ответить Элиас, совсем потеряв голову от столь близко сиявших прекрасных глаз.

А через миг их губы слились в поцелуе…

* * *

— Это хорошо? — с сомнением спросил Линар у Фредерика.

— Что?

— Вот это, — доктор указал на Элиаса и Роксану. — Они только что поцеловались.

Фредерик пожал плечами:

— А что плохого?

— У Элиаса есть Марта, у леди Роксаны — жених-граф.

Король вновь пожал плечами:

— Жизнь все меняет. Да так, что спать иногда страшно ложиться — вдруг не проснешься?

— Вы этого боитесь?

На это Фредерик протяжно вздохнул, помолчал.

— Пусть то, чего я боюсь, знаю один я. А то мало ли…

Он потянул носом аппетитный запах, витавший в воздухе. Это женщины уже жарили медвежьи окорока на огне, готовя знатное пиршество.

— А где служители храма?

— Перед боем они собирались молиться в главном зале, — доктор устало присел на камни, хмуро глянул на подошедшую Орни. — Чего еще?

— Пейте! — с таким приказом она протянула ему кружку, пахнущую травой.

Именно теперь Фредерик счел нужным ускользнуть. Он все же не просто так приехал в Полночный храм…

Странно, но в этих сумрачных каменных коридорах оказалось тепло. Он был разут, в одних штанах и рубашке, а холода совсем не чувствовал. Полночный храм удивлял в который раз… Чуть слышимые голоса, бормочущие молитвы, указали, куда идти в этих пещерных лабиринтах: молельная зала располагалась довольно далеко от входа.

Она была великолепна, не уступая по грандиозности и монументальности Тронному залу Королевского дворца в Белом городе. Именно о нем напомнили Фредерику высокие своды и стройные колонны пещеры. Многие стены были украшены барельефами, изображавшими всевозможные картины загробного мира, как небесного, так и подземного, сцены из священной Первой книги. Одни были сделаны умельцами, к другим приложились руки не столь искусные, но, видимо, полные огромного желания украсить святое место. И тонким изящным статуям, и изображениям дивных цветов, и корявым грубым фигурам, и схематичным деревьям, — всему нашлось место. Они соседствовали друг с другом, составляя удивительные композиции на стенах залы. А высокие своды храма мерцали дивными огнями, словно усыпанные алмазами. А это и были алмазы. Целые алмазные копи. Они отражали огни светильников, рассыпая его на радужные блики, и напоминали звезды. Лучшего украшения для храма Господа нельзя было придумать.

В дальнем конце, над каменным алтарем, в огромных нишах, прорубленных в скалах чьими-то терпеливыми руками, Фредерик увидел три высокие статуи из чистого золота. У их подножия на коленях молились три человека в монашеских плащах.

Как тихо ни ступали его босые ноги, а звуки от шагов разнеслись по всему залу, поднялись куда-то вверх, под каменный свод. И молящиеся обернулись. Один из них — тот старик, что уже говорил с Фредериком, встал с колен, пошел навстречу молодому человеку.

— Медведи уничтожены, — упредил его вопрос Фредерик.

— Так и должно быть. Господь никогда не оставляет своих детей в беде.

— А мы все дети Господа? — спросил Король.

— Все. Так написано в Первой книге.

— Я читал. Я знаю, что там написано, — Фредерик приблизился к статуям. — Три образа. Бог Карающий — с мечом, Бог Дарующий — с венком, и Бог Прощающий, открывший свои объятия, — пробормотал он, глядя на высокие фигуры из блистающего золота. — И это все он один, для всех для нас.

Старик дал знак остальным, чтоб они ушли.

— Зачем вы здесь? — спросил монах.

— Просить у Бога милости для Березового городка и его жителей.

— Какой милости?

— Чтоб жилось им легко и счастливо.

— А вам ничего не надобно?

На это Фредерик сперва помедлил, потом сказал:

— Уже нет.

— Вот как? — старик обернулся, глянул на него. — Не так ведь вы стары, чтоб не желать ничего от жизни. Даже у меня есть желания.

— То, чего я желаю, никто не исполнит.

— Вы уверены?

Тут Фредерик чуть скривил губы:

— Разве кто-нибудь когда-нибудь мог вернуть мертвого к жизни?

— Ах, вот что, — старик понимающе кивнул головой. — Вы потеряли близкого человека. Которого любили больше отца и матери…

Молодой человек пожал плечами, вновь повернулся к алтарю, дав понять старику, что не намерен продолжать разговор. А тот вновь заговорил:

— Это тяжело… Но разве нет больше ничего в жизни, что привлекало бы вас?

— К чему этот разговор? — уже немного раздраженным тоном отвечал Фредерик. — Вы проницательны, тут я согласен, но закончим на этом!

— О, вы столь знатный и важный господин, а я всего лишь старый бедный монах. Вам ничего не стоит заткнуть мне рот, но закроете ли вы рот тому, что кричит в вас?

— Бред! Чего вы пристали ко мне? Вы молитесь о своем, и я вам не мешаю, так дайте и мне помолиться спокойно!

— Спокойно? В вас все бушует, а вы пришли в храм, думая, что никто этого не заметит. Но ведь даже мне, смертному, это видно, так с чего вы взяли, что Всевышний этого не видит? Ваша молитва о другом, и не лгите ни себе, ни Богу… Так что ответьте теперь правдиво: зачем вы здесь?

Фредерик постарался загасить надменное возмущение, что поднималось в нем при мысли, что какой-то нищий монах влез в самую глубину его мыслей, в самую его душу. „Здесь все равны, все равны, — говорил он сам себе. — Что толку от рыцарской цепи или короны на голове? Этот нищий, быть может, счастливее меня, потому что сам себе он не лжет, и другим — тоже“.

— Я хочу чуда, — глухим голосом ответил он. — Я прошу о нем, зная, что чудес не бывает.

Старик вновь покивал головой:

— Да, вы правы. Чудес не бывает. И все-таки вы здесь… Значит, вы во что-то верите.

— Всегда и всюду я верил только в себя самого. Но теперь — не знаю… Я не смог самого главного — спасти ту, что была мне дороже жизни. Я бы сам умер, только б она жила. Но у меня даже такого выбора не было. Это какая-то насмешка надо мной…

— Все мы под Богом… И все, что происходит, в его власти и по его воле…

И тут вдруг Фредерик не сдержался — бросил резко, повышенным тоном:

— Даже смерть, убийства, грабежи и насилие? Все это тоже?! Я был Судьей в своей стране. Знаете ли вы, что это значит?

Старик даже вздрогнул при таких словах. Потом ответил:

— Я слыхал о Судьях Южного Королевства. Это люди сказочной силы и возможностей…

— Ха! Только это вы слыхали… А то, что они не видят ничего, кроме грязи человеческих проступков изо дня в день? Это вы знаете? Я впервые убил, когда мне было двенадцать. И не просто убил — это была казнь. Я казнил выродка, который насиловал свою дочь, четырнадцатилетнюю девочку. Она с десяти лет жила в этом кошмаре, она сошла с ума, а потом, уже после казни своего мучителя, бросилась в реку и утонула. И я всему этому свидетель… Все случилось по воле Бога?! И подонок, погубивший собственное дитя — тоже сын Господа?! Это было только начало моего судейства… А потом… Я лишил жизни многих: и в схватках, защищая собственную жизнь, и казня преступников. Кого-то я выслеживал, чтобы убить, кто-то сдавался сам, думая, что тем самым заслужит право на жизнь. Некоторым я давал шанс, но только один… А иногда… Иногда мои руки бывали по локоть в крови, и сам себе я казался самым преступным из всех преступников на свете. Тогда я думал, что Бога вообще нет! Что я заменяю его, осуждая, карая или прощая людей…

— Во всем, во всем воля Господа. Это грех — говорить такие слова! — пытался отвечать монах.

— Может, вы и правы, — горько улыбнувшись, сказал Фредерик. — Но я видел столько грязи, столько зла, что сам смешался с этим злом, выкорчевывая его… А потом, когда светлое, красивое, доброе пришло в мою жизнь, у меня его моментально забрали… Не успел я исправиться… Я стольких убил, а вот спасти ту одну, что была дороже всех, не смог… Теперь, прошу, не мешайте. Я обещал хозяйке Березового городка, и я должен выполнить обещание.

Вздохнув, он опустился на колени перед статуями Бога. Поднял глаза на Дарующего, зашептал слова просьбы: „Мира и света, тепла и радости, — все это пусть будет в Березовом городке. Пусть обойдут его жителей беды и невзгоды, болезни и недобрые люди. Возьми их под свою защиту и никогда не оставляй“.