МеЛ
Слалом с горбатой горы
Лоренс усмехнулся. Немного помолчал, потом хлопнул свободной рукой по колену.
— Ладно. Сдаюсь. Считайте, что я тронут вашим комплиментом. Только статью на редакцию отправьте лично мне.
У Мэй загорелись глаза.
— Правда?! Вы согласны дать мне интервью?! О, Тэд…
Даже веснушки на ее лице светились, когда вдруг она спросила о том, что казалось, вовсе и не держала в голове: „Так что же для вас работа?“
— Для меня?
И Лоренс явно не этот вопрос ждал. Не о его работе. Он уже понял, что работа его уже точно Мэй не интересует.
Но вопрос был задан. И именно по теме, что интересна ему. И это опять приятно поразило и, казалось, обрадовало его.
— Работа для меня — все. Работа — это…
Он хотел еще что-то сказать в связи с этим. Но снова замер, остановив взгляд на глазах Мэй.
Та ругала себя за вопрос. „Почему я спросила его именно о работе? Ну, хватит о его оружии! Не нужно…“
Чувства эти мелькали полутенями по ее светящемуся лицу. Глаза ее впитывали синь с его глаз.
Но она не хотела, чтобы он снова говорил только о своей работе.
— У меня нет семьи. Нет хобби…
Голос его был тих. Ровный тембр хорошо поставленного мужского голоса успокаивал всплески возмущений в душе Мэй. Он то смотрел ей в лицо, в глаза, то быстрым взглядом пробегал по ее ровным красивым коленям сжатых ног.
— Я даже автомобилями не интересуюсь, как многие из моих коллег. Ну, правда, если только это не бронированный автомобиль с системой наведения ракет. Те мне еще любопытны. Не люблю кино. Не хожу в театр. Телевизора у меня, как видите, тоже нет. То есть, ни политика, ни успехи в сельском хозяйстве меня не интересуют.
Лоренс улыбнулся.
— Нет-нет, конечно, как всякого человека, меня интересует тишина, наличие продуктов в холодильнике, чистый воздух. И я понимаю, что это как раз и определяют успехи в политике и хозяйстве. Что все это важно. Но… меня это интересует исключительно как рядового обывателя. Но в принципе говорить об этом, обсуждать это я не буду. В этом я мало понимаю и мне это скучно. Я рядовой в своей политике. Политика это…
Лоренс махнул рукой в сторону.
— …это там. Здесь мне все-равно, на кого работают мои системы. Оружие, которое создаю я, и люди, которые мне доверяют — вот моя жизнь. Я, скорее энтузиаст своего дела, чем патриот конкретной страны. Хотя приятно, вот вы видели, когда именно наш президент поздравляет меня с успешным завершением испытаний новой разработки.
Лоренс отпил воды из стакана. И вздохнув, посмотрел на дыры в мишени.
Мэй посмотрела туда же.
Затем они переглянулись. Лоренс улыбнулся.
— Люблю покой. Вот специально уехал из Лос-Анджелеса, хотя бесконечно люблю этот город. Но эти съемочные площадки кругом… Эти „перестрелки героев“… Я не привык к стрельбе холостыми патронами. Я считаю выстрелы настоящими. И как всякого человека, это настораживает меня.
Лоренс переждал, пока Мэй сделает глоток коктейля. Улыбнулся, заметив, что ей тот приятен.
— А в остальном… Нет, семьи… нет.
Мэй подхватила его слова.
— Вы дважды подчеркнули, что нет семьи. Это… ваше личное дело или это связано с вашим бизнесом?
Большой рот, чувствительные темные губы, крупные ухоженные зубы — все это Мэй отметила про себя, как только появилась в кабинете Лоренса. Теперь же, когда они сидели напротив, близко друг другу, это не кидалось ей в глаза. А отмечала она лишь то, как он… играл всем этим, придавая своей улыбке массу всевозможных оттенков.
Сейчас он ухмыльнулся. Ухмылка была эффектно закамуфлирована добрым взглядом. Лоренс не осуждал ее за то, что она попалась на им повторенную фразу. „Ну, собственно, а что такого?“ — думал он — „Я же поинтересовался на ее „мисс-миссис“? Почему бы и ей не порадоваться личным жизнеописанием горбатого завистника?“
Тэд глянул в сторону двери в кабинет. Чуть нахмурился. Помолчал еще.
Мэй показалось, Лоренс вспомнил о делах. О нарушаемом им регламенте.
Она осторожно оправила юбку на коленях. Тэда это отвлекло. Он снова скользнул взглядом по ее ногам. И, улыбнувшись на улыбку Мэй, продолжил говорить.
— Ну, скажем так: и первое, и второе. И личное и… специфика бизнеса.
— Не потому ли, ваши близкие так спокойно отказались от общего поначалу дела? Дела, насколько мне известно, начатого еще вашим дедом?
— Прадедом. Тэдом Лоренсом. Это мой прадед. Его фирма купила право на производство пистолета известной системы и занялась, тогда мало кому понятным — стала тратить деньги на усовершенствование совершенства. Далее дело продолжил дед — Марк Лоренс. Дело уже было понятым многими. Была война. От оружия требовалась точность, дальнобойность, пристрельность, легкость и простота конструкций. Мой отец — Артур Лоренс, сразу иначе посмотрел на это дело. Он, на мой взгляд, попытался притянуть бизнес к политике. Вдруг начал сворачивать производство, реконструировать некоторые заводы, а тот, который выпускал личное оружие, он вообще приказал закрыть. И я решил, что экспериментов достаточно. Возможно, это влияние его миролюбивых замыслов, но… причем здесь бизнес? Я посчитал это неправильным и теперь…
Лоренс миленько шевельнул ртом, улыбнулся.
— Теперь каждый из членов нашей семьи занимается тем, что его интересует. Не мешая остальным.
Мэй уже горела своим делом. Она уже не скрывала, что разговор стал интересен и ей.
— После того, как все за всех решили вы, эти, близкие вам люди, они по-прежнему считают вас членом своей семьи? Или… это всего лишь кажется обывателю?
— Да. Семьи теперь нет. Я считаю, что мы просто старые друзья. Которых предать и бросить не смогу. А вот обмануть, провести… мне не стыдно.
Лоренс усмехнулся, опустив глаза. Поболтал бокалом, давая газу в минералке выйти наружу. Сделал глоток. Улыбнулся мягче и снова посмотрел на женщину.
— Впрочем, у них может быть и другое мнение на этот счет. Но я… следую своему. Я горбат.
Мэй боялась глубоко дышать. От напитка и возбуждения, от высказанных откровений у нее стучало в висках. Она боялась шелохнуться. Сменить позу, чтобы не дай бог, оборвать тонюсенькую ниточку доверия, которая неожиданно счастливо для нее, вдруг возникла между ней и этим… „черным ящиком“. Человеком, который своим молчанием „душил“ самых дотошных репортеров.
Мэй показалось, счастье улыбнулось именно ей. Именно ей так повезло. „Какая удача, — думала она, сглатывая слюну и пытаясь успокоить легкое головокружение. — Я напишу об этом первой. Какая удача!“
И она задала свой следующий вопрос. Именно тот, который хотела задать, как только вошла в кабинет.
— Тэд, а кто оформлял ваш кабинет? И офис.
— А разве вы не знаете?
— Нет.
— Коротышка с горбатым самомнением. Иногда это принимают за грубое позерство, но это всего лишь игра. Игра, в которую я играю с другими, иногда один… Сам с собой.
Тэд кивнул, улыбнулся.
— Это мой стиль жизни. Играть в свои игры. И верить в них, как в реальность. Вот если я говорю: „Я люблю вас“, — так, прежде всего в это верю я сам. А то, что в это не верят или не хотят верить другие… меня не интересует. Я люблю людей, которые точили и плавили сталь, оптику на моих заводах. И я честно, готов расцеловать руки и головы, создающие космические технологии и вещи мастерством великие, как космос. Я люблю этих людей. Истинная правда! Просто иногда, когда что-то не так, приходится себе напоминать об этом. Потому и торчит моя „шпаргалка“ в фойе моего офиса…
К сожалению, только моя шпаргалка. Что касается дизайна кабинета… Тут все гораздо проще. Я живу среди громадных, казалось бы, не подходящих мне по размеру вещей, украшавших бытие еще моего прадеда. Я люблю эти вещи. Питаюсь не пылью, а энергией веков от каждого из этих предметов. И потому никому не позволю сдвинуть их и на сантиметр с того места, что они занимают. Я требую, чтобы их содержали в порядке, и они служат мне не хуже, чем моему прадеду. И заменить эти вещи на мебель для офисов от Марка Бейза я не хочу. Пусть это модно, а мое слишком — „не“… Я считаю, что именно мой
Горло Мэй пересохло. „Кто сказал, что не существует телепатия?! Только идиот! Ведь он, ухмыляясь, считывает все, что у меня в голове! А… что у меня в голове? Боже… Ведь он не только галстук сейчас передо мной приспускает… Он… он спускает штаны… Как я буду писать обо всем этом?! Кто мне позволит написать это? Он? Никогда! Так вот она разгадка его откровенности! Значит, это он имел в виду, говоря о редактировании этого материала…“
Мэй сделала несколько глотков бодрящего напитка. Посмотрела на остатки в стакане. Облизала губы и… выпила остальное.
Ей тут же предложили: „Хотите еще?“
Она покачала головой, нет.