МеЛ

Слалом с горбатой горы

— А он?

— Отнесся как к эху собственного голоса. Я же говорю — спокойно.

— Может, потому и спокойно, что это был твой голос? Зачем ты ходила с ним в ресторан?

Мэй уже не могла прогнать из души противную ей мысль о внезапной ревности своего жениха.

Но даже сейчас, когда они ссорились, не его голос звучал в ней. Она думала о доверии и нежности того человека, с которым волей случая познакомилась за тридевять земель отсюда.

„Я не скажу вам новость, Мэй, если замечу, что любовь всегда желает нежелающего ее. Может быть, я даже специально машу на это чувство сильнее, потому как хочу поторопить его объять меня. У вас не так, Мэй?“

Макс как завороженный следил за переменой в лице своей невесты. Оно только что было в гневе и вдруг, прямо на его глазах все изменилось. Будто осветилось. Глаза Мэй вспыхнули ярким светом, будто озарились внезапной догадкой. Рот Мэй открылся… Но она так и ничего не сказала. Просто отодвинулась от другого, кого и в мыслях теперь не держала. Выпрямила спину и посмотрела вдаль. В виднеющиеся волны Онтарио.

— Если ты устал, Макс, я могу сесть за руль. Но мне нужно срочно домой.

Брови парня сошлись на переносице. И уже не только от усталости и напряжения. Макс понял, там в Америке, что-то произошло. И это что-то может испортить ему жизнь.

— Что происходит, Мэй? Ты так увлеклась интервью с этим человеком, будто тебя в жизни другое и не волнует.

Мэй посмотрела на парня. Своего жениха — уставшего и ждущего ее понимания. Она вздохнула.

— Ты прав. Прости, Макс.

Она улыбнулась. Обеими руками обхватила его за шею, погладила затылок и поцеловала его сама. Сильно, как просят прощения у любимых людей.

— Я действительно… сошла с ума. Прости. И все-таки давай поедем. Так хочется домой.

— Зачем? Чтобы отдать статью в редакцию?

— Макс, пожалуйста…

Она заглядывала в глаза человеку, которого выбрала из сотен. Которого любила. Мужчину, за которого все-таки решилась выйти замуж. Хотя до встречи с ним ей казалось, она в принципе была против брака. Считала, что пока для нее важнее работа.

— Ты… любишь меня, Мэй?

Она кивнула, но голова ее опустилась. Мэй смотрела на свои колени.

— Ты по-прежнему согласна быть со мной? Моей?

Через паузу Мэй дернула головой, так и не подняв ее.

Макс завел мотор. Машина направлялась в сторону Торонто.

Уже минут через десять Мэй опять потянулась к компьютеру. Открыла файл и стала перечитывать, чтобы прочувствовать то, на чем она остановилась. Она всегда считала, что чем достовернее она запишет беседу с интересующим ее человеком, чем жизненнее получится статья о нем.

Подъезжая к Торонто, когда дорога красиво вилась вдоль самого берега озера, Макс остановил машину.

Мэй удивленно взглянула на него, прервав свое занятие.

Макс закрыл кейс компьютера, поднял его с колен невесты, как он считал — будущей жены, а затем выбросил его в спущенное стекло.

Мэй сжалась, как от удара по лицу. А потом, вся вспыхнув рыжестью, мигом выскочила из машины.

Блестящий коричневый кейс медленно качался на волнах озера, еще был на плаву.

Макс открыл дверцу и посмотрел на выгнувшуюся в напряжении спину Мэй.

— Я надеюсь, в тебе хватит благоразумия и ты не бросишься с насыпи, чтобы дополнить этим воспоминания о рандеву на кожаном диване под коньячный суррогат?

Мэй медленно переводила взгляд с кейса на Макса.

Они устало смотрели друг на друга. Любя и все еще понимая каждый другого.

— Но это моя работа, Макс.

— И все? Тогда, может, поедем домой?

Мэй поджала губы, опустила голову, снова повернулась к голубым волнам озера.

Кейса уже было не видно.

– 13 –

Они приехали в дом родителей Конроя как раз к ужину.

Десятилетняя сестренка Макса кинулась ему на шею, без стеснения обхватив его руками и длинными ногами, затянутыми в узкие джинсы.

— Макс! Макси!

Родители Конроя, узнав об автопробеге молодежи через всю Америку, сначала ужаснулись, а потом стали громко хвалить сына. Восхищались машиной, мужеством водителя, ну и тем, что его совершенно не отвлекали во время поездки разговорами.

Мэй устало улыбалась. Кивала головой, подтверждая свое согласие со всеми, кто так тесно окружил ее жениха своим вниманием.

Есть не хотелось. А от выпитого Мэй захотелось немедленно растянуться где-нибудь, и уснуть. Не дожидаясь каких-то отдельных для себя апартаментов.

Наконец все решили, что молодым с дороги стоит отдохнуть, потому тут же, за столом, был решен вопрос, где будет спать Мэй.

Увидев, что сестренка Макса еще не спит, Мэй заглянула к ней в комнату.

— Что ты смотришь, Луиза?

— А так, старье. „Красавица и чудовище“.

Это был вальс. Вальс при свечах. Когда красавица решилась-таки на участие в праздничном ужине во дворце Его Величества — Чудовища.

Мэй с болью и какой-то обидой смотрела на кружащуюся на экране пару. Льву подобное чудовище и изящная девушка с осиной талией, улыбались друг другу, застенчиво заглядывая в глаза добрые и человечные.

— Мэй? Идем, я провожу тебя в твою комнату.

Макс щелкнул пультом и кассета, шурша, начала сматываться.

— Тебе, Луи, тоже пора спать. Хватит смотреть в экран.

Макс обнял невесту и повел ее в отведенные для нее комнаты.

Прежде, чем идти в ванную, Мэй решила достать из сумочки свою косметичку, и тут что-то выпало из нее.

Макс быстро поднял чью-то визитку и, не обращая внимание на протест Мэй, прочел написанное.

„Тридцатое мая. Лонг-Бич. Ресторан „У причала“. Приглашаю от всей души. Лоренс“.

Мэй, еще сама не читавшая того, что было написано на визитке, резко выдернула ее из рук жениха и, опять же не прочитав, кинула ее назад в сумочку. С вызовом посмотрела на Макса и, отвернувшись, направилась в ванную.

„Но почему он так?! Почему?! Так смотрит на меня… Так молчит… Мне не нужны его осуждения! Это мое дело! Что он себе позволяет?!“

Мэй резко крутила ручки кранов. Брала мыло и с треском рвала его обертку. А уж терла себя банной варежкой так, словно счищала с тела неслыханную злость на своего избранника.

„Избранника… В общем-то, я сама выбрала его. Меня предупреждали друзья о его ревностных бзиках. Но… разве какая-то командировка может изменить наши добрые отношения? Вся моя работа — сплошные личные собеседования. Разве это может умалить доверие друг к другу?!“

Но и какая-то другая мысль, из глубин подсознания промелькнула в голове Мэй. Но уловить ее смысл и выразить ее себе она не успела. Разгадка притаилась.

„Надо бы попытаться отвлечь его от возникших мыслей по поводу моей встречи с Лоренсом. Но как примирить его с моим желанием написать статью? Отец поддержит меня. Он профессионал, он все объяснит Максу. По мужски… В конце концов, я могу писать ее на работе… или ночью. Он не увидит“.

И вдруг со всей отчетливостью, голосом Лоренса, даже в той самой ироничной манере, в голове ее озвучилась мысль, путавшая ей сознание: „Я не могу их предать, бросить. Но обмануть, провести… не стыдно“.

— Боже мой… он прав, я схожу с ума.

Мэй замерла, наклонившись с намыленной варежкой к ноге.

— Боже мой, неужели Макс прав? Я схожу по Лоренсу с ума…

– 14 –

Она писала свои воспоминания по вечерам. Подчас засиживаясь до глубокой ночи. Ловила в своем сознании каждую мысль, выраженную Тэдом либо шутя, либо флиртуя, заигрывая с нею. Она по крупицам восстанавливала его откровения о работе, семье, любви. Его мысли в отношении к людям, окружающим его.

Мэй писала все это с той достоверностью, что выдавала ей утомленная дневными заботами память. В ней крепко засел образ человека, отмахивающегося от любви и каждый раз себе напоминающий о ней. „Я помню, там, в кабинете, на его столе стояли фотографии в рамках из черного опала. Они были скрыты от глаз постороннего. Но он держит их там. Зачем они ему, если все умерло? Зачем он напоминает себе об этой боли? Боли? Боли души или совести? Кто эти женщины? Надо бы поискать информацию о них“.

Лоренс являлся ей в памяти, крупным, нависшим над большим уродливым столом, но всякий раз это был человек добрый, чуть ироничный, несмотря на „горбатость“ внешнюю, ничуть не выглядевший горбатым уродцем в принципе. В ресторане он вообще вспоминался ей как улыбающийся элегантный кавалер. Ей вспомнилось, как он смотрел на нее тогда, не отвлекаясь на других, шуршащих одеждами посетительниц одного из лучших ресторанов города.

Мэй закрывала глаза и видела темно-синий огонь его глаз. Она припоминала то тепло, которое чувствовала при его прикосновениях к ее руке. Ей становилось приятно. Тихая, полупрозрачная улыбка дымкой мечтательности окутывала женщину в ее воспоминаниях. Мэй вздыхала и вновь принималась за работу.