МеЛ
История, где нет места пиратам
Тед улыбнулся, кивнул присутствующему в комнате пожилому мужчине и присел на предложенный стул. Потом спросил, что означает прозвучавшая фраза.
— Сама толком не знаю. Но при мне произносили ее тогда, когда страсть превалировала над разумом.
Лоренс хмыкнул.
— Замысловато как-то. Ну ладно. Так что здесь интересного и для меня? Ведь я так понял, что вы не на могилу к матери приехали? По делам?
— Ну почему же, я и к матери заходила. Проведала могилку. Но тут — да, по делу. Только уже не по своему. Вот этот человек — Барри Хоуп, он может подтвердить, что видел меня и Веру одновременно. Нам тогда было по десять лет.
И уже обратясь к мужчине, Глория попросила: „Ну, так что, расскажешь ему?“
Мужчина лет шестидесяти, весьма потрепанный, оглядел Теда с ног до головы и обратно. Затем, привстав, посмотрел на крепких парней, которых Тед попросил обождать в прихожей, и сказал: „А чего тут говорить? Я вас обеих на коленях держал. Тебя — вот на этой, а Веру — на другой“.
— А на третью коленку кого присаживали?
Мужчина насупился, хмуро посмотрев на Теда, улыбающегося своей обычной улыбкой. Старый нефтяник шуток не понимал.
— Я говорю, что было.
— Вы говорите то, что она попросила вас сказать. А чем вы докажете, что девочек было две, и что их невозможно было отличить друг от друга?
— Да почему ж невозможно? Я различал. Вера-то щекотки не боялась. Хоть защекочи ее — не вякнет, а эта — только за пятку ухвати — вся зайдется!
Тед любезно улыбнулся, а потом посмотрел на Глорию. Будто похвалил за „дрессировку“.
— А еще чем?
— А тем! Тони их музыке учила. Одна даже на фортепиано тренькала и как! А эта…
Мужчина ткнул в сторону Глории узловатым пальцем.
— Эта голову в берлогу к гризли сунула, он ей уши-то и отдавил! Новогоднюю песенку — и ту невпопад пела. Я ей на две конфеты меньше давал. Да ты сам послушай, голос такой же вроде, тихий, а начнет петь — лучше бы уж закопала!
Наверное, в детстве Глория дулась на это, но сейчас она умиленно смотрела на старика и улыбалась ему. Будто родня он ей.
Потом она посмотрела на Лоренса, улыбку с лица стряхнула и, вскинув голову, произнесла, обращаясь к пожилому мужчине.
— А скажи, Барри, кто нас с Верой еще мог видеть вдвоем?
Мужчина засопел.
— Так ты ж знаешь, наши все тут на нефтяных промыслах, да от виски погорели. Да и разъехались многие, кто куда. Если только Коко, подружка Тони, вас еще видела. Она, правда, слепа совсем, ну да тебе чего? Скажет она, чего тебе надо.
* * *
В гости к Коко Тед пошел один. Глория ждала, когда ее позовут, сидя в машине.
Лоренс той женщине корзину конфет подарил. Лучших сортов, что нашлись в Пасадене. Она так мечтательно вспоминала, как ей конфеты в юности дарили… Тед и подарил. В добрую память. Под свое поднявшееся настроение.
Более того, старушку эту (а ведь ей всего шестьдесят три было!) совершеннейшую старушку от жизни загульной — закадычную подружку Тони Фишер (это как раз она играла ей на раздолбанном рояльчике), действительно слепую, Тед еще и поцеловал.
А дело было так.
Тед сразу спросил, знала ли она дочь Тони Фишер.
— А ты кто такой, чтоб спрашивать?
— Я муж ее дочери.
— Это которой?
— А что, их у нее разве много было?
— Две. Близнецы.
— Вы что же, обеих знали?
— Да кто ж их лучше меня знал?! Тони напьется — не различала, а я — так в любом виде могла!
— А как насчет проверки? Вот угадайте имя моей жены. Она сейчас войдет.
И Глорию впустили.
Она вошла и сказала: „Привет, старушка!“
— Ой, и точно, рогатенькая! Глория, ну-ка, поди сюда. Ближе иди, я совсем слепая стала.
Глория приблизилась к женщине и та, обняв ее, тихонечко ощупала.
— А округлилась-то как, ладненькая стала. Молодец. А Вера где? Выросли, ну надо же! Вот уж точно — главное дитя родить, а там… вырастет. Мамаша-то ваша поразогнала вас, а сама так все вашими наездами и жила: „Вот приедут… вот приехали… вот уехали“.
— Нет, Коко. Вера умерла.
— Ах ты, господи… успокой ее душу. А ты, значит, опять опередила ее, попрыгунья?
Женщина руками ощупала лоб девушки, в каком-то определенном месте.
— Вот тут у нее рог-то. Ой, куда ж делся-то?
— Я его… убрала, Коко. Некрасиво было.
— А ну и правильно! Вот, шрамик какой малюсенький остался. А это что?
— Это я новый „рог“ поставила.
Глория чуть отодвинулась от женщины, когда та руками коснулась ее свежих шрамов на голове.
Коко похлопала ее по руке: „Ничего, заживет и это. Муж есть, теперь уж можно не невеститься“.
Лори недоуменно нахмурилась и перевела взгляд на Лоренса.
— Какой муж?
Старушка протянула в сторону Теда руку.
— А вот этот. Он так сказал. Чего… не так?
Лоренс хохотнул. И извинился.
— Я помечтал. Прости.
Глория отвела взгляд и… улыбнулась.
— У меня их полно, Коко.
— Да? Ну и ладно. Мать твоя всю жизнь за мужиков держалась, так пятьдесят один годочек и пропела. Забот не знала — жила. То этот за тобой присмотрит, то тот нос вытрет. До трех годков ты здесь и протянула. Только вот когда на тебя пестик-то со стойки бара упал, она и упросила Чарли увезти тебя от греха подальше. Чарли тогда в тамошней труппе роль хорошую получил. Голос у него был. Ах, помню, как мы его с Тони надвое разрывали. Он мне всё конфеты привозил. С тобой приезжал сюда, в родные места. Ей, значит — дочь для выгула, а мне — конфет дорогих. В фольге! Ой, вкусные они, те, которые в фольге. А этот русский через семь лет другую ей дочку привез! Мы ж думали, ты вернулась. Потом послушали, бормочет что-то. Не поймем что, не с ума ли ты сошла? „Нет, — Тони сказала, — русская она.
Историю о пестике Тед услышал еще раз. От завсегдатая бара (Лоренс зашел туда и специально, и перекусить перед дорогой назад), там когда-то пела Тони Фишер. Узнал он, что Лори еще в детстве „рожки показывала“. Упал на нее бронзовый пестик. Все сидевшие тогда в баре люди решили, что убило ребенка (полутора лет не было), а девчонка жива осталась. Только шишка уже не сходила, и шрам был сделан кем-то не совсем профессионально. Рог образовался прямо под черной челкой. Лори дразнили после, когда она приезжала, „нашей рогатенькой“. А вот тихую девочку Веру только по имени и запомнили. Но она прожила здесь недолго. Ее меньше запомнили. Тихая была, тут такие не котировались. И тоже после пропала, мать отправила куда-то. Куда — никто толком не знал. Приезжала сюда редко. Реже, чем Глория. Потому вместе с Верой их мало кто видел.
* * *
Машину из проката, на которой ехала в Пасадену Глория, вел телохранитель Лоренса. А сама она ехала в машине с Тедом.
Они сидели рядом, на заднем сиденье. И Лоренс, помолчав, проанализировав действия Лори, осторожно спросил: „Ты все-таки решила получить наследство Сергея?“
Та махнула рукой.
— Нет. Не верю я, что оно принесет мне счастье. Но я знаю, кому оно понадобится. Теперь я смогу помочь получить его Павлу.
— Вот как?
Кажется, Лоренс был не столько удивлен, сколько доволен. И поездкой, и разрешением еще одного вопроса.
* * *
Глорию уволили из Управления.
Она доказывала, что она — единственная Глория Саммер, с отчаянием человека, потерявшего все, но у которого осталось незапятнанным имя.
Лоренс не вмешивался. Не мог себе позволить светиться и в этот раз (когда-то „Не смей!“ сказал ему отец. „Твое дело — бизнес и семья. Грязь с тебя пусть отмывают другие“). Но Тед нанял для Глории адвоката.
А когда всплыла история с кораблем (гибель Сергея и Веры Мэйли (Глории Саммер — по тем документам, по которым она поднялась на корабль)), Тед все-таки предстал (вернее, он сидел) перед комиссией, разбирающей дело о четырех Глориях Саммер. Он отвечал на вопросы так, как делал бы это на собственном совещании, спокойно и со знанием того, что сказать.
— Да, мы отдыхали на этом корабле с моей женой. Да, свадебное путешествие. Нет, но, как обычно это бывает на отдыхе, мы встречались там с этим человеком за стойкой бара, за карточным столом. Нет, я не помню его имени. Женщина? Да, с ним была женщина. Ее звали Вера. Он так называл ее. Нет, я к ней ни за чем не обращался, потому по имени не звал. Да и с ней тоже за карточным столом, и в баре. На палубе. Нет, мы не общались. Нет, я не слышал, чтобы этот человек так называл свою женщину. Да, только Верой. Нет, про пиратский налет я услышал позже. Нет, тогда, когда заседала по этому делу комиссия, работали мои адвокаты. Я трудно переживал гибель моей жены. Был болен.