Ева Колганова

Окна

Лок

Со мной что-то не так. Уже не раз подобные мысли приходили мне в голову. Чем дальше, тем чаще. Сначала я просто казалась себе оригиналкой. Затем что-то стало меня тревожить. Что именно — не понимаю, просто что-то не так. Потом начались морочки. Мерещится где-то и что-то. Особенно как одна остаюсь или в незнакомой квартире. Первый вопрос — нет ли здесь домовых? А кто такие? Нет их вообще, язычество какое-то. А как иначе назвать ощущение чьего-то присутствия? Привидение?

Стала жить одна. С первой же ночи не могу спать, отвернувшись лицом к стене. Только поворачиваюсь — шорохи, боюсь открыть глаза, потому что они упираются в полированный край кровати, где все время я жду увидеть чье-то отражение. Затекает шея, но иначе невозможно заснуть, только лицом к комнате. Есть ли здесь домовые? Спросить бы у того, кто сдал мне эту квартиру, да как представлю его круглые в ответ глаза…

Так и живу. Вот только странно: раньше, если боялась чего-то в темноте, то старалась отвернуться от комнаты или, лучше, вообще накрыться с головой одеялом, а там — будь что будет. А здесь не получается. Что-то не так.

С чего же началось самое главное? Насмотрелась мульта, про кукольных уродов. Все — воплощение чьих-то детских кошмаров. И свой я там тоже нашла. Точно знаю, снилась мне эта рожа, потом к родителям бегала, заснуть от страха не могла. В мульте тоже видеть это было неприятно. Но, постепенно, — стал моим любимым героем. Что это, желание справиться с детским страхом? Или просто привычка делать все наперекор, даже самой себе? Даже не то что бы делать, я же так чувствовать начинаю…

В мульте герой не один, там еще у него два гаденьких друга — девочка и мальчик, если так можно про них выразиться. А музыка в мульте какая! Пою ее весь день, и она мне уже снится. Но это в общем-то нормально. Лишь бы стуков да шорохов не было, но куда от них денешься?

…в тот вечер ощущение, что что-то не так, было особенно четким. Возникло, когда еще к дому подходила. Хотела, по привычке, на свои окна темные взглянуть, но вдруг не стала. С утра, как ухожу, всегда смотрю. Все время жду, что кто-то проводит прощальным взглядом.

Отперла темную квартиру, дохнуло на меня застоявшимся за день одиночеством. „Ну вот я и дома!“ — заявляю. Потянулась свет включить, — это первым делом, а то ведь что-то не так, — и словно за ногу кто ухватил!

Шлепнула поскорее по включателю — тишина и пустота. Пожала плечами. Свалила сумки на пол. Все как обычно. Вечер — как обычно. Шорохи — как обычно. То ли у соседей сверху, то ли в квартире. Про соседей вообще отдельный разговор. Они, понимаете ли, ближе к ночи принимаются двигать мебель. То ли диван раскладывают полчаса, то ли генеральную перестановку в квартире делают, экспериментаторы… Потом по голому полу начинает на каблуках ходить женщина, и обязательно над моей головой. И диван над моей головой раскладывают.

Небось, сажают на него кого-нибудь специально, чтобы двигать было тяжелее и громче. Так длится где-то до часу ночи. Дальше я не засекала, потому что даже с шорохами и стуками я все равно не выдерживаю и засыпаю. Хотя, если приходится вставать среди ночи, то становится ясно, что ночью звуки в этой квартире тоже не прекращаются. Может быть, там происходит посменное сосуществование? Так много народу в бедной однокомнатной квартирке, что они живут по очереди, спят по очереди? Тогда зачем они диван складывают?! Пусть бы и стоял себе разложенный, если все равно постоянно задействован!

Но это я отвлеклась. Значит, в тот вечер раздавались привычные шорохи, источник которых я все пыталась выяснить. Бывают, конечно, слуховые галлюцинации, но за мной странностей вроде никто не замечал. Ну а чудес на свете не бывает. Хотя разве ж это чудо?

Проснулась я среди ночи от нехорошего сна, ночник скорее включила, в туалет поскакала: пусть сон развеется. Обратно иду — в неосвещенном углу комнаты мерещится рожа. Знаю, что только мерещится, а все-таки неприятно. Сердце аж подскочило. Скорее свет ночника туда направила, чтобы успокоиться. Рожа. Длинное лицо, широкие полукруглые брови, глаза выпуклые, маленький нос и синеватые губы в дурацкой усмешке, а за ними редкие зубы виднеются. Смотрит, губы шевелятся, улыбаются. Маленькие рожки сверху — ну как есть урод из мульта!

Только охватил мой взор это в свете лампы, откуда-то, словно не из меня, вырвался хриплый крик, а дальше я потеряла сознание — впервые в жизни.

Очнулась, через сколько не знаю, — валяюсь у кровати. Само по себе это уже неприятно. Чуть скосила вправо глаза — стоит. Ростом, наверное, мне по колено, смотрит, лыбится синими губами. Не спас обморок, все только хуже стало. Ничего он мне не делает, а страшно так, что дышать не получается. Сон, — думаю, щиплю себя — все чувствую, да и состояние не сонное. Больно уж живая рожа.

— Лок, — раздается из синих губ хриплый тенорок.

Мама дорогая! Да я сбрендила! Ведь знаю, что сбрендила и вижу плод больного воображения, а вот страшно все равно, и вижу его-то как отчетливо!

Я все лежу, даже не знаю, что в таких случаях делают. Лучше всего помогает, — если вдруг все-таки сплю, — заорать что-нибудь, например „Мама!“. Либо проснешься, либо крик не получится, и поймешь, что спишь. Набрав воздуха, ору „Мама!“. Бедные соседи, аж стекла зазвенели.

— Мама дома, — говорит рожа.

Ну, вот что тут делать? Лезут в голову мысли о разных всяких триллерах, как бедная девочка столкнулась со сверхъестественным и пытается кого-то убедить в этом, а ей не верят. Но это не сверхъестественно. Это невозможно, потому что это — из мульта, абсолютно ирреальный персонаж. Выдуманный. Не мною, но тоже кем-то, у кого что-то не так, — со злобой думаю я. Значит, это у меня галлюцинации, значит, у меня шизофрения, причем запущенная. А ведь еще вчера не было. Да ладно вчера, даже сегодня вечером не было! А может всегда была, а это — ее прогресс.

Все эти мысли проносятся мгновенно, а рожа тем временем повторяет:

— Лок!

У-у, думаю. Шизофрения шизофренией, а воображение-то у меня небогатое. В мульте его так и звали.

Страх почему-то отступает, наверное, от осознания, что это просто едет крыша, хотя смотреть неприятно. Приподнимаюсь на локтях, Лок отходит на пару шажков. Бр-р-р. Нет, чтобы ангелочек привиделся, или просто красавчик какой. А тут…

Усаживаюсь на кровать, мрачно смотрю на крошечную фигурку. В сердце закрадывается даже какая-то нелепая жалость. Мозг лихорадочно соображает (а что тут соображать, больное серое вещество, сам же галлюцинируешь!) и вспоминает: если видишь галлюцинацию, следует пальцем на глазное яблоко надавить. Раздвоится картинка — не глюк. Дальше не помню, либо исчезнет, если все-таки плод воображения, либо просто не раздвоится. Нажимаю, сначала осторожно. Прозрачный второй Лок медленно отделяется от первого. Нажимаю сильнее — рядом два Лока, один стоит на полу, второй чуть зависает.

Научный метод не помог. Это реальность. Или… что или? Даже представить себе не могу. Вот до чего шизофрения дошла: приспосабливается, мутирует, двоит галлюцинации… А если он и вправду тут стоит? Но это как-то совсем запредельно звучит, поэтому я решаю, что это сложная галлюцинация и отвожу глаза.

— Я буду с тобой жить! — радостно объявляет Лок или глюк. Что толку отвечать? Я еще пока чуть-чуть в себе осталась, не дойду до того, чтобы с галлюцинацией разговаривать.

— Что молчишь?

Говорит по-русски, а мультфильм американский, значит мерещится, — вывожу я.

— I’m gonna live here, — слышу в ответ на мысль хрипловатый ломающийся голосок. Ну, это и я могу сказать, хоть английский плохо знаю, — успокаиваю себя. Неужели придется к врачу обращаться? А только-только все в жизни стало налаживаться…

Лок переминается с ножки на ножку и перестает улыбаться. Ох, до чего неприятная физиономия! Садится на маленькую табуретку, которой я обычно подпираю непокорную дверцу шкафа, болтает ногами и смотрит, блестя выпуклыми глазами. Глаза как глаза, а взгляд премерзкий!

— Давай поиграем! — вдруг предлагает он.

— Ага, в ассоциации, — не выдерживаю я.

— А это как? — оживляется Лок.

Я представляю себя объясняющей глюку игру в ассоциации, и в душе окончательно становится мрачно.

— Да никак, — бросаю я в никуда (или Локу) и, забираясь с ногами в постель, начинаю закутываться в одеяло. Свет я решаю не гасить, так как мысль, что в темноте он на меня прыгнет, хоть и глюк, неотступно меня преследует. Я ложусь, закрываю на миг и снова открываю глаза. Лок сидит, болтает ногами и тоскливо на меня смотрит. Я тоже смотрю, потому что боюсь опять закрыть глаза.

— Тебя разбудить завтра? — тихо спрашивает он.

— Спасибо, не надо, — машинально отвечаю я и продолжаю смотреть…

Я проснулась, когда в окно лились солнечные лучи, оттого, что в музыкальном центре завопил „Offspring“. Через минуту Раиса Ивановна известила, что меня приветствует радио „Ультра“ и в Москве семь часов.