Андрей Северцев
Записки нелегала
Мой отец, твой прадед, полковник Альберт фон Гогенхейм, был уже в солидном возрасте, когда родились я и мой младший брат. Мой старший брат геройски погиб во время франко-прусской войны, и мы с братом были утешением для моих стареющих родителей.
Наше родовое имение находилось на северо-востоке Пруссии, между Мемелем и Прейсиш-Эйлау, практически на самой границе с Россией. Традиционно Гогенхеймы служили в армии, и мои родственники служили в армии и военизированных формированиях, в том числе и в пограничной страже.
Граница того времени ничем не напоминала современные границы Советского Союза и стран социалистического лагеря. Люди в приграничной полосе свободно передвигались через границу, производили обмен продовольственными товарами, покупали необходимые хозяйственные мелочи, ходили в гости друг к другу. Проверкам подвергались лишь те иностранцы, кто переезжал через границу и ехал по каким-то целям вглубь Германии или из Германии в Россию и вез большое количество товаров. Пограничные начальники часто посещали друг друга в неофициальном порядке.
Я подолгу гостил у моего дяди, младшего брата отца, майора Фридриха фон Гогенхейма, начальника пограничного поста. Вместе с моим двоюродным братом Вилли мы с дядей ездили в гости к начальнику русского пограничного поста ротмистру фон Залевски. В то время очень много Прибалтийских немцев служили в российской армии и считали себя русскими по рождению. Мой дядя сносно владел русским языком и поощрял, чтобы мы с Вилли тоже учились этому языку.
Мы играли с детьми господина Залевски и детьми других офицеров. В процессе игры с помощью наших родителей мы легко овладевали языками, и русским, и немецким. Уже в четырнадцать лет я помогал дяде Фридриху общаться с русскими, проезжающими через его пост. Дядя Фридрих говорил моему отцу, что у меня прекрасная память и способность к иностранным языкам и что у меня есть хорошие перспективы для продвижения на службе. Моему отцу это было очень приятно слышать, но вслух он говорил, что я недостаточно организован и у меня отсутствуют необходимые качества, чтобы стать настоящим прусским офицером.
Привитие этих качеств заключалось в ежедневном раннем подъеме, утреннем туалете, гимнастических занятиях по системе господина Мюллера, пробежках по дорожкам усадьбы, обтирании холодной водой, легком завтраке и обязательном физическом труде по наведению порядка в усадьбе. У нас были слуги, но я в полную силу помогал нашему садовнику выкапывать и пересаживать кусты, подрезать деревья, убирать снег на дорожках. По настоянию отца я одевался довольно легко, чтобы согревать себя физическими движениями. Отцовские занятия со мной позволили мне стать закаленным молодым человеком, хорошо окончившим среднюю школу.
Мой отец был убежденным сторонником Отто фон Бисмарка и много рассказывал мне о нем. При Бисмарке отношения между Россией и Германией оставались такими, какими они должны были быть всегда — мир и сотрудничество. Отец всегда повторял, что Бисмарк был сторонником учета взаимных интересов России и Германии. Противником канцлера Бисмарка был начальник германского генерального штаба генерал фон Вальдерзее. Он и его сторонники убеждали всех в том, что российско-французское сближение опасно для Германии и требовали нападения на Россию, пока Россия не напала на Германию. Рассказывая об этом, отец всегда поднимал палец вверх и патетически повторял слова Бисмарка: „Пока я министр, я не разрешу «профилактической» войны с Россией“.
Отец мне рассказывал, что российский царизм является врагом всех народов и угнетателем демократии. Россия мешает Германии установить свое господствующее положение в Европе, а также на Ближнем Востоке и в арабском мире. Славянство, — говорил он, — является неполноценным по сравнению с высокоразвитым западным миром. Идеи панславизма, проповедуемые влиятельными российскими государственными деятелями, несут опасность западной цивилизации. Поэтому Германии выпала историческая миссия остановить панславизм в своем движении на Запад. Это я воспринимал как аксиомы, не требующие никаких разъяснений.
У меня никогда не возникало сомнений в том, кем я буду после окончания школы. Только офицером. В 1914 году мой отец надел свой парадный мундир и я вместе с ним поехал в город Прейсиш-Эйлау, где находилось юнкерское пехотное училище. Прейсиш-Эйлау был столицей Пруссии, но столица Германии уже давно находилась в Берлине и остатки былого столичного шика все еще оставались в городе. Начальник училища приказал устроить для меня экзамен по всем предметам, и я был принят в число юнкеров до начала учебного курса.
В этом же году началась война, и потребность в офицерах увеличилась. В училище я узнал, что самым главным должностным лицом в немецкой армии является фельдфебель. Отец родной и мать родная на все время учебы в училище. Моя уверенность в моей хорошей военной подготовке развеялась в прах и пыль, когда я появился на плацу с винтовкой и снаряжением, весившим столько, сколько я поднимать не мог. Мы маршировали по плацу днем и ночью, в зной и в стужу. Зимы в восточной Пруссии примерно такие же, как и в России. Плац имел свой подогрев и был сухим круглый год. Асфальт был так прибит сапогами юнкеров, что, наверное, превратился в алмаз и его не смогли бы разрезать никакие инструменты.
Физическая подготовка выматывала нас. Переползания и перебежки пачкали и рвали нашу форму, но мы должны ее содержать в порядке и на следующие занятия приходить опрятно одетыми. Офицеры-преподаватели имели солидный военный стаж, и работа преподавателем была почетным назначением, открывающим путь по командной или штабной линии. Преподавание вели отличившиеся в боях офицеры, награжденные орденом Железного креста, а один капитан был награжден орденом „Пур ле мерит“, темно-синий крест которого соединяли четыре золотых орла. Такой крест был редкостью даже у генералов. Кавалерам этого ордена выстраивали почетный караул по их прибытию в любую воинскую часть. Фронтовики больше занимались с нами тактикой, не отрицая влияния строевой подготовки на командирские качества будущего офицера.
Через три года в апреле 1917 года мы были выпущены лейтенантами в действующую армию. Германия вела войну на два фронта. После неудачной для нас битвы на Марне война на Западном фронте перешла в позиционную фазу, сопровождающуюся артиллерийскими обстрелами с обеих сторон и вылазками разведчиков.
На Восточном фронте много шума наделало наступление армии Брусилова в 1916 году. В результате наступления русскими была захвачена территория более чем в 25000 квадратных километров, взято в плен свыше 400000 тысяч солдат и почти десять тысяч офицеров. Об этом наступлении нам говорили осторожно, но строевые офицеры расценивали это как постоянное возрастание военной мощи России.
В феврале 1917 года в России произошла революция, русский царь отрекся от престола, а армия ждала, что будет подписан мир, и все пойдут домой. Это было на руку Германии, которая смогла бы сосредоточить все свои военные усилия на войсках Антанты и победоносно завершить войну.
Когда я получил предписание явиться во Второй отдел германского Генштаба, между мной и моими товарищами, получившими назначение в действующую армию, пролегла полоса отчуждения. Меня и так называли бароном сыновья интеллигенции и зажиточных лавочников, а назначение в Берлин еще раз подтвердило, что я „белая кость“. Мой отец тоже был удивлен моим назначением, но сказал, что командование лучше знает, где использовать того или иного офицера.
Глава 3.
В новенькой лейтенантской форме я приехал в Берлин и явился в огромное здание Генерального штаба. Фельдмаршала Пауля фон Гинденбурга и генерала Эриха фон Людендорфа, командовавших нашими Вооруженными Силами, я видел только на фотографиях и в кинохронике, которую показывали в кинотеатрах Прейсиш-Эйлау. Здесь я увидел их выходящими из здания Генерального штаба и садившихся в огромную машину, сверкающую на солнце черным лаком.
Дежурный офицер прочитал мое предписание и куда-то позвонил. Прибывший капитан отвел меня во Второй отдел. Сразу же по прибытии я был представлен начальнику отдела полковнику Вальтеру Николаи.
Зайдя в кабинет, я по-строевому отрапортовал о прибытии. Полковник подошел ко мне и долго всматривался в мое лицо. Спросил, как здоровье моего отца и моего дяди, каким делом, полезным для Германии, я хотел бы заняться.
Я не знал, какое полезное дело для Германии я мог сделать, но я умел командовать людьми и ответил, что готов немедленно отправиться на фронт и принять в командование взвод, чтобы отстаивать интересы Германии. А если тебя там убьют? — спросил полковник. Я готов погибнуть за императора и Германию, — отрапортовал я. И вам, господин лейтенант, не будет жаль того, что вы так мало сделали для Германии? — снова спросил меня полковник Николаи. Да, но моя смерть не останется незамеченной для противника, — снова отрапортовал я. Не кричите вы так, — спокойно сказал Николаи, — а что вы скажете на то, если мы вам предложим работу, которая нанесет огромнейший урон противнику, и вы будете живы, но никто не будет знать о том, что именно вы проделали эту работу? Я готов выполнить любой приказ на благо Германии, — снова отрапортовал я. А как вы представляете, если мы сейчас отдадим приказ по армии, что вы смертью героя погибли на фронте и ваши родные будут считать вас мертвым, — снова спросил Николаи. Этот вопрос поставил меня в тупик.
Если вы готовы пожертвовать собой во имя Германии, то почему вы не можете пожертвовать своими родными во имя великого дела? — снова задал вопрос Николаи. Я готов сделать все, но своими родными я не буду жертвовать, — твердо ответил я. Очень хорошо, — сказал Николаи, — мы знаем о вас и о ваших родных все и хотим предложить вам работу, во имя которой вы на какое-то время исчезнете из Германии. Ваши родные будут знать, что вы находитесь в заграничной командировке, а мы будем помогать им материально. В работе вам потребуется знание русского языка. Я вижу, что вы согласны способствовать победе Германии, но вам еще придется много учиться, чтобы вы смогли выполнить возложенную на вас высокую миссию.