МеЛ
Алина — подарок Али
Крафт дико вскрикнул: „Где?! Кто ее выпустил?! Какие туалеты?!“
Женщина таможенник и Хаггард уставились на секретаря Лоренса. Вот уж кто всегда отличался степенностью и спокойствием.
В самолете произошло глобальное движение. Все кинулись к туалетной комнате.
И замерли на пороге, выбив дверь. Вовсе не восточная девушка, а нормальная, обычная, коротко остриженная тощая европейка, раздевшись до гола, мылась под душем, жадно глотая чистую теплую воду.
Крафт смутился взгляда таможенника. Потребовал, чтобы установили дверь назад и усиленной охраны „ценного подарка“ хозяина.
Хаггард чуть наклонился к коллеге.
— Она вам сказала что-нибудь?
Женщина-таможенник покачала головой: „Нет. Кажется, она не понимает по-английски“.
— Ладно. Пусть помоется. Там, наверное, пески одни, вода-то купленная. А раз ее продали, значит лишний рот для господина. Пусть помоется. Я пока еще раз документик перечитаю.
Женщину-таможенника Хаггард отпустил.
Когда подошел Крафт, он снова обратился к нему по поводу женщины.
— Надо ей объяснить, мистер Крафт, что нужно подписать вот эти бумаги. Здесь нет ее подписи.
— Но она и не должна расписываться. Она — вещь, лейтенант. Там есть подпись Лоренса и Назимхана. Приобретателя и дарителя. А на дарственной и не должно быть ее подписи. Вы ж не требуете подпись вон того кувшина. А ведь это тоже подарок. Только от фирмы партнера Лоренса.
— И все-таки, мистер Крафт, сходите и объясните ей, что у нас свободное демократическое государство ее подпись, раз уж она „живая“ вещь, здесь необходима.
Крафт пожал плечами и пошел в салон, где девушка одевалась.
Он вошел, когда она сидела в короткой, лишь прикрывающей грудь кофточке на пуговицах и черной широкой юбке. Чадры не было.
Глория сидела, облокотившись на кресло. Ей было плохо. Увидев Крафта, она поманила его пальчиком, а когда тот нехотя наклонился к ней, тихо произнесла: „Мне нужно позвонить Лоренсу. Срочно. И чтоб телефонный разговор никто не мог подслушать, это в его интересах“.
Девушка говорила на хорошем английском. В глазах ее была дерзкая уверенность, что ее желание будет исполнено.
Крафт снова сильно удивился, но показал, как пройти в пилотскую кабину.
Набрал номер телефона в машине Лоренса.
— Лоренс слушает.
— Мистер Лоренс, эта девушка… Ей, кажется, плохо. Она хочет говорить с вами лично.
Крафт передал трубку девушке и вышел к таможенникам, плотно закрыв за собой дверь.
Хаггарду он сказал, виновато улыбаясь: „Она так медленно одевается. Но я ей все объяснил. На пальцах, естественно. Она умеет расписываться. Распишется, нужно подождать, пока она наденет все эти балахоны. Прошу вас, здесь есть бар.
Крафт обернулся к стюардессе.
— Девушка, принесите нам чего-нибудь прохладительного.
Глава 15
Глория еле держала трубку.
— Мне плохо. Мне нужно немедленно выбраться отсюда. Если я потеряю сознание, они увезут меня в клинику и найдут во мне наркотики, это может осложнить и твою жизнь. Так что поторопи таможню и своего секретаря.
— А ты моих людей там, в Иране, вроде как-то иначе называла. Не секретарями, а как-то, вот не вспомню… А насчет поторопиться, так я и не подумаю. Тебе девушка в доме Назимхана забыла передать, ну ей простительно, дело в том, что тебя специально, по моей просьбе, водили в туалет аэропорта. Ты там была без наблюдателей. Но дежурная туалета, опять же по моей просьбе, может подтвердить, что ты там встретилась с кем-то. Там тебе вполне могли запихнуть кулечки с наркотиком. Меня это не касается. Единственное, что фамилия может мелькнуть рядом с твоей мордашкой на страницах наших газет. Так это пустяк. Я знаю, сколько стоит вымарка моей фамилии из таких газет. Так что помелькаешь до тюрьмы без меня. А там… Впрочем, есть еще вариант, по просьбам слушателей: к тебе едет моя машина, забирает оттуда и мой… „жополиз“ продает тебя людям Чиккеты, как профессионалку-кошелку. И ты до конца своих дней будешь загребать для моего итальянского друга „жареные каштаны“. Или еще вариант — пять лет ударного труда в общественном мужском туалете на стадионе. Будешь мальчикам у писсуаров бумажные полотенца подавать. Ты ведь обожаешь любоваться этой позой, правда, моя восточная красавица Алина?
Девушка, силясь, рассмеялась. Она уже задыхалась и покрылась испариной.
— Значит, ты весь этот балаган устраиваешь из-за того, что на горшке пересидел? Какой ты хлипкий… Урод! Теперь слушай, что я тебе скажу, у твоего отца один из коммерческих директоров носит ту же фамилию, что и я. У него есть компромат на твоего папочку и тот это знает. Десять лет назад твой склеротический папашка изнасиловал мою мать. Она выбросилась из окна, но письмо ее с необходимыми объяснениями осталось. И его видел и читал медэксперт. Тот, правда, сразу после первого слушания попал под машину. Письмо отец скрыл, испугавшись расправы. И судебное разбирательство было закрыто за недостаточностью улик. Но в случае, если письмо всплывет, твой папашка уже не сумеет избежать повторного разбирательства. Если ты немедленно не пришлешь за мной машину, я загнусь. Отец сразу передаст бумагу в полицию, и твоего отца ждут, может, не крупные, но шумные неприятности. Так что, все-таки поторопись, гавнюк.
Глория не стала слушать ответ, она откинула трубку и медленно пошла в салон. Там уже был Крафт. Он сказал ей про роспись в документе, накинул на нее чадру, и за руку вывел из салона.
Девушка расписалась. На языке фарси.
Через семь минут к трапу подъехала машина Лоренса-старшего.
Сам он из машины не выходил. Его делопроизводитель помог теряющей сознание девушке сесть в машину.
Когда Лори устало стянула с себя чадру, Артур Лоренс брезгливо оглядел ее вспотевшее лицо и злобно спросил.
— Куда тебя, в клинику?
— Нет. На Секвой-семнадцать и быстро.
Возле частного дома на тихой улочке китайского квартала машина стояла пять часов.
Лоренс-старший вынужден был выйти из машины и прогуляться до „мерзкого китайского“ кафе.
Его люди молча сопровождали хозяина.
Когда мешочки были промыты и пересчитаны, Глория уже лежала без сознания на голой кушетке чьей-то грязной неприбранной комнаты. Она медленно, очень трудно приходила в себя. Когда она открыла глаза, то увидела рядом в комнате за столом своего отца. Тот что-то писал. Рядом стоял человек Лоренса — Хофман. Отец Лори отдал ему какую-то бумагу, потом наклонился над дочерью, погладил ей голову, поцеловал в лоб и тут же куда-то ушел.
Лори поняла, насовсем. Снова потеряла сознание.
Наконец уже после полудня она полностью пришла в себя. Поднявшись с кушетки, прошла к окну и увидела машину
Вошедший в комнату парень сгреб Глорию к себе и поцеловал.
А та, поморщась, вытерла щеку, но тут же сменила выражение лица на просительное, сказала.
— Ли, помоги мне отвязаться от этого старика. Я отдам тебе половину этих денег.
Черноглазый улыбчивый парень по-отечески погладил ее по голове. Смотрел на Лори с жалостью, но осторожно и сухо.
— Ты что, куколка, ты что-о? Ты видно не поняла, на чьей ты машинке подкатила. Это же приятель Чиккеты. Я что, враг своему здоровью? Нет уж, милая Ло, вот тебе твоя тяжеленькая кредитка…
Парень сунул карточку за вырез узкой, прелой от пота, черной кофточки Глории.
— Ты теперь богатая невеста в нашем городе. И… вали отсюда. Я никаких твоих дел с папашей Лоренсом не знаю. Могу только передать услышанное. Старика тут твоего вызывали, он на тебя посмотрел и после что-то намаракал для Лоренса. А тот сказал ему, чтоб твой больше рядом с его фирмой не показывался и рекомендаций от него не ждал. Думаю, твой папашка никогда теперь до коммерческого директора не дослужится. Так что, давай, куколка, давай… беги. Но осторожно. Эти мальчики, что тебя сюда доставили, видно крутой приказ получили. Они ручек белых с пушечек не снимали, пока ты здесь тихо поблевывала и похрапывала. Все, все, иди! Не нервируй папашу Лоренса. Его машина ждет тебя уже больше пяти часов. А сам он, правда, после бумажки твоего отца, обрадовавшись, слинял. Но человечек его с „мальчиками“ пасутся тут.
Глория сжала зубы, выпрямилась и, оттолкнув от себя китайца, вынула кредитку из-за выреза лифа. Переложила ее в карман широкой черной юбки и, как тряпку волоча чадру, вышла из грязного дома.
Сейчас у нее не было сил. Совсем не было сил. Ни бороться, ни жить. Ни на что.