Мария Стрельцова
Убить зверька по имени Эго
* * *
Мне было невыносимо тяжело на сердце, когда мы вернулись с Марком домой. Я все думала, как же буду жить дальше, как все будет, когда приедет Антон, как все уладится с мужем. Меня тревожил Марк. Он словно ничего не слышал и не видел и вел себя со мной так, словно ничего не произошло, словно я не провела сутки с Малышом, словно Марк после этого сам не умолял не бросать его. Марк вел себя так, будто мы вместе тысячу лет, и расстаться для нас невозможно. И так он со мной разговаривал. Тоном, не терпящим возражений, хотя под видом интимности и понимания.
— Я жду тебя в пять, как всегда, — сказал он мне, когда я выходила из машины, привезшей нас из аэропорта.
— О чем ты? — удивилась я, — Я не могу, разве ты не понимаешь? Муж удивится, куда это я ухожу, не успев вернуться.
— Саша, не надо, только не надо. До пяти еще шесть часов, ты все успеешь, тем более, что я отпущу тебя в девять или даже раньше.
— Я не могу, Марк. Мне нужно отдохнуть.
Но он жестко, слишком жестко сказал:
— Отдохнешь у меня. И, пожалуйста, не будем больше спорить.
Я решила, что спорить, действительно, не стоит, тем более, что водитель смотрел на нас в зеркало. Что ж, подумала я, придется решить все в пять. Я смогу все сказать ему, смогу. Малыш сказал, что моя жизнь отныне изменится навсегда. Он не потерпит в ней никакого Марка.
Весь дом радостно гудел от музыки и домашних звуков, муж встречал меня вкусным обедом. Я поцеловала его и пошла в душ.
— Какие новости? — спросила я его, когда он вошел ко мне в ванную и присел, глядя, как я моюсь.
— Новостей, вроде, нет особых. Я рад, что ты отдохнула, выглядишь такой свежей, помолодевшей.
— Как дети? — спросила я.
— Да все, вроде бы, ничего. Настя уехала с подругой куда-то, а Женя…
Я услышала в его голосе какую-то напряженность и нажала:
— Что Женя?
Муж помолчал, потом ответил:
— Он странный все эти дни. Видно, что-то произошло, но мне он, естественно, не говорит. Он же твой сын. Я попытался выведать хоть что-то, но ты же знаешь его. Может, поссорился с девушкой?
— Он давно с ней расстался, — отрезала я и вышла из душа, накидывая халат.
Мы пообедали, и я ушла к себе полежать с книгой. До пяти я отдыхала, но все-таки мне пришлось встать и собраться. Муж не удивился, когда я сказала, что хочу съездить к подруге, это было довольно обычным для меня. Марк тут же поехал, как только я села к нему в машину.
— Я хотела поговорить с тобой, — начала я, потому что мне не хотелось, чтобы он и дальше думал, что все у нас будет продолжаться. Но он прервал меня:
— Саша, можешь не продолжать. Я хочу спать с тобой, и буду с тобой спать!
Я взглянула на него и теперь не узнавала. Его взгляд поразил меня жесткостью, нет, я бы даже сказала жестокостью.
— Марк, я люблю другого, ты знаешь это.
— Ты любишь только меня, — отрезал он.
Понять я ничего не могла, но меня начал одолевать какой-то безотчетный страх.
— Марк, все, что было между нами, это просто ничего не значащий роман. Пойми, я не в том возрасте… — начала я, и мой собственный голос показался мне жалким и дребезжащим. Марк взглянул на меня своим новым, почти стеклянным взглядом и сказал резко:
— Идем!
Машину он припарковал и с силой дернул меня за руку из салона.
— Мне больно, — пыталась я защищаться, но он только сильнее сжал мою руку как-то нелепо у запястья и потащил меня за собой.
— Марк, — я все еще пыталась ему что-то говорить, но он даже не дал мне разуться, положить сумочку, а резко протащил меня в спальню и почти швырнул на широкую постель.
— Что ты делаешь?! — закричала я в отчаянии, — Я не хочу! Я больше ничего не хочу! Между нами все кончено, так и знай.
Он с силой сдернул с меня туфли, отобрал сумку и швырнул ее в сторону, а теперь снимал с себя рубашку.
— Если ты откажешься спать со мной, я все расскажу твоему мужу и детям и предъявлю им доказательства! — сказал он равнодушно, продолжая раздеваться. Я подумала, что ослышалась, и даже засмеялась:
— Ты шутишь? Скажи, что ты шутишь.
— Я не шучу.
Не в силах поверить в происходящее, я даже не сопротивлялась, а он деловито раздевал меня.
— Марк, ты говоришь несерьезно, я не могу поверить. Пойми, мы не можем больше быть вместе, все изменилось. Да и мне никогда это не нужно было.
— Потом, — заткнул он мне рот рукой и стал целовать мне шею и грудь.
Я пыталась вырваться, но он был силен, слишком силен для меня и только еще сильнее распалялся почти до зверства. Мне было больно, я пыталась вывернуться из-под него, но он входил в меня резкими, злыми движениями, с силой прижимая мои плечи к постели. Остановить его было невозможно.
— Мне больно, что ты делаешь! — кричала я, но он только убыстрял темп и цедил сквозь зубы:
— Нет, тебе хорошо, ты все перепутала, это мне больно! Очень больно!
Когда он выдохся и упал без сил рядом, я плакала и сжимала ноги.
— Я все им расскажу, если ты не будешь со мной, ты поняла? Ты поняла меня? — крикнул он мне, когда я одевалась, чтобы уйти.
— Завтра ты придешь сюда в пять! — рявкнул он.
— Я не приду, — устало сказала я, но он усмехнулся зло и сказал:
— Придешь.
Неделю я пыталась с ним бороться, хитрить, уговаривать, но каждый день происходило одно и то же, а он не слушал меня. Он был ласков теперь, порой он даже уже не был возбужден, но все равно не отпускал меня, мучая поцелуями и требуя от меня ласк.
— Ты моя, — говорил он мне, ничего не слушая и не воспринимая моих слов.
— Марк, ты сумасшедший, — в конце концов сказала я ему. Он сверкнул на меня глазами и ответил вкрадчиво:
— Это ты меня таким сделала.
* * *
Женя, мой сын, ходил дома чернее тучи и отвечал на все мои вопросы односложно. В полном отчаянии я наконец затянула его в свою комнату.
— Что с тобой происходит? — пыталась я обнять своего мальчика, он был всегда таким искренним со мной. Но он зло оттолкнул меня и вдруг выпалил:
— Я все знаю про тебя и Стаса!
После этого он выскочил и, выбежав из дома, хлопнул дверью, а я, оглушенная и обессиленная, опустилась на пол. Позвонил Марк, потому что приближалось время назначенной им встречи. Я почти не могла говорить, что-то хрипела в трубку, но он неумолимо отрезал:
— Ты знаешь мое условие! Не смей увиливать.
Я подскочила к компьютеру и лихорадочно написала сумбурное письмо Антону. Кроме него никто не мог меня сейчас спасти. Его мобильник должен был принять электронную почту и сообщить ему об этом, но он не отвечал. Я тупо смотрела на экран монитора, но долгожданный значок не появлялся. Мужа не было, он ушел куда-то по делам. Я решила принять ванну, чтобы успокоиться, потому что просто сидеть и ждать не могла…
61
Ягуар долго решал, как ему быть, но время совершить прыжок пришло. Он присутствовал на защите ее диссертации, потому что был вхож в ученый совет. Его топило счастье, когда он видел ее триумф, хотя он в нем никогда и не сомневался, но ему было важно увидеть ее счастливой. Ему даже показалось, что он увидел это, но, когда она уже после всех полагавшихся мероприятий и банкета уходила с мужем, Ягуар заметил, что глаза ее были просто усталыми. Она скользнула по нему глазами и на долю секунды задержала на нем свой взгляд. Он постарался ничем себя не выдать.
Баттерфляй долго не встречалась с ним в сети после своей защиты. Он понимал, что у нее куча проблем. Во-первых, эта орава детей. Ягуар понять не мог, когда она успела их нарожать. Представить себя отцом хотя бы одного чада он и то совершенно не мог, он всегда занимался только компьютером и жил только в этом мире. А Баттерфляй жила в нескольких уровнях, это и поражало его. Как можно было совмещать такое? Все эти дети, их сопливые носы, семейные проблемы и ее абсолютная гениальность в его понимании, совершенно не укладывались в его голове. Они были по определению несовместимы. При общении с ним о детях и муже она ничего никогда не упоминала, как он ни провоцировал ее на это, как ни старался тронуть ее сердце. Баттерфляй никогда ни единым словом не похвасталась ни одним своим ребенком, а ведь все мамаши так покорены всегда своими отпрысками, что некоторые готовы говорить об их лепете часами.