Мария Стрельцова
Убить зверька по имени Эго
Она пыталась меня немного успокоить, но, видя, что это бесполезно, сказала:
— Я и сама, если честно, волнуюсь. Но это хорошее волнение.
Пришла пораньше нянька, мы стали собираться, хотя до спектакля было полтора часа.
Сменив несколько нарядов, мне все не нравилось, я надела скромное облегающее платье цвета осенней речной воды и шифоновый шарф на плечи, чтобы прикрыть открытые руки. Волосы, подумав,
— Не нужно ему мешать, — говорила Наталья Кирилловна.
— Вы знаете, Прилуцкий в главной роли! Я на все его спектакли хожу! — услышала я разговор двух женщин и глянула на них, а Наталья Кирилловна смотрела на меня, улыбаясь:
— А вот и поклонницы твоего мужа.
— Говорят, — продолжала одна из женщин, — Он женился. Взял разведенную с двумя детьми. Ну куда мужики смотрят? Ведь сколько красоток вокруг! Он мог бы прекрасную партию сделать…
Наталья Кирилловна поспешила меня отвести в сторону. „Так вот, как выглядят поклонницы“, — подумала я равнодушно. Подошли мои родители, слава богу, мать надела что-то сдержанное. Здоровались ребята с работы, Лелька подскочила с поцелуем, она была не одна. Приехали Стас и Зойка, и нас развлекли их разговоры. Правда, тарахтела Зойка, ничуть не смущаясь присутствием Натальи Кирилловны, которую она беспардонно чмокнула в щеку, от чего та незаметно качнулась в недоумении. Мы переглянулись с ней при этом. Но Зойка, ничего не замечая, бурно рассказывала, как прекрасно они проводят медовый месяц, как ездили отдыхать в Таиланд. Она действительно выглядела загорелой и свежей. Правда в платье она смотрелась несколько странно, ей привычнее были все-таки старенькие джинсы.
— Ленка, выглядишь отпадно! — заявила Зойка, отодвигая меня и разглядывая на расстоянии, как неодушевленный предмет. Стас все время пытался ее несколько урезонить, говорил, что мы все-таки в театре, а не на базаре, но Зойка, соглашаясь, через секунду забывала о хороших манерах. Стас был одет с иголочки, строго и со вкусом. Поглядывал он на меня украдкой от Натальи Кирилловны, спросил, как дела, как дети, как брат. Я отделывалась общими фразами. Наталья Кирилловна держала меня под руку, так что я нигде с ней не расставалась. Прозвучал первый звонок, мы прошли в ложу. Там на минуту появился Федя. Увидев меня, кивнул. Я вскочила и подошла к нему.
— Фея моя ненаглядная, я волнуюсь, — торопливо говорил он, прикладываясь к моей ручке, — У вас все хорошо? Сережа просил проследить.
— Да, Федор, не переживайте. Все приехали, вот это Сережин брат с женой, это бабушка, Наталья Кирилловна.
— Да, да, мы знакомы, — кивнул он им приветственно.
— Леночка, после спектакля мы вас ждем на банкет, не уходите сразу. За вами кого-нибудь пришлют.
Принесли заказанные нами цветы в корзинах, и ложа наполнилась волнующими запахами. Наталья Кирилловна с тревогой посмотрела на меня:
— Леночка, помнится, ты плохо сильные ароматы переносишь.
— Нет, нет, Наталья Кирилловна, это было временное явление. Я цветы очень люблю.
Свет начал медленно гаснуть и тихий ропот в зале стал затихать и совсем затих. Спектакль начался. Как я ни старалась быть спокойной, мне не удавалось это. Сергея я не сразу узнала, на сцене все выглядело несколько иначе, чем в жизни, тем более, что в первом акте он был одет в другой костюм, а не тот, который я видела на примерке. Я замерла и напряженно слушала. Пьеса была в авангардном стиле, но сюжет стар, как мир: любовь, предательство, ненависть и снова любовь. Сюжет меня завораживал, я неожиданно окунулась в него и как бы плыла, переместившись на сцену.
А Сергей… Сергей носился по сцене. Жесты, слова, позы — это был совершенно другой человек, а не тот, которого я знала. Монолог его заставил зал замереть. Я боковым зрением видела, что у Натальи Кирилловны слезы стоят в глазах, но я не плакала, а смотрела во все глаза и не могла поверить, что это мой Сережа! Сердце замерло и как будто вовсе перестало биться. Все разговоры о его таланте, по-моему, были ничто по сравнению с действительностью. Он был сокрушительно талантлив! Я даже представить себе не могла, что артист может быть так талантлив. Наверное, я была необъективна. Вернее всего. Но зал взорвался аплодисментами в середине действия, когда только он один был на сцене и перед этим держал зрителей в напряжении. В самом конце первого акта герой Сергея, придерживая на руке героиню, целовал ее. Глаза мои впились в них. Они слились в поцелуе, и это не была игра. Я даже заметила, как она что-то шепнула ему, и он ответил ей едва заметно губами. Свет померк у меня перед глазами, и мир исчез в темноте. Я услышала, как в тумане, взрыв аплодисментов и отметила про себя:
„Ах да, это театр“.
„Баттерфляй, моя золотая, посылаю тебе все, что пока нашел для твоей диссертации. Но обещаю, еще постараюсь. Ты получила орхидею, которую я тебе послал? Я не думал, что ты так молода, я намного старше тебя. Знаю теперь, что ты замужем и у тебя двое детей. Но для меня это ничего не меняет.
Узнав тебя, я изменился полностью. Это раньше я, как мальчишка, думал, что знаю все необходимое, а на поверку оказалось, что все мои знания были поверхностными, и я не понимал самой сути вещей. Но ты своим ярчайшим оценочно-модальным языком образов дала мне глубинное понимание и зрение, и сейчас я „вопрошающая открытость“. Но теперь я уже не знаю, что есть хорошо, а что плохо, где прекрасное, а где безобразное, где добро и в чем зло. Теперь я не знаю, кто я такой в этом мире. Лишь ты одна стала для меня смыслом всего“.
Сотников подключил парочку знакомых, и они познакомили его с Кротом, тот оказался новоиспеченным коллекционером, желавшим стать известным в этом кругу. Он частенько посещал различные выставки в Москве, и Сотников решил этим воспользоваться. Сам Крот особого интереса не представлял, так — денежный мешок без особого понимания, Сотников понял, что такого водить за нос может даже мальчишка. Он посетил, следуя за Кротом, пару аукционов, а потом один из его знакомых представил их друг другу. От Крота Сотников с легкостью выведал, что тот совсем недавно приобрел раннего Ливанова, а это такая редкость, ведь Ливанов практически ничего не продает сейчас, но у них в городе, где Ливанов жил давно и куда сейчас хочет вернуться, чтобы отметить свой юбилей, еще сохранились его ранние работы у некоторых знатоков и любителей.
— Это такая удача, вы даже не представляете, — хвастался Крот, — Я купил за мизерную цену самого Ливанова, просто фантастика. Видели бы вы, какой необыкновенный гало-эффект в его ранних живописных работах. Что-то экспериментальное, удивительное, знающие люди в восторге. Правда, мне не разрешено условиями контракта выставлять эту картину пять лет и особенно в период приезда Ливанова, ведь он так болезненно относится к тому, что в свое время несколько его ранних работ были куплены у него. Не стоит дразнить и расстраивать Мастера.
Сотников узнал, что картину и два картона Кроту продал некий Колесников. Ехать в город, где жила Баттерфляй, он пока не хотел, потому что боялся уступить искушению увидеть ее, а это разрушило бы прекрасный, совершенный виртуальный образ, который жил в его сердце и освещал все для него.
Адель проиграла. У нее на дне рождения Сотников скучающе развлекался и смотрел на ее тайные муки с холодной усмешкой. Разве могла она даже приблизиться к образу Баттерфляй?! Адель была из плоти и крови, а кроме всего прочего, по своей женской глупости уже сделала много неверных шагов в их игре, а Сотников презирал слабых гейм-партнеров. Ему уже даже не было ее жаль, все ее потуги казались смешными и нелепыми, и он думал, что ни разу еще ни одна женщина не завладела его мозгами, а именно ими нужно было завладеть для начала, чтобы покорить его сердце.