Андрей Ратеев
Раб синей лампы
— Что-то произошло? — Обеспокоено заглядывая в лицо отводящего взгляд Лопухова, Лиза, нежной ладошкой накрыла его похолодевшие, вздрагивающие пальцы. — Ты не заболел? — Мягкими, горячими губами, как когда-то мама в детстве, прикоснувшись к его прохладному лбу, Лиза снова взглянула в лицо Акима — Да нет, температуры нет.
— Это точно. Абсолютный ноль. — Криво улыбнувшись, Лопухов быстро посмотрел в озабоченные глаза, и склонил взгляд долу. Немного помолчав, добавил — Мы готовы вас принять на Гражданке номер пять…
— Кого принять? На какой гражданке? — Смутившись двусмысленностью, Лиза слегка порозовела.
— Да рекламка такая, слоган. Кафешка на улице Гражданской, дом пять, закусочная „Миллениум“… — Извиняясь за глупую, неуместную фразу, Лопухов, взяв себя в руки, грустно улыбнулся Лизоньке.
— Ты, если не хочешь, можешь не рассказывать, но я вижу, у тебя неприятности… Я могу помочь. У отца связи, и вообще… — Просто, с искренним сочувствием, сказала Лиза.
— Что ты, Лизонька, все о’кей! — Аким изобразил подобие беззаботного счастья, широко улыбаясь, в качестве доказательств выставил все тридцать два гладких, плотных зерна молодого кукурузного початка.
— Как хочешь. — Обиженно надув губки, Лиза вздохнула и вернулась за стойку…
Лопухов невесело поскреб затылок. „Если бы так, как хочу… Что же, надо двигать дальше, нельзя расслабляться… А как хорошо было бы остаться здесь, с Лизой… Ну да ладно, все, хватит сопли размазывать“. Аким встряхнул головой, как бы отгоняя сладкие мечтания, и развернулся к монитору… Выйдя в сеть, Лопухов последовательно залогинился на трех анонимизирующих серверах, открыл сессию на давно подломленном хосте забугорной компании, загрузил мэйлер. Постучался на freelance.ru и выгрузил накопившуюся почту. Ftp-ировал принятые файлы по цепочке хостов, в порядке, обратно-хронологическом по отношению к выполненным ранее логинам, тщательно подчистил системные журналы. Быстро распечатав тексты сообщений, уничтожил личные файлы, заполнил хексовой константой „EF“ все свободные области на жестком диске рабочей станции, и, совершенно уже параноидально, дефрагментировал тома винчестера…
Как меня заколебала
Эта ваша Калевала…
Лучшим в этой жизни по праву достается все лучшее — страдания, возвышающие душу; муки творчества, неизъяснимо сладкие; самоотверженность альтруизма и святость аскетизма. Ну а худшие вынуждены довольствоваться низменным и никчемным — беспечностью, хорошим здоровьем, милым невежеством, бытовым комфортом и материальным достатком. Леночка Блинович, в полном соответствии с вышеизложенным принципом, творчески, самоотверженно страдала. Легкий, теплый пар, прозрачным облаком заполнивший ванную комнату, конденсированными слезами рисовал неровные дорожки на холодных зеркалах. Ароматная пена, плотная и радужная, дивным, густым суфле покрывала воду, не давая ей остыть раньше времени.
Стройное, юное тело, разомлевшее от возвышенных страданий, картинно разметалось в розовой керамической бригантине. На пушистом овальном коврике, рядом с изящными, украшенными бисером комнатными туфельками, лежала тяжелая, в замшевом переплете, книга. Гроздья крупного столового винограда, румяные абрикосы, и прочие груши-яблоки, аппетитным холмом возвышались над матовым золотом вычурного подноса, едва поместившегося на хрупком столике, подкатившемся вплотную к обожаемой хозяйке, вставшем на цыпочки и изо всех своих сервировочных силенок пытающегося перегнуться через скользкую розовую преграду ванны. Напевая печальную песенку, Леночка неизъяснимо грустила. Ефим, с которым она рассталась на прошлой неделе, обещавший эскортировать ее в модный дансинг, в назначенное время не позвонил. Его номер, вульгарным женским голосом сообщал о недоступности или отключенности абонента. Даже папА не помог — дав твердое обещание разыскать пропажу, через два дня виновато извинился и беспомощно развел руками…
— Где же ты, и где искать твои следы… — Мурлыкала Леночка, плавными движениями потирая розовую кожу обильно впитавшей бальзам греческой губкой. —
* * *
Вздрогнув от неожиданно громкой трели, Леночка, разомкнув сомлевшие вежды, недоуменно поискала взглядом источник беспокойства. Это был домофон — его небольшой, плоский экранчик ярко светился. Нечеткая от осевшей влаги цветная картинка изображала пропажу — Фима Куглер, нервно озираясь, давил на кнопку звонка. Встрепенувшаяся Леночка, обрадованным пингвином выскочила из ванны, второпях набросив длинный, ворсистый халат, указательным пальцем дрожащей от возбуждения руки утопила выпуклую пуговку разблокировки замка. Дверь в прихожей распахнулась, пропустив Фиму, и тут же плавно затворилась.
— Лена! Спрячь меня! Пожалуйста! — Растрепанный, с перекошенным лицом, Куглер бросился к Леночке, и, споткнувшись, с грохотом рухнул на инкрустированный паркет. Леночка, несколько смутившись, с легким разочарованием в дивных глазках, попыталась успокоить Фиму…
Из рассказа Куглера, прерываемого всхлипами и дрожью, прояснились причины паники — чугунная лапа Семена Феофановича Египетского, не знакомого Леночке, но, по описаниям Фимы страшно неприятного, дотянулась-таки до спрятавшегося в нору суслика. Куглер, исповедавшись, успокоился и взял себя в руки…
— Самое страшное, что я не знаю, что это за шифровка. Попросил Лопухова помочь, — ревниво покосился на Леночку Куглер, — до сих пор ответа не дождался. Все знакомые — без понятия. Так что, куда податься, не знаю. — Фима с тоской и надеждой тягучим взглядом приговоренного к расстрелу, уставился на Леночку. Дуальность положения, в котором оказалась „юная серна“ после искреннего рассказа Куглера, заставила призадуматься. С одной стороны, Фима был приятным молодым человеком, с ним удобно, весело и беззаботно Леночка провела не один час, но, с другой стороны, серьезно думать об ограничении свободы выбора будущего, возможно и не связанного с Куглером, она не могла. Да еще и выяснившиеся неприятные подробности обыска Фимой папиного кабинета, отрезвляюще воздействовали на пылкость чувств…
* * *
— …финишировал пятый этап многодневной дружбы народов. Основные встречи происходили на территории сельской местности. В нашем пресс-центре вы можете заказать об этом вообще исчерпывающую информацию. Переходим к следующему блоку новостей. Десять новых скорых помощей подарил губернатор Ставропольского края жителям Красногвардейского района. В „Детский Мир“ прибыло новое поступление обуви для детей и школьников. Вчера, в подмосковном Кроваторске прошел учредительный съезд партии „Педагоги России“. Педароссы — так громко и солидно называют себя ее приверженцы. „Наша партия гордится не только количеством членов“. — Заявил Владимир Кровоедов, единогласно избранный лидером новой политической организации…
Над стойкой бара, захлебываясь рекламными вставками, громко бредил радиоприемник. Кафе опустело. Лиза уже заканчивала убирать последний столик, а Лопухов все никак не мог придумать прощальной фразы… Выключив обрыдлый ящик, Лиза погасила верхний свет, включила дежурное освещение и села рядом с Акимом. Затянувшаяся пауза, томительным тиканьем электронных ходиков, укоризненно напоминала о неизбежном. Аким кашлянул, еще ниже понурил курчавую голову, и, пуще прежнего ссутулившись, приоткрыл рот. Но тут же закрыл его. Грохот тяжелых ботинок по крутой лестнице, решительный стук в металл двери, заставили напружиниться все мышцы Лопухова.
— Не открывай, Лиза. — Аким нервно сжал кулаки. — Пожалуйста. — Тихо попросил Лопухов.
— Да это папа — он часто за мной заезжает после работы. — Спокойно сказала Лиза, и, пройдя к стойке бара, нажала тумблер электрозамка. Дверь стремительно распахнулась, и в помещение ввалились три молодых парня в коротких, черных куртках. Быстро оглядев зал и увидев Акима, ринулись к нему, разбрасывая кресла в стороны. Мгновенно оценив ситуацию, Лопухов, резко, и неожиданно для самого себя, высоко подпрыгнул и вскочил на столик. Нападавшие на секунду замерли, пытаясь вычислить, в какую сторону ринется беглец.
Этого было достаточно. Аким, огромными прыжками, давя оптических мышей и ломая клавиатуры, понесся на самого рослого парня. Тот, несколько опешив, сунул правую руку за пазуху, но выхватить оружие не успел — Лопухов, как заправский Джеки Чан, прыгнул на него вперед ногами. Пока сбитый на пол парень разворачивался для ответного удара, Лопухов, вскочив на ноги, в пять прыжков выскочил в дверь. Впиваясь в стены, рикошетируя от металла двери, резко завжикали свинцовые осы. Но тщетно — цепляясь правой рукой за поручень, спотыкаясь и поскальзываясь, Аким пронесся вверх по лестнице и вылетел на улицу. Город, благодаря короткой экскурсии и рассказам Лизы, он уже немного знал, поэтому, почти не раздумывая, бросился к темным параллелепипедам корпусов конденсаторного завода. Бежал быстро, не петляя, слыша за спиной выстрелы и ощущая удары воздуха от сверхзвуковых волн проносящихся мимо пуль. Его догоняли трое. „Это хорошо, значит с Лизой все в порядке. — Лихорадочно соображал Лопухов. — Надо подальше отвести их от кафе“…