Автор: Вланес
— Что остается нам, когда осадок жизни
Кончает оседать, и вся прозрачность
Внезапно, в неизбывной полноте
Охватывает взгляд? Что видим мы,
Нащупав сквозь волокна яркой тьмы
Свой бледный дух? Отныне предоставлен
Он собственному тяготенью, и душа,
И мысли наши, и воспоминанья
Перестают мешать ему. Тогда
В себе он исчезает, как звезда,
Которая, сворачиваясь в центре,
Все реже посылает вдаль лучи,
Все глубже проникается сознаньем
Своей единственности. Это не любовь?
— Я обошел Вселенную, стараясь
Проникнуть в смысл любви, но всякий раз,
Когда я с этой мыслью обращался,
То все, что дышит, пело о своем,
Все, что не дышит, мой язык усвоив,
Ответствовало этим языком.
Тогда я понял, что любовь — не звезды,
И Люцифер любви еще не знал,
Когда, прикованный к одной свободе,
Он проникал своей вселенной суть.
Без бурь твоих все будет, как вначале:
Бог создал нас, чтоб мы себя создали.
— Не спрашивай влюбленных, отчего
Их речи, как цветы, переплетаясь,
Нежданно распускаются вовне
И, обдавая градом лепестков,
Мгновенно исчезают. Каждый прав,
Когда он любит, только в этот раз,
И больше никогда.
— Аллеи блекнут, скользкие мосты
Грустят и выпрямляются. Колонны
Утрачивают мраморный свой блеск
И, покрываясь горней позолотой,
Становятся похожи на деревья,
Чьи кроны — только синь и крики птиц.
— Под лепестками крыш, где созревают
Мгновенья жизни, гасятся огни,
Чтоб никогда не вспыхнуть в эту ночь,
И эта ночь уже не повторится,
Единственная в ночи повторений,
Где день, как семя бедное, зажат.
— Но скрытых в нем мерцающих растений
Не вызволят ни речь, ни жест, ни взгляд.
— Пойдем.
Я вижу вас, но вас не знаю я,
Печальные приметы бытия.
Устал идти я, боль свою найдя
На поле, побелевшем от дождя.
Как жизнь идет по телу моему,
Непостижимо сердцу и уму.
Над сердцем наклонились мы вдвоем
И смотрим, как в цветущий водоем.
Стрекозы чувств над водами скользят
И водоросли тихо шелестят.
Там день перенасыщен синевой,
Как в панцирь, замыкаясь в образ свой.
Прочны напластования времен,
Нам слышен изнутри лишь гул и звон.
Так под ногой ломается крыльцо,
Под поцелуем рушится лицо.
Как из ведра, льет время: я продрог
На поле, помутневшем от дорог.
Как палец, разрывающий кольцо,
Как родинка, впитавшая лицо.
Как луч, что надломился и угас,
Как стрелка, умерщвляющая час.
Но я хочу, не разобрав пути,
Протиснуться сквозь время и уйти.
Уничтожаясь в гуле причьих стай,
Ткань горизонта приподняв за край.
Ни облака, сплошной туман в пейзаже.
Растаял даже
Собор, вдали стоявший, как на страже.
Покуда капли гулко, словно в яме,
Стучат по раме,
Как дополненье к бесконечной гамме.
Лесная купина совсем промокла,
Лишь ветви блекло
Ложатся, точно трещины, на стекла.
И странно схож с тускнеющею чащей
День настоящий,
Из будущего в прошлое скользящий.
Из каждого гнезда на ветке шаткой
Горят лампадкой
Глаза, сюда смотрящие украдкой.
Не чувствуют ни гнева, ни обиды
Кариатиды
Извилистых стволов, видавших виды.
Травинками пруда покрыта кромка,
Что вьются тонко,
Как волосы на голове ребенка.
Сам пруд, былая гордость антиквара,
Как от удара,
Расселся, отражая клубы пара.
Но ливень возвращает взгляд обратно,
И хлещет внятно,
И по стеклу размазывает пятна.
Но за стеной белесой ты, похоже,
Находишь то же,
Хотя и видишь лишь холма подножье.
И чем тусклее этот день весенний,
Тем полноценней
Подобия предметов, птиц, растений.
Так, под стихий угрюмое бряцанье,
Воспоминанье
Научит память музыке и тайне.
Этот вечер, не путай его ни с чем.
Поздний снег упадет на сукно,
И на терем возвышенных теорем
Ляжет белое полотно.
Может, ночь эта явлена лишь затем,
Чтобы знать, где у неба дно.
Мир твой вздох принимает, как речь реки
Или ветра летучий стих,
Если полдня упругие позвонки
Оставляют его в живых.
Если то, что зовут языком тоски,
Понимать как язык двоих.
Небеса наполняются волей слов,
Для которых тоска — ответ.
Ты — рука, отодвинувшая засов,
Чтобы хлынул нежданный свет.
Ты — разбитая вдребезги плоть часов,
Отломившая лед от лет.
Плоть твоя словно взвинченная спираль,
Прокрутившая боль до дна:
Так секунда, которой уже не жаль,
Изменяет все ритмы сна,
Если соком медвяным на эту даль
Протекает луны слюна.
Так пульсация бешеной высоты
Выворачивает сердца,
Легче будет в крови утопить цветы
Или сжечь их в огне лица.
На груди у меня проявляешься ты
Рваной раною от резца.
Так по мрамору сердца наотмашь бьют,
Прошибая глухой заслон,
Там была Ниобея и Федра, тут —
Опрокинутый Аполлон.
Ты — из белого камня торчащий прут,
Млечной вечности камертон.
Очевидность, увы, такова, что мы
Для того лишь пришли сюда,
Чтоб увидеть не стены своей тюрьмы
И не гордые города:
Мы как дети, узоров своей зимы
Не понявшие никогда.
На обугленных сучьях теперь цветы
Распускаются вкривь и вкось:
Солнце — мяч, отскочивший на пол-версты,
Наклоняет земную ось.
Ты — смешенье трагической суеты:
То, что сбудется и сбылось.
Этот воздух немного душный,
И ладоням твоим послушный,
Имена на камнях зеленых,
Пережившие позабывших.
Силуэты крестов, склоненных
Над проемами окон темных,
Поцелуи дождя на крышах
Потемневших приделов бывших.
Если памяти больше надо,
Чем случайная ласка взгляда
Или слов золотые листья,
Облетевшие с древа речи,
Если времени поступь рысья
Под дубами, что раздалися
Как для плача пришедших плечи,
Не восполнит и не излечит,
То находим подчас не то ли,
Что осталось от прежней доли,
Словно голубь в окне, мелькнувшей
И исчезнувшей за домами.
Облака над уснувшей сушей,
Как мгновенья любви минувшей,
Пролетают над тополями —
Полусложенными веерами.
Не раскроются, не обвеют,
Только ветви их огневеют
Далеко-далеко отсюда,
Ночи всей добрести не хватит.
И, должно быть, видна оттуда
Лишь камней порыжевших груда,
Словно стершийся след печати,
По которой лишь полночь платит.
Здесь под сводами слышно пенье,
Это ветров шальных круженье,
Не душа — это ветер воет,
Не ответ — это шепот ивы.
Если память чего-то стоит,
А не просто, как шалью, кроет
Серебристые переливы
Тех мгновений, что верно живы,
То какую имеет цену
Торопящее перемену
Беспокойной воды броженье,
Ручейка проливная пена.
Только вечное преображенье,
Только путаных струй скольженье:
В этом дух свой все то, что бренно,
Прорисовывает постепенно.
Купола как головки мака,
Полны сна, забытья и мрака,
Утоление настоящим,
Безразличие пред грядущим.
Точно в улье стоишь звенящем,
Точно в кубке плывешь пьянящем,
Здесь закат протянулся плющем
По потрепанным ветром кущам.