Иван Скобарь
Пушок
Возвратившись домой сам не свой, Кузьма со всеми предосторожностями уложил своего друга на прежнее место. Пушок, терпеливо перенесший почти всю дорогу туда и обратно, вдруг опять принялся кричать и стонать. Его заметно потемневшие глаза были полны слез и какой-то безнадежно безысходной тоски. Стараясь держать себя в руках, Вершинин вышел за дверь. Приготовив чурку и самый острый топор, он принес своего кота и положил его головой на плаху. Пушок, будто все понимая и смирясь со своей злой долей, притих и даже закрыл глаза, хотя еще вполне был способен к сопротивлению. Эта неживотная мудрость поразила тогда Вершинина больше всего.
Похоронил Кузьма своего друга в саду, рядом с могилой Джульбарса. Глянул Вершинин на два могильных холмика, вспомнил опять свою погибшую семью, и будто сразило его. В глазах зарябило, зажгло, слезы неудержимо потекли по небритым щекам, Кузьма опустился на колени и, закрыв лицо руками, зарыдал, едва сдерживая эмоции, чтобы те не хлынули потоком.
С известных пор Вершинин был человеком скупым на эмоции, вел малообщительный образ жизни. К тому же в пристрастии к алкоголю и к табаку также замечен не был. Был холост, а баб к себе не водил. Словом, жил он как отшельник какой. Не зная его прошлой жизни и не ведая темных глубин его истинного характера, многие на селе поспешили утвердиться во мнении, что Вершинин самый настоящий баптист или, и того хуже, член какой-нибудь вредной секты или тайный масон. Все эти досужие домыслы делали поведение Кузьмы еще более загадочным и не поддающимся никакому нормальному объяснению.
Послышались шаги по траве, и Вершинин затих. Над невысоким сплошным забором соседа показалась здоровенная голова Игоря Молохова, редкого по комплекции верзилы.
— Чего это ты здесь делаешь, а, сосед? — басовито полюбопытствовал Игорь так, будто шел мимо, случайно заглянул к Кузьме в сад и увидел своего соседа, непонятно зачем стоящего на коленях. — Да у тебя тут что, кладбище? Придумал тоже! Зачем
Стараясь выглядеть спокойным, Вершинин рукавом рубахи вытер слезы с глаз, поднялся с колен и, посмотрев внимательно на Молохова, ровным голосом произнес:
— А откуда тебе известно про моего кота? Уж не ты ли с ним управился?
— Да твой котяра тут во всех огородах пакостил! — вскипел от возмущенья Молохов. — Чем кого обвинять, ты бы лучше поспрашивал у соседей. Его, гада, любой тут мог замочить!
— Про других не знаю, а на твоем участке он часто крыс ловил, — заметил Кузьма своему соседу, прозрачно намекая на причастность последнего к случившемуся. — Хороший был кот, никто на него не жаловался.
— А у нас народ не жалостливый, чтобы жаловаться.
— Не жалобливый — хотел ты сказать, — поправил соседа Вершинин.
— Не жалобливый или не жалостливый, какая хрен разница? — рассердился еще больше Молохов. — Не жалостливый у нас народ. Это все больше приезжие больно жалостливые. Понаехали тут всякие, житья от них нету. А даже если и я твоего кота порешил, что с того? Худое дерево завсегда вырубать надо, и нехрен его жалеть. Ну, чего
— Деловые — это такие, как ты, что ли? — тихо поинтересовался у своего соседа Кузьма.
— Да, такие, как я, а не такие, как ты, слюнтяи. Что вы вообще можете со своей демагогией?! Придурки, — самодовольно умозаключил Молохов и радостно добавил с еще большим превосходством, — Дурко! Ха-ха! О-ой, держите меня, блин! Полюбуйтесь на этого дебила! — обратился к кому-то неведомому Игорь. — Кися-кися, кися-кися! Тьпфу, — смачно сплюнул Молохов прямо к соседу через забор с проворством верблюда, с молчаливым презрением махнул рукой и гордо, с сознанием выполненной миссии, пошел прочь, в сторону своих хоромов, с усмешкой продолжая при этом что-то бормотать себе под нос.
Побыв еще какое-то время в скорби подле могильных холмиков, Вершинин неспешной походкой побрел к себе в дом. Вдруг тишина вечера громко треснула, и взрывоподобные раскаты понеслись по всей округе из уличных динамиков Молоховского магнитофона. Кузьма прибавил шагу.
— Миллион, миллион алых роз! — кричала примадонна российской эстрады, когда Вершинин спешно закрывал за собой плотную входную дверь, хотя по опыту уже знал, что внутри дома от громко включенной музыки не спасешься. Так оно было и в этот раз. В какую бы комнату Кузьма не зашел, нигде ему не было покоя.
— Попробуй джага-джага: мне это надо-надо! — призывно кричала на полдеревни какая-то незнакомая Кузьме певица.
— Вот, сволочь, ни стыда, ни совести, — гневно прошептал Вершинин и, прилегши на диване, спрятал голову под подушкой.
В наступившей короткой паузе он немного успокоился в тишине, и вернувшаяся способность мыслить воскресила в его памяти воспоминания, моментально унесшие его обратно в прошлое. Вспомнил Кузьма, как они с Надей и дочерью ездили отдыхать на Черное море. Он тогда как раз приехал с Севера, в отпуск, и они по путевке отправились отдыхать в Сочи. Правда, был не сезон, но все равно отдых получился незабываемый. Как же они были счастливы тогда все вместе! Потом он вернулся назад, в свой Нижневартовск, зарабатывать средства на покупку квартиры в большом городе. Дочка умницей росла, и Вершинины хотели дать своей ненаглядной красавице все самое лучшее: и воспитание, и образование, и достаток. Уехал Кузьма на Север и не подозревал, что в это время случится то, что пустит под откос всю его жизнь. От волнения мысли путались, и вспомнилось ему вдруг, как ходил он за котенком к Петровичу, как тот рассказывал ему о подвиге своей кошки Муськи, спасшей своего котенка от, казалось бы, неизбежной лютой смерти. И ведь, подумать только, обыкновенное с виду животное, а поди ж ты?! Как оно любит свое дитя?! Даже жизнью своей готово пожертвовать, не задумываясь, лишь бы защитить свое чадо от любых превратностей судьбы. А много ли среди нас, людей, найдется сейчас таких, в любую минуту готовых пожертвовать собой ради будущего своих детей? Большой вопрос. И вспомнил Кузьма, как прощалась кошка со своим котенком, словно предчувствовала она своим материнским сердцем трагическую судьбу своего дитяти, как ей было жалко его, как бежала она за Кузьмой до самого поворота. А эта дрянь взяла и…
Вершинин опять невольно прослезился. И тут, вдруг, припомнил он, как Молохов с неделю назад в разговоре с мужиками у деревенского магазина хвастал, что купил в городе новую отраву для крыс, и что теперь ни одной твари на его участке уж точно не будет.
Больше трех суток не было Пушка дома. Значит, эта сволочь специально закрыла его у себя в сарае, а там, кроме крыс и крысиного яда, не было никакой ни еды, ни питья. И Пушок, по всей вероятности, как ни крепился, а все же съел либо крысу отравленную, либо саму отраву попробовал.
Догадка моментально поставила Вершинина на ноги.
— Я буду вместо, вместо, вместо нее… — кричала, не унимаясь, во все горло какая-то неизвестная Кузьме певица.
— Фашист недобитый! — вырвалось у Вершинина откуда-то из глубины души, и он, сжав кулаки, выбежал во двор. Там он взял в руки лестницу, приставил ее к своему дому и по веранде забрался на чердак. Энергично разобрав кучу разного хлама, Кузьма достал из-под низу какой-то небольшой сверток, обтер с него пыль и направился в обратный путь.
— У-у-у-е! — кричал во всеуслышание популярный эстрадный дуэт, когда Вершинин спускался вниз по лестнице.
Закрыв покрепче входные двери изнутри, Кузьма отправился к себе на кухню. Там он положил свой сверток на стол и развернул: внутри был готовый к применению обрез винтовки старого образца и несколько патронов к нему.
Это оружие Кузьма нашел в своем старом доме, на прежнем месте жительства. Этот самый сверток точно так же, как и сейчас, пылился на чердаке того дома, который Вершинины недорого купили у молодого наследника умерших хозяев дома. Видимо, из живых людей никто об этом оружии ничего не знал. Первая мысль была сдать обрез вместе с патронами в милицию. Но, рассмотрев оружие получше и памятуя о тревожности времени, в котором приходится жить, Кузьма передумал и решил, что не стоит ему кому-либо говорить об этой своей находке. Даже жене с дочерью ни к чему было знать об этом. Приятно было Вершинину осознавать себя вооруженным. „Чем черт не шутит? Может, когда и сгодится эта находка в трудный час?“ — рассудил Кузьма и оставил оружие у себя. Припрятал он свой арсенал так, чтобы его никто, кроме самого Кузьмы, не смог найти. Переезжая на новое место жительства, Вершинин незаметно положил обрез вместе с другими вещами прямо в контейнер.