Иван Скобарь
Пушок
— Ну, хозяин, принимай заказ! — бодро произнес бойкий деловитый мужичок, довольно грузный в свои неполные сорок лет, и, держа обеими руками, протянул крохотный пушисто-черный комочек, беспокойно смотрящий на мир своими маленькими, как капельки росы, доверчивыми глазенками.
— Спасибо тебе, Петрович — выручил. А то какой в деревне дом без кота?! Спасибо, — благодарил за подарок Кузьма Вершинин, высокий и худощавый мужик средних лет, своего товарища, с которым они вместе работали механизаторами в хозяйстве у местного фермера.
Дело происходило у крылечка солидного деревянного коттеджа Петровича, теплым летним вечером, когда яркое солнце уже почти скрылось за побагровевшей, будто зарево пожара, жирной линией горизонта, а прозрачно-чистая небесная голубизна начала постепенно тускнеть, словно бы сохраняя до доброй утренней поры свою неповторимую дневную красоту и прелесть.
Разговор двух товарищей был недолог, они тепло попрощались, и Кузьма направился, было, к себе домой. А жил он совсем даже не близко, на другом конце деревни, на самом ее краю. Но в это время к крылечку прибежала, вся в волнении, кошка Петровича и принялась громко и тревожно кричать, не спуская своих слезящихся глаз с рук Кузьмы. Котенок в ответ жалобно пискнул, и кошка, поднявшись на задних лапах, закричала еще пуще, словно умоляя людей не разлучать ее с „дитем“.
— Чего это она? Из-за котенка, что ли, так убивается?! — остановился Кузьма, с явной озабоченностью улыбчиво поглядывая то на Петровича, то на его кошку.
— Не удивляйся, — откликнулся Петрович с крылечка. — Муська, замолчи! Молодая она еще, и котенок этот у нее первенец. Видел бы ты, как она тут за него воевала с собаками! Он у нас большенький, мы же его для себя оставляли. Но раз такое дело — новоселье! Решили тебе подарок сделать, чего, думаем, ждать человеку неизвестно сколько. Так вот: Жена выгнала их с кошкой из дома, чтобы погуляли в ограде, пока она полы моет. Забор-то у нас ладный, сам видишь, сплошной, только под калиткой небольшая щель оставлена, чтобы свободно закрывалась. Через эту самую щель котенок и вышел на дорогу, а там — собаки. Да хорошо — я в ограде в это время был, дрова колол. Все так быстро произошло! Я только и услышал, как собаки возле нашей ограды погнались за кем-то. Глянул машинально в их сторону, а Муська — была, да нет — пулей под калитку и на собак. Слышу только, как чья-то собака уже завизжала от боли. Котенок — под калитку и в ограду, а Муськи нет. Ну, я, естественно — на выручку. За забор выскочил, смотрю, а Муська к забору прижалась, ощетинилась вся. А вокруг нее, полукругом — собак штук пять собралось, да здоровые все! Зубы оскалили, а наброситься сразу боятся. Едва успел отбить. Вот такой случай. Так что не зря она так себя ведет. Погляди, голосит, словно плачет, любит она его, как настоящая мать своего ребенка.
— Так может это, — застыл в замешательстве Кузьма, — не разлучать их?
— Да ты что?! — всплеснул руками Петрович. — Да она нам еще знаешь сколько котят принесет? Каждые два месяца штук по пять — вот и посчитай. Лучше уноси его поскорей, а то Муська совсем изведется.
Кузьма послушал товарища и, скрипнув калиткой, быстро зашагал прочь. Миновав дома три, Кузьма оглянулся и от неожиданности чуть не оцепенел. Муська молча бежала за ним следом, на некотором удалении. Борясь с нахлынувшими чувствами, Кузьма решительно свернул в переулок, но, немного пройдя, невольно обернулся назад. Муська сидела в траве у перекрестка, дальше она уже не пошла.
Прошло два года.
Кузьма Вершинин по-прежнему тихо жил в своем скромном деревянном домике, в одном из концов большой сибирской деревни, расположенной в лесистой местности. Приехал Кузьма в эти края из далёка. И привела его сюда вовсе не таежная романтика, а
Заболел у дочери зуб, и повезла ее мать в поликлинику, что находилась в другом селе. Автобусного сообщения с их селом отродясь не бывало, поэтому ранним летним утром поехали они в кабине попутного грузовика. И все бы ничего, да накануне из близлежащей воинской части в очередной раз сбежал, будто бы даже с оружием в руках, какой-то солдат-срочник. Разумеется, повсюду велись его активные поиски, на всех дорогах круглосуточно дежурили военные и милицейские патрули. На один из таких патрулей их грузовик и напоролся.
Ехали они по сильно извилистой лесной грунтовой дороге. Вдруг — что такое? — видят — стоит впереди на обочине обыкновенный одинокий солдат без красной повязки на рукаве и с автоматом за плечом и, подняв руку, требует, чтобы водитель грузовика остановился. Приняв патрульного за дезертира, водитель, естественно, прибавил газу, надеясь успеть скрыться за поворотом, да не успел. Автоматная очередь, пущенная по колесам автомобиля, прошла гораздо выше, прошила насквозь деревянные борта грузовика, буквально изрешетив кабину. Жена Кузьмы погибла на месте, дочь получила тяжелые ранения, а водитель каким-то чудом остался абсолютно невредим. В горячке он еще несколько километров гнал свой грузовик по тряской дороге до самой больницы, но спасти ребенка не удалось. Дочь Кузьмы скончалась прямо на операционном столе.
Позже, когда во всем разобрались, серьезного наказания никто не понес. Гибель людей списали на несчастный случай. А дезертир, которого многие винили в случившемся, вскоре, по слухам, явился в военную прокуратуру, и ему, после разбирательства, будто бы тоже ничего серьезного за его побег из части не было. Во всей этой истории крайним оказался несчастный Кузьма, похоронивший всю свою семью, а вместе с ней и все свои надежды на счастливое будущее. В отчаянной попытке хоть как-то залечить свои душевные и сердечные раны, Кузьма и переехал подальше от тех мест, постоянно напоминавших ему о постигшей его тяжелой и невосполнимой утрате…
Входная дверь бесшумно отворилась, и из дома на крылечко веранды выглянул Кузьма. Внимательно оглядевшись по сторонам и никого не заметив, он звучно брякнул щеколдой. Поданный им условный сигнал тут же произвел надлежащий эффект. Где-то в огороде отчетливо послышался знакомый котовий голос, и вскоре большущий черный котище, с завидным проворством перемахнув через высокую ограду, отделявшую садово-огородный участок от небольшого дворика перед домом, был уже рядом с Кузьмой, обтирая о длинные штанины его брюк следы пыли и остатки колючек репейника и радостно урча от удовольствия встречи со своим хозяином. На кухне кота уже ждали полная миска парного домашнего молока и порционная сарделька. Ничуть не сомневаясь в любви своего хозяина, кот стремительно двинулся в направлении своей столовой. Кузьма лишь едва успевал, поспешая, отворять перед своим любимцем все преграды.
После ночных похождений кот ел с большим аппетитом. Его гладкая и плотная шуба отливала солидным блеском, а громадная, от головы до хвоста хорошо сформированная фигура внушала уважение и трепет любому котовьему собрату. Это был тот самый котенок, которого Кузьма принес в свой дом пару лет назад от Петровича. Теперь в память о своем пушистом детстве этот некогда пушисто-черный комочек носил почтенное котовье имя Пушок.
На новом месте Кузьма Вершинин вел весьма уединенный образ жизни. С тех пор, как его семейную жизнь оборвал трагический случай, Кузьма стал замкнут и нелюдим. Боль тяжелой утраты не оставляла его в покое ни днем, ни ночью. Ему казалось, что он никогда уже не будет счастлив. Для него надежда на нормальную жизнь словно была похоронена вместе с самыми дорогими и близкими людьми во всем белом свете.
…Познакомились они, можно сказать, совершенно случайно. Надя — добрая душа — была коренной жительницей села и жила с родителями, у которых, кроме нее, было еще трое детей, и все они были женского пола. Надя была в семье младшенькой. Она поступила в кооперативный техникум учиться на бухгалтера. Было лето. Свободного времени было много, и ее попросили временно подменить ушедшую в отпуск деревенскую почтальонку. Кузьма в то время работал в местной „Сельхозтехнике“ инженером. Попал он в деревню по распределению, после окончания политехнического института. Парень он был детдомовский, с трудным детством. О родителях, о своих, он почти совершенно ничего не знал. Единственное, что было ему известно со слов воспитателей детского дома, так это то, что мать бросила его совсем еще крохой, оставив на крылечке какого-то роддома. Несмотря на все лишения, из Кузьмы получился настоящий человек, хотя и со сложным характером, но неизменным от природы добросердечием.
Встретившись случайно в сельхозтехниковской конторе, куда Надя каждый рабочий день приносила почту, они приглянулись друг другу, познакомились, стали дружить. Родители Надины не были против их знакомства. Когда Надя закончила техникум, поженились. Вскорости после этого в стране случились большие перемены. Для того, чтобы обеспечить семье благополучную жизнь, „забыл“ Кузьма про свой диплом, завербовался на нефтяные разработки и уехал на Север, в Нижневартовск. С годами купили Вершинины себе в другой деревне хороший отдельный дом с большим участком, а приватизированную однокомнатную квартиру в двухэтажке продали. Надя, бывшая за мужем, как за каменной стеной, оставила свою тихую работу в бухгалтерии „Сельхозтехники“ и занялась более основательным воспитанием дочери и ведением домашнего хозяйства. Дочь Вершинины назвали Верой. Она прекрасно училась в школе, с годами постепенно превращаясь в настоящую красавицу. Кузьма продолжал вкалывать на Севере, наведываясь домой, как моряк после дальнего плавания. И уже казалось, что светлое счастливое будущее ждет их совсем рядом.