МеЛ
Разве можно об этом кратко?
Спальную жены Лоренс считал более приемлемой для своей персоны. И вообще был доволен вкусом Людовика. Большая кровать под пологом из золотистого шелка его устраивала.
Тэд сел на край кровати. Коснулся рукой шелка. Провел ладонью по атласу высоких, расшитых шелковыми цветами, подушек. Вздохнул и… покинул спальню отсутствующей жены.
Сам-то он спит на кожаном диване в своем домашнем кабинете. Сюда, в спальню жены, заглядывает по желанию. Чаще он чувствует себя уставшим, не доходит до этих расшитых шелком красот. Жена, как девушка, подкарауливает его у дверей кабинета, и только он гасит свет, она тихонько входит к нему и… устраивается рядышком, возможно, просто поболтать.
— Ужин готов, сэр.
— Буду ждать.
— Простите, сэр?
— Джонатан вернется, и можете накрывать.
Бетти внимательно посмотрела на Лоренса и, подавив вздох по поводу того, что сегодня придется задержаться, чуть пригнулась. Пропустила хозяина вперед, тот прошествовал в направлении нижней гостиной. Девушка пошла назад, на кухню. Болтать с Марго и Паркинсом, те готовились пить с черешневым вареньем чай на травах.
Был февраль. В общем-то, дни уже были достаточно теплыми, солнечными, но к вечеру чувствовалась легкая сырость и прохлада.
— Камин, сэр?
— Спасибо, я сам. Сам, идите, Паркинс. У вас ведь время позднего фиточая.
Что-то подсказало мажордому, что сегодня настаивать перед хозяином нельзя. „Заняться нечем. Скучает он. Так бы нашел занятие. А нет никого, вот он и ходит, слоняется от скуки“, — решил Паркинс и, не отвлекая хозяина более на собственную персону, тихо ретировался на кухню.
Лоренс отодвинул ведерко с углем. Присел перед зевом камина, стал укладывать аккуратные поленья, пересыпая их сухой березовой и сосновой стружкой. После того, как огонь достаточно разгорелся, запахло хвоей, смолой, стало теплее и уютнее в пустой полутемной гостиной. Лоренс выключил верхний свет. Сегодня яркость потолочного хрусталя показалась ему дичайше слепящей. Он включил торшер у кресла. Оглядел столик рядом с ворохом почты. Сел, вытянул ноги на скамеечку и стал шуршать, просматривая сначала газеты. Прочитав одну, другую, он кидал их на пол слева. И брал другие.
Потом он проверил счета, подписал и кинул их, как оплаченные долги, прямо на пол, у кресла. Паркинс завтра отправит на оплату. Потом Тэд стал читать письма и записки от тех, кто еще радовал его „ручным“ письмом. Он без любви относился к электронной почте, считая ее прерогативой служебной переписки. Заглянув в парочку писем, Тэд задремал. Потом и уснул.
* * *
— Отец? …па, ты спишь?
— А… что? О, Джонатан, ты приехал?
Лоренс покрутил в руках чье-то письмецо и положил его назад на столик.
— Я, видимо, уснул.
— Да, кажется.
Сын стоял перед ним. Высокий, белокурый и худой. Он лишь чуть заслонял отца от уже жаркого пламени камина. Паркинс ему сказал, что отец грустит. И сын пытался найти в лице отца что-то подобное. Но нет, выражение лица Лоренса старшего было обычным, вид вдумчивого меланхолика. Как всегда.
Тэд, чуть сощурив глаза, улыбнулся.
— Ужинать будешь?
— Нет, меня уже накормили.
Лоренс вздохнул.
— Да? А меня никто не кормит.
— Почему? Паркинс только что распорядился, чтобы накрывали.
Тэд махнул рукой.
— Да, как-то уже и не хочется. Скажи, пусть Бетти приготовит ванну и молоко. В качестве компенсации за задержку сверх рабочего времени пусть возьмет для своей собаки то, что разрешит ей забрать с моего ужина Марго.
Джонатан внимательно посмотрел на отца.
Тот чуть поежился, как от прохлады, и глубже спрятался в большом удобном кресле. То при этом интеллигентно поскрипывало под таким весом.
Лоренс был еще и высок. Грузно он вдавливался в кожаную упругость любимого кресла и получал от этого удовольствие. Седые коротко остриженные волосы его поблескивали при пламени огня, а крупные, навыкат глаза, только дома не прятались за темные линзы очков. Тэд был близорук. Но тщательно это скрывал от посторонних. Даже не щурился, выработав в себе привычку не делать этого. Очки всегда были при нем. Надевая, он чувствовал их тяжесть и потому без сильной необходимости торопился снять. Секретарша, проработавшая в его приемной уже пять лет, сама только несколько раз видела босса в очках. И всегда отстаивала его тайну: „Лоренс? В очках?! Вы его не спутали?“
Сейчас его глаза были усталыми. Он смотрел на угасающий огонь в камине… и щурился.
— Принести плед, папа?
— Нет. Лучше скажи, чтобы сюда принесли что-нибудь из закусок и пить.
— На ужин готовилось куриное филе с овощами…
— Нет, это Бетти для собаки. Мне — кусок холодной телятины с огурцом и сок, какой найдется. Это я съем.
Джо опять внимательно посмотрел на отца. „Видимо, Паркинс правильно информировал. Мамочка ночует вне дома. Надо бы выяснить, куда она укатила?“ Джон подождал, отец больше ничего не говорил. Тогда сын развернулся и пошел на кухню к Марго.
Тэду постелили на колени салфетку. Бетти заботливо подала тарелку с огурцом, порезанным ломтиками, на каждый из которых была положена широкая полоска мяса. Стакан с соком Лоренс взял прямо в руку.
Он осторожно накалывал на вилку еду и, не спеша, клал ее в рот. Похрустывая и медленно пережевывая, Тэд ел, запивая соком.
И все посматривал на действия сына. Тот принес блокнот-тетрадь и ручку. Сел напротив, на пуф и ждал.
Тэд устало сжал веки, потом снова посмотрел на сына.
— В чем дело? Хочешь сделать портрет или написать оду долготерпению моего желудка?
— Нет. Не портрет. Чокнутая Леди Хрю нагрузила нас диким заданием. Ко дню Святого Валентина потребовала интимных подробностей из частной жизни родителей. Требуется сочинение на одну-две страницы о вашей встрече с мамой, ну, и чем она закончилась.
— Мисс Чарльз — просто полная женщина. Зачем ты так о ней? Джон, это неприлично по отношению к даме. К тому же, она одинока. Хороших романов сейчас не пишут, вот она и пытается…
Джо перебил отца: „Но, па, сто двадцать килограммов при росте в сто девяносто — это как? Это что, только… „полная женщина“? А подробности эти она потом куда, ты думаешь? В печь церкви снесет? Прилично?!
Лоренс задумался, приостановив жевание. Потом, молча, все же осуждая сына, покачал головой.
Джон примирительно скривил физиономию.
— Ладно. Хорошо. Не Хрю. Пусть просто Леди.
— Ну а почему же „леди“? Она имеет титул?
— У нас. В смысле, среди нас.
Лоренс сунул еще кусок из двух аппетитных ломтиков в рот, прожевал. Запил соком.
Съев все с сервировочной тарелочки, он отложил ее в сторону. Допил сок из стакана, вытер рот салфеткой, и их убрал на столик, завалив всем скучные письма.
Потом он выпрямился и чуть потянулся, лениво приподняв руки кверху. Посмотрел на сына.
Джонатан Лоренс оканчивал элитную школу для
— Вас одиннадцать человек, сын. Одиннадцать почти мужчин. Тебе не кажется, что пора подать пример уважительного отношения к даме, та вдвое вас старше и, уверен, мудрее. По крайней мере, ее отзывы о вас и вашей внешности значительно завышены в сравнении с тем, что вы есть на самом деле. Она поднимает планку вашей культуры в надежде, что вы дотянетесь до нее. А вы? Интересную женщину так… „опускаете“…
Лоренс огляделся. Бетти, по-видимому, уже ушла домой. Ее высокая фигурка не мельтешила между кухней и комнатой для прислуги. Двери гостиной были распахнуты, чтобы хозяину уж вовсе не было одиноко в огромном доме. И в освещенный проем Тэд видел лишь шушукающихся Марго и Паркинса, постоянно живущих в его доме.
Тэд тихо обратился к сыну: „Джо, сходи к Маргоше, принеси мне чаю. С пол-ложечки сахара и с лимончиком. Что-то и вправду знобит меня“.
Когда сын принес ароматный чай, Паркинс укутал ноги хозяина теплым пледом. Тэд, уже согретый заботой, снова улыбнулся сыну и спросил: „Что требуется от меня?“
— Ответить на анкету, по которой я затем напишу эту пару страниц.
Лоренс рассматривал парок над чашкой.
— Считаешь, поместится?
— Кто?
— Что, сын. Что. Сюжет о дне нашего знакомства с твоей мамой. Ты считаешь, он поместится на твоих двух страницах?
— Почему нет? Я умею быть кратким.
Лоренс поднял глаза на сына.
— А ты сам-то встречаешься с кем-нибудь?
— В смысле? …А, это?
Джо отвел взгляд. Его отношения с девочками были более чем несерьезными. „Скорыми“, „автостопными“, как теперь говорили.
— Вообще, да.
— И что, тоже краток?
Сын под взглядом отца, который явно не шутил, чуть поморщился.