Аноним

Описание странного события

Алексей время не терял, он нашел отменных кузнецов, а токаря сманил с пушечного двора. На завтра ему предстояла встреча с командирами инженерных войск. Мы собрались ужинать, а Алексей вспомнил, что мне принесли записку и дал ее мне. Прислал ее адъюнкт Зайцев, тот самый, коего Григорий Орлов использовал в качестве моего экзаменатора. На ней было написано: „Его Высочеству Великому князю Медведеву“. Он писал о приезде Ломоносова, который надеется на встречу со мной и просит сообщить, когда ему будет это позволено. Я не мог допустить, чтоб этот великий человек униженно ждал встречи с заурядным авантюристом и, отказавшись от ужина, несмотря на поздний час, помчался к Зайцеву.

Ломоносов оказался рослым и крепким, почти как Орловы, одет был по-домашнему, без парика, лыс гораздо более чем я. Зайцев представил нас друг другу со всеми титулами и Ломоносов поклонился мне; я просил впредь мне не кланяться и пожал руку великому человеку. Зайцев спросил позволения сесть Ломоносову, поскольку у него больные ноги. Я поспешно согласился и просил вести себя при мне свободно — в моей стране таких церемоний нет. Уже зная здешние дороги, я мог понять, каково было больному человеку совершить такой переезд, тем более, с такой быстротой. Сколь же велико было желание ученого увидеться со мной! Ломоносов не стал учинять мне допроса как Григорий Орлов, чтоб разоблачить меня. Он сразу стал выяснять, возможно ли мореплавание Сибирским океаном в Ост-Индию. Я отрицал категорически — прорваться через Ледовитый океан хоть и можно, но риск не оправдан. Ломоносов предполагал, что в высоких широтах льда нет, об этом говорили китобои, промышлявшие у Шпицбергена.

Я объяснил, что с запада Шпицберген омывает теплое течение, доходящее до Кольского полуострова, потому там мало льдов, но к северу и востоку от Шпицбергена лучше передвигаться не на судах, а на собачьих упряжках. Я все объяснил уверенно, с хорошим знанием подробностей, Ломоносов заметно сник, ведь он долго и глубоко изучал эту проблему, а тут вдруг оказалось, что весь труд напрасен! Я понял, что он хотел не только стать новым Колумбом, но и оживить родной ему Север. Нужно дать ему другую, соизмеримую с прежней, но реальную идею. Не слыхал ли он от поморов об угле на Шпицбергене? А ведь там его очень много и можно использовать для пароходов. Я нарисовал паровую машину, пароход, описал принцип действия. Уныние сменилось восторгом. Попросил карту, там еще не было Мурманска, вместо него на берегу Кольского залива — Кольский острог или Кола.

Рядом с Колой залежи фосфорного минерала; следует добывать его, возить пароходами в Архангельск и там делать спички из сплавного леса, затем на пароходах везти в Европу. Большое производство на дешевом сырье будет вне всякой конкуренции. Ломоносов был не дилетантом, он моментально схватывал идеи и мне было легко объяснять ему любые понятия. Как химика его очень заинтересовали спички и он собирался немедля приступить к опытам по их приготовлению, поскольку из их состава я мог назвать только фосфор и серу. Не забыл я сказать и о поддержке государыней проекта фабрикации спичек. Между тем, пока шла беседа, нам подали ужин, мы, не заметив, его проглотили и Ломоносову подали пиво, а я отказался, сказав, что предпочитаю не бегать ночью с постели; Ломоносов же, по его словам, без пива не мог жить. Уехал я очень поздно и провожая меня, Зайцев сообщил, что государыня еще 2 мая подписала указ об отставке Ломоносова от службы. Он выехал из Петербурга до получения этой новости и узнал ее только в Москве от Зайцева. Я сказал, что утром буду просить государыню переменить свое решение.

Увлекшись Уралом, Алексей начал рано вставать. Он заводил нужные знакомства, собирал сведения и, по-моему, сколачивал группу соратников, пригодных не только пити вино, но и творити дело. Не забывал он и мне содействовать. Утром прибыл премьер-майор, обязанный мне помогать, узнал мои проблемы и сказал, что это пустячная задача. Он пошлет со мной в Обухово офицера и тот будет осуществлять руководство стройкой. Завтра туда отправят обоз со всем необходимым, а также солдат для работы. Лишь ушел премьер-майор, появился Григорий. Я стал просить его ходатайствовать вместе со мной перед государыней за академика Ломоносова. Григорий захотел прежде узнать суть дела, поехали к Ломоносову. Тот рассказал об интригах в академии. Осмелился вступить в разговор Зайцев. Он сказал, что все академики жаждущие отставки Ломоносова, не стоят его одного, я подтвердил слова Зайцева. Неожиданно Григорий спросил, как смотрит Михайло Васильевич на постройку новой столицы на Урале. Ломоносов был очень удивлен таким оборотом. Я ему объяснил, что „окно в Европу“ уже есть, теперь надо поднимать промышленность, осваивать Сибирь, торговать с Востоком… Четверти часа хватило увлечь Ломоносова, но меня ведь слушал и Орлов, убеждаясь в правильности моих доводов. Ломоносов сказал: „Тот, кто построит столицу на Урале будет велик не менее Петра!“. Видимо, именно эти слова оказались решающими для Григория и с этого момента он стал целеустремленно собираться на Урал. А сейчас он велел Ломоносову ехать с нами к государыне.

В кабинет царицы мы вошли вдвоем, оставив Ломоносова дожидаться ее решения. Однако наше ходатайство оказалось напрасным: еще три дня назад царица свой указ отменила. Но этого Орлову теперь было недостаточно, он требовал, как теперь говорят, „возместить моральный ущерб“, тем более, что академик примет активное участие в предприятиях г-на Медведева. Я подтвердил это и рекомендовал Ломоносова как самого большого знатока Севера, имеющего связи и с учеными, и с купцами, и с моряками, и с поморами. Он незаменим для многих наших затей, и в оружейном деле его можно использовать. Григорий вышел за Ломоносовым, царица встретила его у самой двери, чтоб не дать поклониться. — „Мне сказывали, вы больны, а я вижу — вы совсем молодец! Рано давать вам отставку, надо еще потрудиться для пользы России. Третьего дня я, размыслив, отменила указ об вашей отставке, а ныне решила еще и в чине вас повысить. Прежде вы, кажется, коллежским советником были, теперь будете пожалованы статским советником с повышением жалования“. Увезли его на карете с царскими гербами.

Царица, видимо, хотела мне что-то сказать, но ей мешал Орлов. Я сослался на срочные дела, пообещав к вечеру явиться. Однако, управился я значительно раньше: попросил Алексея пристроить найденных им мастеров к обозу и вернулся к царице. Григорий уже убрался и мы могли открыто обо всем говорить. Разумеется, Екатерину интересовало сейчас только мое предсказание, она хотела узнать больше, чем я ей открыл. Но это не так просто, нужно дождаться определенного положения звезд. Тогда она спросила моего совета, что ей делать для своей защиты. Я напрямую спросил, верна ли она Григорию. Немного смутившись, она твердо сказала, что ни разу ему не изменила. Выходит, сказал я, только он может быть для тебя источником заразы. Екатерину прорвало: „Кобель он паршивый, ни одной блудницы не пропустит! Я всегда боялась, что он принесет мне болезнь, но что же мне делать, я не могу его прогнать, я его боюсь!“ — Это признание мне и было нужно, чтоб после не мучила совесть за мое вероломство. Приятно стать рыцарем беззащитной дамы. — „Если ты боишься Орлова, я тебе помогу, но ты не должна изменять свое отношение к нему, чтоб он ничего не заподозрил“.

Я рассказал о новом городе Магнитогорске, где Орловы собираются фабриковать новое оружие, но я лучше обеспечу оружием Екатерину, ну а новый город на Урале для государства будет очень полезен, особенно у Магнитной горы. Похвалил я Алексея за его организаторские способности, а Екатерина обвинила Григория в лени и праздности, нежелании делать что-либо полезное для государства, при том, что он, будучи необразованным, был очень умен и сообразителен. Мы решили всячески поощрять Орловых в их стремлении построить новую столицу, а пока они будут на Урале, я помогу Екатерине утвердиться на царском троне и создать защиту от Орловых, имеющих сильное влияние в гвардии. После этого я напомнил о своем намерении взять Екатерину в полет. — „Полно, возможно ль?“ — Я не стал ничего доказывать и объяснять, а просил купить для меня шелковой ткани, количество которой я уже вычислил в аршинах.

Она удивилась, зачем мне столько, ведь этого хватило б нарядить всех придворных щеголей, но я уверил, что полетом она продемонстрирует свое могущество и получит дополнительную защиту от врагов. Неожиданно в кабинет вошел Григорий. Он везде вел себя бесцеремонно, к царице входил в любой момент без доклада, хоть бы у нее в это время шел большой совет с важными государственными людьми, лежал на диване, когда она принимала министров. Он сказал Екатерине, что намерен надолго уехать по делу. Она, как бы огорчась, спросила, куда и для чего. Орлов рассказал об уже известном ей проекте новой столицы на Урале. Екатерина ни слова не сказала против, более того, припомнила и мое пророчество, при этом она изобразила скорбь и по-бабьи сокрушалась, как же ей одной справиться. — „Небось, справишься!“ — Он хлопнул ее по плечу, как мог бы хлопнуть служанку, не стесняясь меня и царица покраснела от унижения. Грубость Григория с царицей меня уже не удивляла, зато Екатерина удивила своим лицемерием, превосходно изобразив огорчение предстоящей разлукой.