Владислав Крюков
Леший
— Ты в Бога веруешь?
— В Бога? Бог должен быть внутри нас…
Вагоны, вагоны, нескончаемые вагоны с лесом.
Поезд несется по рельсам и камера, как привязанная к одной точке, смотрит на связку бревен. Только на стыках: тук-тук, тук-тук, и качает. Рывок; вагон проскакивает дальше и опять перед глазами бревна, и опять рывок, и снова: тук-тук, тук-тук…
1
Гул стоял такой, что даже через плотную вязаную шапочку пробирал до нутра. Вертолет летел над заснеженной, притихшей тайгой, изредка меняя курс, снижаясь и снова поднимаясь вверх — словно пытался отыскать что-то на земле.
Вообще-то, вертолеты в эти места летают редко, точнее — никогда. Что им здесь делать, в заповеднике? Тем более — пожарному? Пожаров здесь, тьфу-тьфу, лет двадцать как не было, а туристы километров за восемьдесят восточнее гуляют, да сплавляются. Совершенно здесь делать нечего. Тем более, на исходе зимы.
* * *
В гудящем и грохочущем нутре Ми-8 было весело. Шумно и чисто по-русски праздновали окончание удачной охоты.
На лежащем деревянном ящике разложили крупно порезанные куски сервелата, сыра, хлеба, соленые огурчики, банка из-под которых стояла тут же, на полу. Хороший, не паленый коньяк оставили в коробке — чтобы не упал и не разлился. Коньяк хорош для сугреву, чтоб разогнать кровь, это тебе не водка!
Андрей, прыщавый мальчишка лет четырнадцати, поправил на голове шапку-вязанку, чтоб не так гул по голове стучал, и с опаской, которая так и не прошла после двух выпитых рюмок, даже не рюмок — так, на донышке в железной кружке, коньяка, посмотрел наверх — туда, где грохотали турбины «восьмерки». Страшновато как-то.
По плечу ободряюще похлопали. Сидевший напротив Сергей Федорович, Федорыч — как все его называли, оттопырил большой палец вверх — типа молодец, парень — мужиком становишься! От выпитого у мальчишки неконтролируемо расплылись губы в довольной улыбке: кому ж не приятно в пятнадцать лет на охоту, да еще и медведя в берлоге… это что-то! В школе фотки покажу — все облысеют от зависти!
Мальчишка посмотрел в хвост вертолета, где в холщовых мешках, накрытых брезентухой, лежали разделанные туши медведицы с медвежонком. Шкуры с необрезанными головами лежали там же. Если хорошо выделать — отличная штуковина получится!
В берлоге оказался и годовалый медвежонок. Конечно, если бы был поменьше, взяли б живьем. А так — вылетел, видимо, со страху — с ревом, и на людей! Ну в него и вложились все, из всех стволов!
Парень потянулся за колбасой, его пьяно качнуло, и он еле успел опереться о ящик. Вокруг засмеялись, ободряюще загорланили: ну как же, настоящий мужчина! С ружьем на медведя! И ведь добыл! И значит — с почином тебя и классическая походная железная кружка с мужским напитком тебе! Заслужил!
Мальчишка обрел равновесие и уже пьяненькими глазами посмотрел в иллюминатор. Еще немного — и дома. Точнее, в поселке, черт его знает, в каком, откуда он и шесть его взрослых друзей-охотников на пожарном вертолете вылетели утром с проводником за медведем.
Налили еще по одной. Шум и гвалт стоял не меньше вертолетного гула. Замечено, что стоит только зайти в тепло после хорошо выпитого, человека сразу же развозит… а пить начали прямо у берлоги, в пылу победы, так сказать!
Отец смотрел на сына и был счастлив, вот чисто мужское занятие: рыбалка, охота, тайга, костер, медведица, как черт вылетевшая из берлоги! А то жена-дура вырастит из сына какого-нибудь педика: туда не ходи, сюда не лазь, на лето — на юга в Анталию, а зимой — на Куршавели! А… Валерий, задумавшись, аж махнул в сердцах рукой — ей, бабе, не объяснить!
В принципе, вертушка могла лететь и прямо домой. Договоренность выполнена, зверя нашли-добыли, деньги, и притом хорошие, клиенты заплатили. А кто ж за просто так захочет подставляться в наше время — лететь в заказник на охоту? Не-а, дураков нет! Жаль, конечно, пестуна: ни за грош пропал! А-а-а, что теперь жалеть? Впервой, что ль, возить сюда охотников? И на медведя, и на изюбря? И своих, и областных, и Московских стрелков, и начальство? Командир еще раз оглядел землю и дал отмашку второму пилоту: домой, мол… Тот взглянул на бортмеханика, и они разом вздохнули — жаль! Можно было еще с охотников срубить бабла, но изюбри как вымерли! Сорок минут петляем над плоскогорьем, ныряем в ущелья, скользим вдоль еще замерших речушек — нет и следа!
Бортмеханик выглянул в салон — богатые, черти! Ишь, как гуляют! Одеты — видно, что не дешево — все в хорошем камуфляже (но, почему-то, зеленом), а ружья — в дипломатах, просто так не валяются. Хотел попросить посмотреть, да этот, с козлиной бородкой, так посмотрел, будто я всю инкрустацию на его вертикалке стырю. Урод!
Оранжевый вертолет взял направление домой, и, буквально через пару минут, как добрая собака, вышел на семейство оленей. Не оценив еще степень опасности, бык и две телочки стояли в мелком ельничке, задрав головы.
Пилот заложил вираж и с первого захода разбил троицу. Ошалев от ужаса, самец, откинув голову назад, кинулся в глубь леса, ища под его кронами защиты от небесного хищника. Самки выскочили на опушку, но, испугавшись открытого пространства, понеслись вдоль леса.
Стреляли с обоих бортов. Пристегнутые страховочными поясами, они сидели по двое в дверных проемах и вели разгульный огонь.
Первым пал бык — с него начали, чтобы не успел укрыться в лесу. Так, не больно матерый — пятилетка. Первый раз отбил он себе телочек в честном бою и, как отец семейства, ходил до сегодняшнего дня во главе семейства по тайге, гордо неся свои рога.
Он так и не понял, объятый ужасом, кто на него напал. Сначала подогнулась задняя нога, затем зажгло спину, шею и все…
Самок загнали под самый голец, туда, где скалы расступались, весной давая возможность ручью, вытекающему из высокогорного болотца, вырваться наружу. Весною ручей, вырываясь наружу, весело падал вниз с крутизны и бежал дальше, давая жизнь одному из многочисленных притоков Лены. Сейчас, в конце зимы, эта крутизна не давала возможности зверям спастись. Они стояли, прижавшись друг к дружке, и дрожали от страха и усталости.
Вертушка повернулась левым боком. Семьдесят метров до зверей — самое то, чтоб из карабина! Даже оптика не нужна! Палыч уже пыхтит сзади: рвется с камерой вперед… Да, будет, чем потом похвастаться! Будет, что показать друзьям и домашним. Можно и в телепередачу «Охота и рыбалка» отправить…
Звери, почувствовав скорый конец, сделали последнюю попытку вырваться.
Пуля калибром 7,62 и весом 12 грамм вошла точно в ступицу заднего винта вертолета. Потеряв устойчивость, вертушка присела на хвост, а затем, словно взбесившийся конь, начала быстро вращаться. На третьем обороте, задев за скалу и перевернувшись, вертолет рухнул вниз, туда, куда еще мгновения до этого не смогли спуститься звери. Падение было недолгим — тридцать метров — ерунда. Место вот только было неудачное: многовековые каменные валуны изодрали, сплющили машину, выдрав из ее нутра все живое и размазав по своим лбам. Лавина, сошедшая следом, не дала вспыхнуть исковерканному вертолету и скрыла его от посторонних глаз.
* * *
Он сел. Начали дрожать руки. Когда стрелял — были как кремень, а сейчас задрожали. Зачерпнул пригоршню снега, положил в рот.
Со стороны рухнувшего вертолета не было ни пламени, ни дыма. Упал тихо, покойно.
Старик поднялся из снега, оправил фуфайку, не сводя глаз с места падения. Поставил оружие на предохранитель и, натянув шапку на вспотевший лоб, развернулся и пошагал на лыжах к лесу.
* * *
Спасатели, искавшие пропажу, толком и не искали в этом районе — в стороне от заявленного маршрута. И даже пролетевший «на всякий случай» в этом районе вертолет ничего не смог разглядеть в заснеженном ущелье.
Только в середине лета его смогли найти люди. Медведь же, сбитый с толку непривычно теплой зимой, и вставший из берлоги гораздо раньше времени, нашел останки стрелков и благополучно прожил на этом развале до появления первой зелени — основной своей пищи.
2
Тайга горела. Горела с начала весны на тысячи гектарах. Целые поселки, дачные участки, линии электропередач и связи гибли в прожорливом горниле.
Огонь пожирал все, не оставляя после себя ничего и никого живого. Ягодники, кедровые леса, гектары тысячелетней тайги — все превращалось в мертвое, безжизненное пространство.
Звери, птицы, вся таежная живность пытались спастись, но удавалось не всем.
Пожарники падали от усталости. Вертолеты совершили сотни вылетов, нанося водные удары по очагам пожаров. Но все без толку.
Каждый день воздушная разведка докладывала о новых возгораниях.
Каждый день десятки «бичей» отправлялись в лес на «работу», неся в кармане авансированную бутылку водки, пятьсот рублей «на опохмел» и спички. И опять вспыхивали пожары.