МеЛ
Я пишу себе нежные письма
Фрэнк никогда не получал любовных писем. Женщины ему не писали. Хотя и „не пишущих“ у него было достаточно. Лоренс себе столько и пожелать не мог. Мэрфи это даже радовало. Он испытывал огромное чувство удовлетворения, одалживая Лоренсу одну из уже „опробованных“ им самим подружек. Однажды встретил он одну из своих „парижских“ любовниц — жену специалиста по маркетингу одной из партнерских фирм. Пообещал ей неделю в одном из белокаменных отелей на побережье океана, если она сумеет восхитить собой Лоренса. Когда на следующее утро Тэд выходил из служебного лифта, Фрэнк заметил, как блестят и искрятся удовольствием его глаза. Такая легкая приятная усталость была в его лице, расслабленность в походке. Сколько было важности в его ленивом приветственном кивке своему заместителю. Мэрфи, конечно, ликовал. Он был рад оказаться первым.
Сейчас, прочитав письмо, он позавидовал своему другу. Очень позавидовал. Он бы десять таких шлюх променял на вот такое бредовое письмо. Двадцать! Ему было б не жалко.
Фрэнк посмотрел на Элизу. Та покачала головой и, кисло улыбнувшись, спросила: „Так значит, он даже тебе не говорил, кто она?“
Мэрфи покачал головой, нет.
Элиза сокрушенно вздохнула. Отвернулась и стала, не мигая, гипнотизировать окно.
Мэрфи решил ослабить гнетущее положение разговором о Тэде.
Элиза припомнила, как однажды Тэд спрашивал и ее о женщине из модного салона.
— Он спрашивал, не видела ли я в одном из модных салонов высокую женщину в розовом декольтированном платье и песцовой горжетке. Я удивилась, разве в таком явно театральном или вечернем наряде разгуливают днем по городу? Он улыбнулся мне тогда и сказал, что эта женщина, да, „разгуливает“.
— Он описал ее?
Мать Лоренса кивнула.
— Да, да. И так подробно…
Элиза сглотнула, пытаясь скрыть набежавшие слезы.
— Очень подробно описал. Высокая, сказал, темная шатенка. Волосы длинные, прямые, без челки. Нос прямой, чуть длинноват. Рот большой, пухлый. Между губ справа родинка. Зубы некрупные, белые. Улыбка приятная. Плечи прямые, грудь высокая, круглая. Талия узкая, бедра крепкие, не девичьи. Ноги ровные и длинные. Он говорил о ней, что она предпочитает вычурные цвета. Ходит то в белом, то в красном. Даже розовое носит. Любит аксессуары. Шарфы особенно. Да, еще помню, он говорил, что у нее были ботинки без каблуков и отороченные норкой. На шнурках… Да, еще про плащ на норке говорил.
Элиза задумалась. Ей только сейчас пришло в голову, что уж слишком подробно Тэд описывал разыскиваемую им женщину. Рассказывал о деталях ее гардероба… Хотя сам, в принципе, слабо разбирался в женской одежде. Уж это она, как мать знала. Чаще, как раз с Тэдом, она ездила в магазины, выбирая себе сезонный гардероб. Для сына это был профессиональный интерес. Он, как правило, обходил все отделы крупного магазина, пока она, Элиза, делала примерки и покупки в одном.
Мэрфи слушал ее молча. Только она замолкала, он вновь подогревал разговор какой-нибудь вставкой. Только чтобы женщина не плакала.
— По вашему описанию, Элиза, это та женщина, про которую он спрашивал у Крафта. Теперь и я припоминаю. Я был случайным свидетелем их разговора. Генри ответил, что не встречал такой женщины. Сказал, что ему в принципе все равно, как одета женщина. Что он удивлен, что Тэд помнит о таких подробностях. И что вы ответили ему? Встречали ли вы такую женщину?
Элиза опять покачала головой.
— Нет, нет, Фрэнки. Нет, мальчик. Я такой не встречала. Но…
Она повернулась и также медленно, как предыдущую фразу, произнесла: „Но ты, Фрэнк, должен найти ее“.
Мэрфи удивленно переспросил.
— Я?!
Она покачала головой молча. Потом вдруг взялась за его руку одной рукой, другой забрала письмо.
— Ты любишь Тэда? Ты веришь, что он нормален?
Мэрфи снова не понимал ее: „Что?! Что это значит?“
Элиза похлопала по его руке.
— Если да, то ты обязан ее найти. Я уверена, он когда-то встречал ее. Когда-то, где-то. Может быть, даже не здесь. В Нью-Йорке, Риме, Москве… Но ты должен ее найти. Должен. Я не хочу, чтобы они считали его сумасшедшим. Не хочу, Фрэнки! Вот так.
Она опять уткнулась лицом в письмо, целуя его, тихо приговаривая: „Сын, сынок, мальчик мой, прости…“
Она снова выпрямилась. Лицо ее стало серьезным. Глядя то на Мэрфи, то через его плечо, она призналась.
— Это я виновата, Фрэнк. Только я! В двенадцать лет начались названивания по телефону: „Тэд дома? Тэда можно?“ Спрашиваю: „Кто?“, — кладут трубку. Я серьезно поговорила с ним. Запретила давать кому-либо номер телефона, а этот номер потребовала сменить. Через время поинтересовалась, сделал ли он так, как я сказала. Он сказал, что уже никому не дает телефона.
А звонки продолжаются. Я запараллелила телефон его комнаты со своей. Как только звонок, я беру трубку. Он потом даже и не подходил к телефону. Я их всех отвадила. Даже в школу сходить пришлось. Говорила с директрисой. Порекомендовала обратить внимание на ее воспитанниц. Та поговорила. Я узнавала. Всем досталась. Никаких трезвонов! Я торжествовала. Телефон был запараллелен до третьего курса университета. И вдруг однажды вижу свет в нашем гараже. Была уже ночь. Я подумала, шофер забыл закрыть гараж. Тут же звоню шоферу. А тот, заикаясь: „Там господин Лоренс“. Я заорала на него, что за чушь! Но, подумав, поднялась к сыну в спальню. Никого. Пошла среди ночи в гараж. И увидела его там. С дочкой овощника Пазини. Ну ты знаешь, длинноногая такая.
Элиза рассеянно взглянула на Мэрфи. Тот кивнул, знает.
— Эта девица всегда такая расфуфыренная ходила. Папаша не скупился на ее наряды, на машины. Тэд тоже машины любит. Наверное, они и сошлись из-за этого.
Элиза в упор посмотрела на Мэрфи. Сказала зло, как плюнула: „Она там минетом занималась! Понимаешь?! Ты понимаешь?!“
Женщина стала тереть виски кончиками пальцев, то широко открывая, то сильно щуря глаза.
— …боже, боже мой…
Элиза вздохнула и выпрямилась. Уже спокойнее продолжила: „Но ты знаешь, Фрэнк, уже тогда… Да, тогда, ему было около двадцати двух лет. Вот тогда я не подумала орать. Я о другом подумала. Знаешь, о чем? О том, как это, должно быть, ему неудобно… сыну… моему… в машине“.
Элиза зло дернула головой и помолчала какое-то время. Опять повздыхав, она повернулась лицом к Мэрфи.
— Ушла я тогда из гаража. Но всю ночь не спала. Головой вот этой…
Она кулаком стукнула себя по лбу.
— О стенку билась. Уже тогда поняла, что что-то я сломала в парне. Телефончик обрезала.
Мэрфи слушал историю с интересом. Она и ему многое объясняла в поведении его друга.
— Я сказала Артуру, чтоб купил сыну квартиру. Рядом с университетом. Аргументировала тем, что далековато ездить, сын устает. Да и взрослый уже, пусть и частная жизнь будет. Без оглядки. Артур понял. Согласился. Сняли Тэду этаж в доме старого приятеля Артура, на Парк-авеню. А мне любопытно. Я стала наезжать. Раз приеду утром. Тихо. Спит или собирается на лекции. Другой приеду… Опять тихо. Потом по вечерам решила. А он уроки делает. Однажды приехала — нет! Ух, обрадовалась…
Мэрфи заметил, что „радости“, по-видимому, и тогда Элиза не испытала.
Быстро заскакиваю в машину и к „Митчелу“. Там он часто бывал. Да и вся приличная молодежь с дамами именно там и встречается. Приезжаю. Нет. Но увидела его приятеля, спросила, где может быть сын. Говорит, в казино. Я уже расстроенная, но еще с надеждой, что наврал приятель, захожу в казино. А он — точно! Сидит, отцовы деньги проигрывает! Ух, я разозлилась. Скандал устроила. Едем в машине, а я, шофера не стесняясь, кричу на него. А этот, господи, ведь он подумал…
Элиза истерично взвизгнула: „…подумал, что я из-за денег ругаюсь!“
И снова потекли по вдруг состарившемуся лицу крупные капли слез. Хлюпая носом, Элиза продолжала рассказ о Тэде.
— Он тут же, уже через месяц начал эту свою „ЛК“ сколачивать. Деньги на счету у него были. Дед еще позаботился. Да и Артуру его активность понравилась. Он стал строить ангары под склады. С арендой земли договорился и все… У собственного отца начал товары покупать. Машины его арендует и возит с приятелями эти там… краски, битум. В общем, ты знаешь сам. Ты ведь тоже с ним тогда был.
Мэрфи был задумчив. Эти картины были еще свежи в его памяти, хотя и прошло более тринадцати лет.
— …в общем, все что из нефти у Артура там делают, он этим торговать начал. Сам. При этом у отца наличных денег не взял. Взял кредитом. Даже переоформил на себя договор на тот этаж в доме приятеля Артура. Чтобы платить самому.
Элиза сокрушенно качала головой.
— Времени на личную жизнь у него совсем не стало…
Обратившись к Мэрфи, она не смотрела на него. Спрашивала, глядя в сторону.
— Вот скажи, тебе что, мешают весело жить жена и дочь? Мешают они тебе работать, быть крупным администратором компании?
Фрэнк задумался. Смотрел на Элизу и припоминал случаи из своей семейной жизни. Но если упустить частности, нет, в общем-то не мешали. Он покачал головой, нет.