МеЛ
Я пишу себе нежные письма
Про глобус Мэрфи было не интересно. Тот потыкал пальцем в конверт, дал понять, чтоб Саммер продолжил по существу.
— Да нет, да ну что вы… Это ж хорошее письмо. Не думаю, чтобы это что-то плохое для этого Лоренса значило. И, думаю, настроение бы после такого не испортилось. Нет. Вот у меня бы, точно, нет.
Лицо Мэрфи было очень напряжено. Ему показалось, он сейчас сам „глючить“ начнет, что ему вот сейчас померещится такая женщина.
Он и пытался оживить такой сон. Но он даже портрет ее оживить не смог. Представить себе катастрофу, которую теоретически и технически он смог бы описать. Но увидеть перед глазами свое придуманное „кино“ на эту тему… Нет, это ему было не под силу.
И он снова позавидовал Лоренсу. Вернее, умению его друга сделать себе „кино“, сюжет которого основывался на воспоминаниях от его чувств, забытых всем и всеми.
Даже самим сценаристом.
Мэрфи резко повернулся к инспектору.
— Я не знаю, инспектор, не знаю. Мистика мистикой, но если мое мнение хотите знать…
Мэрфи хлопнул ладонью по столу так, что пепельница подпрыгнула.
— …надо искать Лоренса. Не в океане. Он жив. Искать надо ее. Хотя бы для Элизы Лоренс. Она готова идти на любые расходы, только бы отыскать ее. И надо искать тех парней из Эсленда. Только они могут сказать, где искать того, кого они расстреляли в „бугатти“.
Глава 6
Всю неделю Фрэнк не возвращался к делу Лоренса. Были вопросы на работе. Но в выходные решил заехать к Элизе. Она звонила ему, но он не мог раньше выходных поговорить с ней. Решил в пятницу, уже после восьми заехать.
Но в восемь не получилось. Ему позвонил инспектор и сказал, чтобы Мэрфи срочно заехал к нему.
В кабинете были трое. Когда вошел Мэрфи, инспектор кивнул молодому полицейскому, чтобы тот вышел. Мэрфи сел с противоположной стороны стола от сидевшего, чуть развалясь, молодого парня в серебряных сережках.
Инспектор включил настольную лампу. Направил свет на парнишку.
— Познакомьтесь, мистер Мэрфи. Это „Скачок“. Он согласился поведать нам, что же произошло с машиной Лоренса.
Мэрфи уже до этих слов внимательно разглядывал парня. Он сразу понял, что это может быть один из нападавших или свидетель нападения. Теперь же, после этих слов, это внимание перешло в жесткий интерес.
Он, скрипнув стулом, тесно придвинулся к парню. И фактически взял допрос в свои руки.
— Ну, давай, все с начала. С подробностями. И перестань чавкать, а то я рыгну на тебя. Случайно.
Парень ухмыльнулся. Взял в широкую ладонь пепельницу со стола инспектора и смачно рыгнув горлом, сплюнул вместе с жвачкой.
Все спокойно проследили за этим явно провоцирующим действием. Смолчали.
Парень опять развалился на стуле, обвел изучающим взглядом костюм Мэрфи. Галстук, белоснежную сорочку, костюмчик от Версаче. Парень хмыкнул и осклабился. Понял, что перед ним „рядовой пижон“.
— Забей, чувак! Мне все это до фени. С твоим друганом базары не водил.
Мэрфи, чуть расцепив зубы, спросил: „Давай подробно, что видел?“
— А ни фига. Ни фига я не видел. Но вот френду моему давнему и вечному…
Он кивнул в сторону инспектора.
— …выдал. Что слышал. Могу и тебе повторить. Ошибочка вышла. Клиент русского заказал. А этот, твой дружок, как раз на такой же „тачке“ нарисовался. И в том самом месте. Русский с бабами пропьянствовал. Опоздал на деловую встречу. А твой дружок как раз ко времени подъехал. Ну его и „сняли“. Крупным планом. Все.
Мэрфи почувствовал, как лицо его начинает „линять“. Он бледнел на глазах, глаза теряли жизненность и весь он — терпение. Он смотрел на парнишку-фигляра, как смотрят в воду, через тину…
Инспектор, заметив это, тут же предложил ему воды.
— Мэрфи! Вы меня слышите? Возьмите.
Фрэнк очнулся, потянулся за стаканом. После пары глотков ему стало лучше. Он мог проанализировать уже услышанное. А главное, нашлись силы на то, чтобы сдержаться и не швырнуть в хамоватого парня стаканом с остатками противной воды. Дать ему по-мужски, хотя бы за то, что он сказал об убийстве его друга, не убрав ухмылки с лица. Он как картинку из боевика рассказывал. Гримасничая, ухмыляясь и позерствуя.
Фрэнк осторожно поставил стакан на стол инспектора. Кивнул ему, что все в порядке. И продолжил допрос парня.
— Он… тоже стрелял?
Парень понял, о ком его спросили. Но пижон, сидящий перед ним, явно накалялся. А Скачка это заводило.
Мэрфи повторил вопрос: „Он тоже стрелял?“
Скачок хмыкнул.
— Недолго. Его с трех сторон глушили. Сделали его, не сомневайтесь.
Заметив, что „пижон“ сжал правый кулак, Скачок напрягся. Но ухмылки не спрятал.
— Недолго он за пушку свою подержался. Так друган шепнул.
Инспектор задал свой вопрос.
— А друг твой не сказал, зачем нужно было машину топить?
— Так заказано было. Они ее зацепили и к берегу. Поколотили, чтоб быстрее затонула, и скинули.
Инспектор посмотрел в сторону Мэрфи и быстро спросил: „С человеком?“
— Разумеется.
Мэрфи смотрел в голубизну глаз парня. Силясь увидеть в ледяном недоумии летящую со скалы машину и в ней Тэда. Сначала бьющегося расстрелянным лицом о панель, потом валящегося на бок, на дверцу. И наконец, вываливающегося из кабины в песок и камни… Картинка будто бы состоялась в его мозгу, но только был один нюанс. Какой-то манекен внутри машины двигался. Тэда в своих фантазиях Мэрфи не видел. Что-то в словах Саммера было сильнее, чем страшилка Скачка. И Мэрфи верилось, ни заключение Саммера, ни сны Лоренса его не обманывают. Где-то есть спасение. „Только где?“ — подумалось Фрэнку.
Инспектор развалился на стуле, скрестил руки и в задумчивости посмотрел на Скачка.
— Скажи, а не говорили они, забирали они что-нибудь из машины? Может, Лоренса раздевали, чтоб неузнаваем был, если найдут под водой? Бумажник у него наверняка был. Ничего насчет этого?
Скачок хохотнул даже: „Какой бумажник? Ты что, инспектор? Не первый день кресло объезжаешь, знаешь, киллер — не вор. У него
Инспектор в задумчивости поглядел в угол своего узкого кабинета.
— Значит, как был. Даже дверцы не открывали?
— Ну если и открывались дверцы, то не этими крутыми. Они там столько дыр наделали, мне друган сказал, только сбулькала „красотка“. Какие дверцы, что за туфта?
Парнишка приблизил лицо к инспектору, закончил фразу тихим шипом: „Другану сказали, машина „новье, как денежка с ксерокса“ была. Мигом на дно пошла. Заказывали побить машину — сделали. А чтобы по карманам шарить, не гони. Они ж крутые!“
Мэрфи готов был дать парню стулом по наглости и уйти, хлопнув дверью кабинета. Сама атмосфера давила на него, привыкшего к просторам своего офиса. Но он еще не нашел выхода к спасению.
— А… может, все же сняли чего-нибудь? У него часы были от Бурэ. Дорогие…
Парень с ехидной тоской посмотрел на сипевшего на него Мэрфи.
— Расслабься! Какие „буре“?! У него кроме вытянутой толстовки на пузе ничего не было! Нет, шорты еще „цвета хронического поноса“. Буре…
Мэрфи резко дернулся к парню.
Инспектор испугался драки, быстро встал. Парень тут же отскочил к зарешеченному окну.
Но заметив, что Мэрфи и не думал подниматься со стула, чуть успокоился и, широко ухмыльнувшись, опять сел на стул для подследственных.
Инспектор поправил горячий плафон лампы и тоже сел на свое место.
Когда напряжение уменьшилось, чуть сорвавшимся голосом Мэрфи переспросил: „Ты говоришь, тот, кто сидел в машине, был в „толстовке“?
— Я говорю?! Да я ничего не говорил! Я знать ничего не знаю!!!
Парень пригнулся к столу инспектора.
— Да убери ты этого маньяка, инспектор! Он же сейчас тебе новое дело откроет.
Без ухмылки, зло, парень цыкнул на Мэрфи: „Заткнись тихо. Я ему должен, а ты тут левый“.
Инспектор вмешался.
— Успокойся, Скачок, и не скачи. Не пугай охранника за дверью. Спокойно и поподробнее расскажи, что там о хозяине „бугатти“ тебе твой друг рассказывал? Как выглядел тот, в кого стреляли?
Парень отпрянул от стола. Опять развалился на стуле, закинув ногу на ногу. Опять на лице его была дразнящая Мэрфи ухмылка.
— Я с этим в „бугатти“ не сидел. К счастью. Но друган шепнул, что при такой машине этот русский мог бы и поприличнее шмотье иметь. Ну, про то, какого цвета шорты были, я сказал.
Парень двинул длинной шеей в сторону Мэрфи: „Или повторить про понос? Может, кому-то и понравилось?“
И снова, размазавшись по стулу, парень закончил: „Да, про панамку еще друган говорил. Сейчас многие педики такие носят. С лейбой „Я вся ваша“.
Мэрфи думал о себе. Думал, мышцы лба его сейчас порвет. Сосуды глаз не выдержат, боясь спугнуть разговорившегося засранца. Хрипя мягко, он спросил у него: „Значит топили машину с этим, похожим на „голубого“?