Алексей Синельников
Такой-Сякой Литератор
Тут один у нас на полставки электриком наездами подрабатывает. Приехал — все ему было до лампочки… и ту вкрутить не мог. А сейчас говорит, что обязательно к нам вернется, когда рано или поздно свое отсидит. Очень тяготится, что с этим делом тянут — годы-то идут, а хочется в свой адрес хоть что-нибудь, кроме мата, услышать.
Так что зря вы так про наш Мухосранск, зря. Все в городе для жизни есть, даже своя газета — „Центр Вселенной“ называется, и очаг культуры в виде Дома есть, и даже, говорят, теплится, я сам недавно там пробегал… видел.
Я не приглашаю вас в гости. А не хочу! Сами приедете, ежели хто пошлет. Как написал наш местный поэт-песенник: „Мухосранск — как много в этом слове… запятых и многоточий!“
Часть 7. Травля
(из жизненных наблюдений знаменитого писателя)
Вот он… лавровый венок, съехавший на ухо… Вот она — популярность и слава! Как это обидно, когда ты имеешь все, к чему стремился: признание, известность, и вдруг понимаешь, что кроме геморроя в голове и заднице, тебе это ничего не дает.
Ну скажите на милость, на кой ляд мне нужна та известность и узнаваемость, если из-за нее я в трамвае проехать спокойно не могу? Каждый раз приходится билет покупать! Или, скажем, слава — что она мне дала, кроме ватаги завистников и сволочей соседей, которые перестали давать в долг?
Вы когда-нибудь выходили на улицу с голой задницей? Нет? Тогда попробуйте, пройдитесь, хотя бы до ближайшего винного, а когда вернетесь, перезвоните мне, и тогда мы с вами поговорим. Без этакой прогулки, боюсь, вы не сможете меня понять.
Но самое ужасное — это читать о себе критические статьи и светскую хронику. Как я раньше спокойно жил! Я даже не знал, кто такие критики! Критики — это шакалы и гиены от литературы. Шакалы — это те, которые тебя хвалят, при этом намекая, что если бы не они, то нормальный человек в этой гениальной галиматье сам разобраться бы не смог. Гиены — это те, которые ругают. От шакалов они отличаются только тем, что открытым текстом пишут, что я — дурак.
Грустно, ох как печально, но они правы! Вы видели когда-нибудь моих критиков живьем? У них хари в два раза шире моей! Они сами в жизни ничего не создали и не написали, кроме „Суммы прописью“. Но почему-то считают свое мнение истиной в последней инстанции. Если бы не я, что бы они критиковали? Название газеты и рекламные предложения проведения досуга?! Эти крысы все живут за мой счет, а ведут себя так, как будто я им по гроб жизни должен быть признателен. Я написал всего три, три рассказа и получил за это два мешка туалетной бумаги и по морде от „почитателей таланта“. А эти гады? Ну скажите, откуда у нас в Мухосранске может взяться такая прорва критиков? Аж целых два! Мне, для того, чтобы опубликовать свои рассказы, пришлось пройти через огонь и воду, а медными трубами меня, вообще так отдубасили… что вспоминать не хочется.
А эти крысы свои критические статьи публикуют чуть ли не каждый день! Чтобы рожи стали еще шире, они и диспут в „Центре Вселенной“ (наша городская газетенка) организовали: „Творчество Такого-Сякого в преломлении Мухосранской действительности“! Уже никто толком не помнит, о чем, собственно, рассказы, но эти гниды не унимаются: „Трагизмом насыщено описание чудесной природы Мухосранска…“ — пишет Шакал. „Клевета на повседневную жизнь мухосранцев пронизывает все творчество так называемого писателя, даже в описании природы он умудряется бросить тень на наш замечательный город“, — вторит ему Гиена. И это все про два упоминания о падающем снеге! Я, что ли, виноват в том, что у нас в Мухосранске бывает такая сраная погода?!
А светская хроника?! Это же кошмар! „Сегодня ночью все почитатели таланта Такого-Сякого могли лицезреть своего кумира в „Круизе“ (это наш единственный на весь город круглосуточный ларек). Дорогие читатели, попробуйте угадать, зачем туда пришел знаменитый литератор! (Сам-то ты как там оказался, зараза репортерская?) В связи с этим Редакция объявляет конкурс среди читателей газеты, победителем которого станет тот, кто точно назовет дату, когда он видел нашего известного писателя в последний раз трезвым!“ И все в подобном духе.
Даже наша городская утренняя радиопрограмма „Мухосранские вечера“ — и та в интервью прошлась по мне катком.
— Расскажите для наших радиослушателей, как вы, известный мухосранский писатель, относитесь к русской классике?
— А никак не отношусь, — честно отвечаю я. — Я считаю, что мой вклад в литературу пока слишком незначительный, — опять же, чистая правда. — Вот когда я напишу столько же достойного, вот тогда и поговорим, — просто, конкретно и скромно.
— Если я вас правильно поняла, вы хотите поставить себя в один ряд с Гоголем и Чеховым.
— Ну что вы, я не могу этого сделать по определению — они ведь давно умерли.
— Но ваше творчество можно сравнить с трудами классиков?
— Заметьте, это вы предложили, и ваш выбор делает честь вашему вкусу. По моему мнению, любые произведения можно сравнивать. Все в этом мире познается в сравнении: три волоса на голове, как ни крути — явно мало, в то время как те же три волоса в супе — перебор!
— В последнее время в прессе Мухосранска все больше критических статей с негативной оценкой вашего творчества, как вы это прокомментируете?
— А никак! Что делать, если не все критики обладают таким хорошим вкусом, как у вас.
— Кто вам сказал, что мне ваши рассказы понравились?
— Так вы и сказали, даже хотели их сравнить…
— Да ничего я не говорила, я их вообще не читала!
— А Гоголя читала?
— А вот Гоголя читала!
— Тогда о чем мы говорим?
— О вашем отношении к русской классике.
— Плохо я к ней отношусь…
— Почему?
— Потому, что если вы кроме Гоголя ничего не будете читать, у меня никогда не будет шанса найти там свое место…
Часть 8. Эпизоды из жизни Такого-Сякого
(завершение наблюдения за жизнью знаменитого литератора)
Ручаться за то, что все, описанное выше — чистая правда, я не могу. Считаю справедливым привести в заключение короткие эпизоды из жизни литератора, которые произошли на моих глазах за короткое время пребывания в этом замечательном городе.
* * *
Поздний мухосранский вечер. Все, как у поэта-песенника: „Ночь, снег, улица, фонарь… не горит!“ Подходит здоровенный детина.
— Скажите, вы — знаменитый писатель Такой-Сякой?
— М-да, это я.
— Я вас читал…
— Понравилось?
— Не то слово! Просто — снимаю шапку!
Снял… и убежал, мерзавец!
* * *
Из разговора в „Круизе“ (местный круглосуточный ларек).
— У вас „Рондо“ есть?
— Нет.
— А что-нибудь из „сближающего“?
— Только презервативы.
* * *
Из материалов брифинга.
— Скажите, Такой-Сякой, вам не обидно, что ваши произведения опубликованы в серии „54 погонных метра“, на туалетной бумаге и рулоном?
— Мне было бы обидно, если бы они вообще не были опубликованы. Каждый писатель ищет свой путь к сердцу читателя. Мои произведения, я так считаю, приносят максимальную пользу.
— А вот ваши критики издали двухтомник в жесткой обложке…
— И скажите честно, что вы чаще читаете?
* * *
Встреча со школьниками.
— Какие у вас были любимые предметы, когда вы учились в школе?
— Конечно, физика и литература.
— Это говорит о ваших разносторонних интересах… Литература — это понятно, а чем вам нравилась физика?
— Мне оба эти предмета нравились тем, что учителя, их преподававшие, чаще других болели, и их заменял физкультурник!
* * *
На встрече с читателями. Вопрос из зала.
— Скажите, Такой-Сякой, вы матом ругаетесь?
— Конечно, и часто. Я считаю, что нет лучшего способа коротко и доступно для окружающих выразить переполняющие тебя чувства!
— А почему его практически нет в ваших рассказах?
— Вот именно поэтому и нет! Я же пишу рассказы, если я вставлю в них переполняющие меня чувства, это уже будут повести и романы.
Как адекватно сказал местный поэт-песенник: „Поэтом можешь ты не быть, а вот читать меня… обязан!“ Мне нечего добавить к словам этого скромного человека…
[Конец.]