Алексей Синельников
Такой-Сякой Литератор
— Черт с вами! Тысячу, так тысячу! Но переделывать этот бред вы будете сами и к утру…
— Не представляю, что могло не понравиться в моем рассказе человеку с таким изысканным вкусом, как у вас.
— Да все! Начнем с названия. Что это за слюнявое „Тихий семейный вечер“? Надо что-нибудь рейтинговое!
— „Отцы и дети“, например, пойдет?
— Пойдет. Не педофилия, конечно, но намек на инцест есть, схавают! Потом, у вас там отец разговаривает с дочерью, надо поменять на сына…
— Но я же и пишу, что про сына „это совсем другая история“…
— История должна быть та же, но разговор должен быть с сыном, а не с дочерью!
— Это что же тогда получится, что мой сын должен в метро познакомиться с молодым человеком?
— Наконец-то, дошло!
— Вы не забывайте, что рассказ глубоко биографичен, я прожил эту драму, и выстрадал каждое слово, когда писал. Моя жена рыдала, как ребенок, а дочка до сих пор со мной не разговаривает! То, что вы мне сейчас предлагаете, угробит отношения с сыном, а он у меня перворазрядник по боксу!
— Так это что, драма?!
— Это трагедия, выраженная автором в малой форме!
— Блин, а я ржал так, что чуть с полки не упал, когда мы с гастролей возвращались.
— Вы черствый и циничный человек! Две тысячи рублей!
— А вот это уже не смешно! Это действительно трагично! За что две тысячи?
— Я должен буду написать, что мой мальчик, мой единственный сын, знакомится в метро с мужиками!
— Да поймите вы, чудак-человек! Мальчик-девочка — это сегодня уже не смешно!
— Но вы же смеялись.
— Я смеялся над тем, что люди вашего возраста что-либо „петрят“ в сексе! И, как оказывается, не зря смеялся!
— У меня рассказ не про секс, а про зарождение первого робкого чувства, про взаимопонимание между поколениями, которые рука об руку ищут способы идти вместе по этой богом клятой жизни.
— Вы правы, рассказ действительно, должно быть, биографический! То-то я подумал, когда читал: „…не повезло детям, папаша — совершеннейший болван!“ Хренушки вам, а не две тысячи!
— Может быть я и болван, но за меньшее я не согласен писать всякую бредятину!
— Ну, положим, бредятину вы пишете совершенно бесплатно, а я вам предлагаю живые деньги. И мы уже обо всем договорились. Вы же сами сказали: „Тысячу, и делайте, что хотите!“
— Так вы и делайте! И выпускайте „это“ под своим именем! А свое я пачкать не дам!
— А за две тысячи дадите?
— За две тысячи я сам буду писать, и смогу уберечь свое произведение от ваших грязных лап!
— Хорошо. Что вы предлагаете?
— Я уже сказал. Две тысячи.
— Ладушки, черт с вами, пусть будет две. Я спрашиваю, как вы собираетесь переделать рассказ.
— Раз вы говорите, что девочка-мальчик сейчас не актуально, я познакомлю в метро с молодым человеком свою жену.
— Вы же пишете, что она „лет пятнадцать там не была“.
— Вот и хорошо, пусть молодость вспомнит…
— И что дальше?
— И все!
— То есть как — все?!
— А так: все, хана молодому человеку.
— Как хана? Это же не смешно!
— А вы сначала перечитайте „Тихий семейный вечер“!
Часть 3. Визит к редактору
(продолжение жизненных наблюдений начинающего писателя)
Большие хлопья снега, плавно кружа, опускаются на мой некогда любимый город. Одна из снежинок упала на мою ладонь и… не растаяла. „Наверное, я остываю…“ — печально подумал я, и потянул на себя негостеприимно скрипнувшую дверь редакции „Центр Вселенной“. По коридору в беспрерывной суете снуют какие-то люди. „Какой меня окружает жестокий и равнодушный мир…“, — почему-то опять подумалось мне. Эх, мысли, мысли… Если бы я успевал их записывать, жизнь могла сложиться совсем по-другому. Но она сложилась, как сложилась, и поэтому я должен, тесно прижимаясь к стенке, продвигаться к ненавистной для меня двери сквозь безразличную массу людей. „Надо постучать!“, — снова подумалось мне. „Пхни дверь ногой!“ — посоветовал внутренний голос. Не время поддаваться эмоциям, и я берусь за ручку.
— Здравствуйте, я — Такой-Сякой.
— О, боже! Это опять вы?!
— Вы меня узнали?
— Вас невозможно не узнать, единожды увидев! Вы мне, надеюсь, снитесь.
— Нет… Вы знаете, я сегодня очень рано встал, мысли, думы все не давали покоя…
— М-да, действительно рано, я едва пообедать успел, а вы уже здесь. Что принесли на сей раз?
— Рассказ. Из выстраданного.
— И насколько настрадали?
— Если бы вы знали, как трудно мне разговаривать с вами в подобном тоне…
— Сделайте милость…
— На полтора листа формата А-4.
— О чем, не спрашиваю, и так знаю.
— Напрасно вы так… Ох напрасно, если бы вы только могли…
— Могу и не только… Давайте… Зайдите через недельку, а лучше всего — через месяц.
— Мне хотелось бы…
— Мне тоже хотелось, но тут вы пришли. А, надо сказать, до сих пор хочется и очень.
— Вы сходите, я вас подожду…
— Нет уж! Позвольте воспользоваться декларируемыми вами человеколюбием и состраданием. Говорите быстро, что вам еще надо. Вы же понимаете, что я, как интеллигентный человек, не смогу долго… терпеть… это.
— Мне бы хотелось сейчас обсудить мой рассказ.
— А мне бы не хотелось, пока я его не прочту.
— Но вы же сказали, что знаете…
— Это я вас хорошо знаю.
— Тогда давайте обсудим мой гонорар.
— Ваш что?
— Гонорар…
— Да вы в своем уме? Может быть, рассказ нам не подойдет…
— Подойдет…
— С чего вы взяли?
— Предыдущий подошел, и этот подойдет.
— Из-за вашего предыдущего рассказа мы лишились рекламы туалетной бумаги!
— Какая связь между моим рассказом и рекламой туалетной бумаги?
— Самая непосредственная: прочитав ваш рассказ, люди перестали покупать туалетную бумагу!
— Не понял.
— Я сначала тоже, потом перечитал, и все стало ясно!
— Так вы же сами говорили, что моя „нетленка“ увеличит тираж газеты в десять раз!
— Она и увеличила!
— И что?
— И ничего! Читатели до сих пор этим тиражом и пользуются…
— Вы хотите сказать…
— Я уже сказал — зайдите через месяц…
— Почему через месяц?
— К тому времени тираж закончится…
— А гонорар?
— Можете получить хоть сейчас… туалетной бумагой!
* * *
— Здравствуйте, это отдел бесплатных объявлений?
— Да.
— Соблаговолите, пожалуйста, принять объявление: „Туалетная бумага, крупный опт, самовывоз из Мухосранска, по цене ниже, чем у производителя. Спросить Такого-Сякого“.
* * *
Как неумолимо стремительно летит время! Оглянуться не успел, а уже вечереет. Ах, как хорошо сказал наш местный поэт-песенник: „Как чарующе прикольны в Мухосранске сумерки“.
А снег все продолжает идти, заботливо укутывая мой любимый город белоснежным покрывалом.
Часть 4. Встреча с читателями
(наблюдения начинающего литератора)
Чтобы там ни говорили, а истинный талант всегда пробьет себе дорогу, или проложит пусть даже тоненькую тропку к сердцу читателя. Меня давно преследовала мысль, что я чудовищно талантлив, и только врожденная скромность не давала этой мысли развиться. Эх, за что я себя люблю, так это за скромность, всю жизнь из-за нее, окаянной, страдаю и маюсь, а все одно — лелею и пестую!
Но вот оно! Случилось, сбылось, пришло признание, откуда не ждали! Всего три, подумать только, три рассказа опубликовал в нашей Мухосранской центральной газете „Центр Вселенной“ и — на тебе! Слава, безумные гонорары… Главный редактор аж на улицу выбегает, чтобы меня проводить. Замечательный человек! Все говорит, что хочет лично убедиться в том, что я действительно ушел…
Сам, знаменитый продюсер Этакий-Разэтакий звонил, много теплых, не скрою, приятных слов наговорил. Просил о сотрудничестве, обещал золотые горы. Что горы? Разве в злате счастье? Хотя, с другой стороны, кто-то из читаемых авторов обмолвился, что, мол, если с реализацией вдохновения полный затык, то можно удачно рукопись втюхать…
Но не время для раздумий, надо спешить. Первая встреча с читателями. Ой, как это волнительно! Вы представляете, сегодня заглянул в почтовый ящик… Я обычно стороной его обхожу — не дай бог, счет за квартиру придет, иль еще какая гадость, даже дверцу сам отломал. А тут словно сердце екнуло.
Дай, думаю, посмотрю, может, соседскую газету по ошибке сунули… А там… Не передать словами! Там — приглашение на встречу с читателями.
Так прямо и написано: „Такой-Сякой, подходите к половине девятого к Дому Культуры для встречи с почитателями вашего таланта“. И подпись: „Ваши читатели“. Да вы сами посмотрите: видите —