Самира Шайхова
Любовь графини д’Эвиль
Видя, что собеседница молчит, молодой человек снова заговорил:
— Сударыня, позвольте мне признаться вам… — его голос от волнения стал тише, — что я… люблю вас!
Графиня провела кончиком указательного пальца вдоль стебля розы, словно не чувствуя легких уколов острых шипов. Не зная, что ответить на это заявление, она придумывала способ, как бы быстрее избавиться от столь неожиданно явившегося влюбленного. Оноре с видным нетерпением ожидал ответа, опустившись на одно колено. Все это очень напоминало сцену, разыгравшуюся в саду герцога Корбо между графиней и Филиппом де Таверне. „Как же все однообразно“, — невольно подумала девушка, а вслух произнесла:
— Граф, для меня это большая неожиданность. Мы с вами почти не знакомы, да и виделись всего пару раз. Думаю, это лишь увлечение юности и вскоре пройдет. А теперь прошу вас оставить меня. Завтра утром уезжаю из города, и мне необходимо выспаться за ночь. Всего доброго!
С этими словами она направилась к двери, противоположной той, что вела в коридор. Молодой человек, поняв, что его просят уйти немедленно, бросился вон из комнаты, чуть не крича от ущемленного чувства. Графиня обернулась и с грустной улыбкой, сочувствуя, посмотрела вслед его скоро исчезающей тени. Когда со двора донесся стук стремительно удаляющейся кареты, девушка отправилась к себе в спальню, отпустив полусонную камеристку…
Утром она села в дорожный экипаж, и четверка выносливых лошадей крупной рысью понесла ее к городским воротам…
В каком уголке мира побывала за эти две недели графиня и почему — не имеет ровно никакого значения. Вернувшись через 14 дней, она первым делом оповестила о своем возвращении Андре. Та, не медля, прибыла в особняк д’Эвиль. Немного отдохнув с долгой дороги, графиня приняла подругу. Сидя в гостиной, естественно, нисколько не изменившейся за время отсутствия хозяйки, они обменивались новостями. Наконец, графиня вспомнила про Филиппа.
Пристально глядя на Андре, она прямо спросила:
— Почему вы так жестоко обошлись с господином де Таверне?
Андре нахмурилась. Ей явно не хотелось задевать эту тему. Немного помедлив, она отвечала:
— Дорогая графиня, вы ведь и так очень хорошо меня знаете… Филипп и я не созданы друг для друга.
— Но мне казалось, что вы его почти любите.
— Это был лишь внешний обман.
Помолчав, она добавила:
— Сударыня, я люблю другого!
Словно испугавшись своих слов, как-будто они могли улететь по ветру вместе с самим чувством, Андре упала в кресло, прикрыв глаза ладонью.
„Должно быть, она сильно переживает из-за сжигающей любви“, — подумала графиня, глядя на теряющую душевные силы подругу. Дружески сжав руку Андре, девушка спросила:
— В кого же вы так сильно влюблены, милая моя?
Андре колебалась с ответом, нервно теребя маленький ажурный платочек. В конце концов, она пролепетала:
— Разрешите мне держать святое для меня имя в тайне, хранить его только в моем сердце.
— Вы мне больше не доверяете? — графиня улыбнулась, не пытаясь скрыть досаду.
Андре прошептала что-то невнятное. Графиня не настаивала дальше, предположив, что рано или поздно узнает имя возлюбленного подруги. Однако в нее закралось слабое беспокойство, которое она не могла ничем объяснить…
На другой день после ее возвращения в особняк д’Эвиль заехал Филипп. Часы на старой церковной башне били четыре часа пополудни.
Молодой человек сильно изменился, и эта перемена глубоко поразила девушку. Он стал молчалив, мрачен. Рассеянный взгляд опустевших глаз безучастно смотрел в никуда. Горькая улыбка мертвого блуждала на бледном лице. Он бесшумно тенью передвигался по комнате, не тревожа колебаниями воздушный покой. Казалось, его душа покинула плоть, оставив на земле только полумертвое тело, где догорал последний фитилек жизни. Его ледяной голос заставил графиню вздрогнуть. Ей было больно видеть молодого офицера таким. Но, даже искренне жалея его и желая помочь, она ничего не могла сделать. Он же не дал себя утешить, оборвав девушку на полуслове.
Разговор был непродолжительным. Сославшись на неотложные служебные дела, де Таверне вышел, вскочил на коня и исчез за воротами особняка…
Вскоре после Филиппа приехал тот, кого графиня жаждала увидеть больше всего. Калиостро как всегда спокойно вошел в комнату и с улыбкой поклонился. Глаза девушки так и засияли от радости. Она готова была броситься ему на шею после долгих дней разлуки и тоски, показавшихся ей целой вечностью. Но заметил ли эту радость он?
Все снова вошло в привычную колею. День за днем… И почти каждый вечер графиня проводила в обществе Калиостро. Он вошел в ее жизнь, превратившись в нераздельную частичку, без которой появлялась темная пустота. Наконец-то она поняла, как сильно влюблена. Вот та любовь, которую она видела в окружающих, в Филиппе, в Оноре, но до сих пор не испытывала сама. Пламя разгоралось, поддуваемое невидимым ветром, поглощая девушку. Ее чувство, такое чистое и возвышенное, было тихим и безмятежным. Она наслаждалась им, не пытаясь что-либо изменить, так как надеялась, что в неприступном сердце графа проснется хоть капля взаимности… Однако судьбе было угодно омрачить это счастье…
Графиня начала замечать, что она и Андре постепенно отдалялись друг от друга. Андре словно охладела к их дружбе, стала более скрытна, умалчивая особенно о своих сердечных делах. Графиня тоже ни слова не говорила о Калиостро. Однако обе продолжали вместе или порознь ездить к герцогу Корбо, несмотря ни на что остававшегося общим другом. Обе, бывало, встречали там Калиостро, который, казалось, был знаком со всеми, и все испытывали к нему лишь симпатию, если эти „все“ не были страстными ревнивцами какой-нибудь очарованной графом дамы. И, хотя эти встречи молодого человека и двух подруг не скрывались, ни та, ни другая не подозревали даже, что каждая из них знакома с ним.
Но граф появлялся все чаще и чаще. И так же, чаще заглядывая в гости к герцогу и не обнаруживая там графини д’Эвиль, спрашивал о ней. Его участившиеся визиты и расспросы о девушке, перераставшие в требования видеть сам объект этого интереса, не могли не иметь последствий: Филипп, как и Оноре, увидел в добродушном графе соперника, почти врага.
Во время беспечных бесед с Калиостро и Андре графиня заметила, что бывшая подруга не на шутку увлеклась графом; подозрения, что Андре любит того же, кого любит она сама, не давали графине покоя. Безграничное кокетство с ее возлюбленным приводили несчастную в негодование. Силой воли она выдержала удар: стало ясно, что Андре и Калиостро общаются давно и весьма тепло. Вскоре и Андре поняла, что у нее есть соперница, не желающая уступать свою любовь. Это соперничество окончательно развеяло между девушками последние следы былой дружбы, как смывает морская волна ракушки на песчаном берегу. Они ни разу не говорили о графе — все и так было ясно. Графиня была уверена, что Калиостро знает или, по крайней мере, догадывается о чувствах обеих: как бы она не старалась их скрыть, его проницательный опытный взгляд ухватывал в людях любую малость, словно поток ветра, выхватывая из окутывавшего тумана, разгоняя серые слои.
Вначале девушка тешила себя надеждой, что предмет ее обожания отдает предпочтение именно ей, среди многих придворных дам… Но эта надежда тонкой серебряной нитью оборвалась, оставив девушку, нещадно терзаемую всеми муками несчастной любви, вслепую идти по краю чернеющей бездны, с жадным нетерпением готовой поглотить ее безвозвратно во мрак…
Андре и графиня мирно беседовали в гостиной герцога, как две далекие знакомые, об обычных светских новостях. Сумерки за стенами замка уже приближали ночь. Недавно оставленные хозяином из-за неотложных дел, которыми герцог был завален с головой, им не пришлось долго оставаться наедине: прибыл шевалье де Таверне. Слуга провел его в комнату, где находились девушки. Не успев ступить и шагу за порог, Филипп приметил в глубоком кожаном кресле Андре, молча, но с едва уловимым неудовольствием смотревшую на него. Он продолжал испытывать к ней самые теплые чувства, и воспоминание о том, что их жестоко отвергли, вновь сотрясло ударом его молодое, но уже успевшее немало настрадаться сердце. Немного замешкавшись, он все же вошел, галантно поклонился гордой возлюбленной и сидящей напротив графине.