Павел Микрюков

Пришествие жирного панка

* * *

Стул разбился о мою голову. Рухнул под стол. Козлы! Хреново меж двух огней. Я со своим языком. С одной стороны скины, с другой — панки. Они все начали. Вернее я. Скепт-панчура. Хочешь оскорбить, ткни рожей об его национальность — как гвоздь в жопу. Самое обидное — назвать жидом, израильским помощником. Вначале они сцепились с бритоголовыми. Возможно, драки и не было б. Как всегда нужна торпеда. Почему-то те, кто собрался махать кулаками, не сразу приступают к действиям, а кричат, матюгаются. Морально себя подготавливают, загоняют страх поглубже. Бараны блеют перед потасовкой трусливо. Я влез: „У меня ваще дед в Освенциме погиб“. Скепт сделал заинтересованную рожу: „Как?“ Макс, бритоголовый, насупился. Почему-то считал меня своим. „Он пьяный с вышки упал“. В стране делают не крепкие стулья, ломаются как щепки. Хотя об меня и охлябины от скамеек ломались. Вся башка в шрамах. Залез под стол. Надо мной „руконожица“. Охрана не поможет. Здесь рота ОМОНа нужна. Отбросил стол. Перехватил выпавшую ножку. Отлично въехала в голову с гребнем.

Заикнулся, что в последнее время я не отвечаю за свои действия. Зачем избил соседа-алкаша с первого этажа? Говорят, у меня ствол. Беспредельничаю. Остынь и все такое. Начал втирать за понятия, конкретно так, обоснованно. Добро, мир, любовь. Я не хотел убивать. Одним выстрелом в его тело, в его голову, меж густых бровей. Так просто нажимать на курок. Легко следить за движением своего пальца, за разлетами черепа, крови. Дурацкое зрелище — труп. Нелепая кукла. Скрючены конечности, пустые глаза. Я должен был сделать нечто важное. Более важное, чем моя писанина, чем виртуальные убийства, чем мой сон. Снять фильм. Переплюнуть ваших колоссов. Низвергнуть ваших классиков. Они — сдохшие маразматики в гробах. Мертвяки. Перегной в склепах. Этот мир создан для трупов. Памятники — морги — наука — похороны — вскрытия — паталогоанатомы. Здесь все паталогично. Вам надо эту паталогичность, уродливость. А вы говорите — душа. Душно.

* * *

Новое! Парень и девушка на роликах. Он — студент, сын богатых родителей. Она — его подружка. В красном топе, в облегающих шортиках. Им радостно, хорошо в солнечный день. Они двое и любят друг друга. Ночью колбасятся на вечеринке. Завалятся к нему домой. Отдельный флэт. Тины катались по длинной асфальтовой дорожке. Как дает кирпич на голову? Массакр! Из-за угла дома, примыкающего к дорожке, преграждая путь, стоял жирный панк. С красным ирокезом, в зеленой косухе. Он противен, отвратителен. Сальные угри, булавка в ноздре. Со шрамом на щеке. Ненормален, вне формальности. Он с обрубком биты. Парень был спортивен и в драке отматюхал бы панчуру, но сейчас другое. По инерции он въехал на удар дубиной.

* * *

Почему вы думаете, что испытывать ненависть — нечто поганое? Вы же делаете это ежечасно. Почему вы убеждаете себя, что мизантроп — это обиженный на мир человек? Обида — это эмоция. Какая глупость подозревать человеконенавистника в том, что он будет переживать о вашей утрате. Не за каждым разрушителем стоит трудная судьба. Вызывающая слезы умиления у похотливых добросердечных самочек. Большинство историй об уродливости — выдумка, чтобы оправдать свой ужас. Сказать: „он такой же ублюдок, что и мы“. Для ненависти нет причины. Она есть и все. Это естественно и обыкновенно, как делать зло. Такое же необходимое.

* * *

Парень налетел на удар в замахе биты. Нужен был один по продвинутой голове. И панк нанес его. Девушка закричала, увидев поверженного друга. Жиртрест заржал. Вцепился за грудь волосатой лапой: „Клевые сиськи!“ Еще замах и дубина разнесла кричащий ротик. Панк расстегнул ширинку и помочился на трупы. Обтер биту о длинные волосы девушки. Схаркнул: „Вот вам и поколение. Ваше будущее. Бля“.

* * *

Я взял видеокамеру, кассету. Закрыл дверь соседа. Будто ничего и не произошло. Кого сейчас волнует грохот, прокатившийся по коридору? Стреляли? Но ведь не у них. К себе домой. Пододвинул стол ближе к стене с белыми обоями. Поставил стул. Сел. Нажал на „Go“. Я должен снять фильм. Наиважнейшим из вашего искусства вы считаете кино. Превозносите, пичкаете его идейками. Черпаете из него жизнь. Учитесь своему поведению. Не книги, нет, эти листки бумаги годны только для сортира. А километры дебилизма режиссера, оператора, сценариста. Кривляние актеришек. Паяцы правят умами. Брезгливые по отношению к тем, кто не поступает так, как вы. Молитесь на тех, кто залез повыше и строит рожи. Ненавидя и жаждя их плоти. Давите в стаде всех, кто не с вами.

Какое красивое небо. Серая мгла с рисунком уходящего солнца. Птицы кричат над его пурпурным телом, что растворяется в линии горизонта, отдавая свою кровь подступающей ночи. Богиня-луна уже появилась и ждет, когда ее брат сгинет в остатках дня. Агония светила — это песня звездной тьме. Крылатый сумрак укутывает с востока, северным дыханием приближает саван. Глаза дьявола. Желтый, как полная луна-девственница и красная капля ртути, обжигающей в верхних основах. Лед на сердце в двух светилах. Золотая осень заката. Все ближе и ближе ночь. Она уговаривает, топит солнце в поверхность земли там, за недостижимым. Плоть неба — лицо двуликой Хель. Волк глотает солнце. Волк выпускает из пасти пойманный хвост ночной лисицы. Царица. Где вы, вороны?! На конце копья — слезы. То плачу я, расставаясь с вами, братья-волосы. Срезаю лезвием ножа кожу с серой синевы. Прощай, солнце — здравствуй, луна. Рагнаради! Не растет дерево. Убит Игдрасиль. Покачнулось небо. Пойте, вороны. Ваша пища — головы богов на кольях. Сорвана цепь. Пес Гарм съел мясо и душу. Улыбается закат рваной раной. Капли сока с листьев ясеня. То жертва мне, я — жертва. Кто-то должен войти в костер. Ночь. Многолетняя ночь. Зима. Вечная зима. Шепчут во тьме опавшие с плахи. Залеплены глаза зеленым воском. Вижу луну и солнце, что в небе. В снежной метели огненной вьюги. Холодно. Я голоден жизнью. Колокол. Не забудь, по кому ты звонил.

Бритвой по рукам, со взведенным курком. Поднес к виску. Жажда по трансильванскому ветру, по валашской грусти князя. ОНО живет во мне. Переполняет, выплескивается. Смех. Я знаю, что вы видите, когда смотрите мне в глаза. Презрение тому, кто не был с вами, не вами. Море зла. Море того, чего вы не хотите, ненавидите. Моя скорбь. Я дам вам возможность увидеть то, что вас ожидает. Моя мечта. Мое отношение к вам. То, что нас когда-то связывало. Выстрел!