Тереза Кураж
Терезины былинки
Я, конешно, поддакнула, но ихние кожаные курточки и калготки мне всеравно понравились, и я подошла до одной девочки пощупать, типа из натуральной ли кожи ихние куртки. А она как закричит: „Пошла нахуй, шалашовка!“ Ах так, паскуда! Ну я достала зеркало, которое для Оксанки купила, и культурно говорю:
— Ты, чикса мокрощелая, на себя моргалами позырь!
Тода девки кинулись на меня и стали портить мою модную прическу за 100 рублей с химкой (без мытья головы и укладки), а я разбила зеркало об дурную голову той падлы-оскорбительницы.
А Снижанка тоже за мене уступилась и била чувих пакетом с семачками и немножко ногами, покудова не подкатил газик и оттудова вышло два мента.
— Че, новенькие? Че, курвы, не поделили?
Тода Снижанка угостила органы правопорядка семачками, а я рассказала, как вероломно напали на нас уличные лезбианки, сравнив их с фашыцкими гадинами 1941 года. Потом блестители проверили у нас документы и сказали: „По стольнику с носа на первый раз“.
Снижанка, хитрая, вынула с лифчика своего Мазепу так, шо у их морды перекосило на квашеные зеленые помидоры. А я сказала, шо артистка и ваще сильно пострадала прической и макиажем и потерпела крепкий материяльный урон от разбитого зеркала, но когда буду выступать на сцене суперстарью, обязательно их приглашу в концерт.
Они почемуто крепко лыбились и я поняланидура, шо неотразима униформенным столичным мущинам двумя золотыми зубами и крутым прикидом. Потом они подвезли нас на газике до памятника какому-то чуваку на площади имени писателя Пушкина, а мы по дороге пели песню вокально-инструментального ансамбля „Тату“ „Нас не догонют“. Короче, нам дали под жопу и выкинули коло фонтана с отеческим напутствием: „Тусуйтесь лучше тут, шалавы“.
Мы сели на лавочке для обсуждения актуальных новостей и планов на вечернее будущее. Я достала орехи фундук, шоб порепетировать дикцию. Снижанка была крепко озабочена моей находчивостью и своей абитуриэнтской недальновидностью. Когда она униженно попросила дать ей в пасть тоже чегонибудь, я великодушно пообещала купить на ее лиловую вафельницу греческих орехов.
— Послушайте, Тереза, а шо вы будете читать на экзамене по актерскому мастерству?
— Ой, ну ясен жеж хрен! Конешнож былинку собственного сочинения.
— И все?
— Ну, могу еще песню спеть с репертуару моей любимой певицы Алены Апиной про Ксюшу (ой, блин, а плюшевую юбку ж дома забыла!) и станцевать, как модная звезда отечественной эстрады Боря Моесеев.
— А я решила не мелочится и прочитать им страсный монолог негритянского вождя Отелло с удушением вертихвостки Дэздемоны в поэтическом изложении великого американского писателя Шакеспиара на украинськой мове.
— Ну я читала. Это который про всадника без головы дяди Тома написал? А я думала, шо это писатель Скарлет. Хорошо тебе, Снижанка. Ты ж как дружественная иностранка попадешь у квоту для самобытных шалашовок…
При слове „иностранка“ фасонистая Снижана расцвела, довольная как ноготки на могилке, и достала поллитровку с газетной пробкой. Ну выпили мы с горла горилки за историческую встречу и ощасливливанье Москвы нашим поступлением у театральное училище и продолжили за семачками задушевную беседу.
— Тереза, а где мы будем ночевать у преддверии завтрашней подачи документов у театральное учебное заведение, вы подумали?
— Ой, ну пойдем до моей кисельной сестры Зиночки, она мне писала, шо у центре салон имеет, и у ей можно поселится.
— Какой еще салон?
— Ой, ну дык жеж самой любопытно, я вся згораю!
— А адрес знаете?
— Зиночка писала, шо кажный собака у центре знает. А вот мы щас спросим у того стариканьчика…
Как раз с пузатой машины вылазил толстый череп у золотой цепи и печатках с бриликами.
— Эй, мущина, а где тут у вас салон Зиночки?
— Эт вам, девоньки, туда — и показал пальцом трясучьим — направо, за угол и в подворотню. Увидите черную железную дверь.
Ой, девки, такой красоты я даже по цветному телевизору не видела! Кода превратник амбал Борисыч завел нас у подвал с пальмами и райскими птицами, какающими прямо у аквариумы с золотыми рыбами, Снижанка обосралась от восхищения столичным интерьерным шиком и сказала с крепким украинским акцентом:
— Нихуя себе салоньчик!
— Ой, Снижанка, ты глянь, какие мраморные голые девки и поцаньчики у фонтане с подсветкой! — и я сняла наконецто туфли 14 сантиметров и села с ногами у бархатное кресло полумрачной комнаты ожидания „будуар“.
А Снижанка пошла по кругу рассматривать подсвеченные витрины и вдруг как заорет:
— Бля, электрические писи!
— Ой, где? Покаж.
И мы долго наслаждались импортной красотой резиновых и пласмассовых пись разных полов, рас и народов. Еще там было много баночек, тюбиков, видеокасет и журналов с писями, попами, грудями и собачками крупных пород на обложках, цепок, плеток, ошейников, кожаных трусиков на молнии, наручников, цветных пупырчатых презервуаров и других непонятных высокотехнологических изделий.
Тут пришел добрый вышибала Борисыч, и мы спросили: „А где Зиночка?“ Он сказал, шо мадам занятая с клиэнтом и шо если не будет доплаты, то мадам через полчаса освободиться, а нам велено не стеснятся и угостится благородных напитков из бара.
Ой, девки! Мы как увидели алкогольный капиталистический рай нахаляву, дык наперегонки сразу писять захотели и побежали освобождать мочеиспускательные емкости перед принятием дорогих коктелей.
Ой, а туалет! Такого черного кафеля с перламутровыми бабочками нет даже у Оксанки, хотя ейный папаня главный по „Единой России“ на поселке.
Я присела на один черный с золотыми цветочками унитаз, но Снижанка сказала, шо это бидё с заграничного фильма и шо нормального спуску там не ожидаеться. Тода я со спущенными калготками стала выбирать один из прекрасных пяти унитазов, но тут вошла толстая бабища у красном лифчике и таких жеж чулках на поясе с подвязками без трусиков и шмякнулась на бидё, расставив слоновские ноги.
— Я — Аленка Нежная. А вы че, профурсетки, из новеньких?
— Дык мы в гости до Зиночки… — промямлила перепуганая Снижанка и провалилась своей узкой кулачковой попой у черное жерло унитаза.
Ищучи спасенья, ейная рука повернула каку-то ручку, и спустилася вода, но непростая, а очень приятно дезодорированная и калорированная по-синему. Тока мы с Аленкой извлекли эту мокрую куриную чуду, как вошла еще одна тетка у таком жеж прикиде, тока розовом с золотой брошкой, и Алена рявкнула ей чисто вельветовым басом:
— Анька Монс, блядища, давай эту мокрую ковырялку подсушим.
И они вдвоем подняли Снижанку и подсунули под аппарат, похожий на „Ветерок“, шо у нас у столовой ПТУ. Она матерно повизгивала, а они переворачивали ее, как цыпленка на вертеле. А я бегала вокруг и подсказывала, где еще мокро.
Потом мы с подсушенной Снижанкой и новыми подругами пошли у бар, где предались вкушению дорогих напитков. Все этикетки были на чисто английском языке, по которому я была отличницей у ПТУ, и я со знанием дела перевела им названия: джын, вискарь и коньяк… Тока не смогла перевести текуилу, но добрая деушка Анна пояснила, шо это трошки говней за самогонку, но опосля пятой тоже можно. Шо мы и сделали. Я достала тараньку, а Снижанка сало и семачки, и мы культурно закусили, дожидаясь освобождения Зиночки.
Наконец вошел Борисыч, угостил нас коньяком „Ах-Мухтар“ и объявил, шо мадам готова нас принять у кабинете. Оттудова высклизнул сухонький бородатый дядечка и, приветливо нам улыбаясь, затрусил на выход, переставляя ноги уточкой. Ну мы, держась друг за дружку, поковыляли, уже пьяные у говно. А мне уже обосрались каблуки 14 сантиметров, я спотыкалася, но не хотела ударить мордой у грязь перед Зиночкой.
Ой! Мы аж остолбенели. Зиночка! Такой прекрасной красоты я не видела даже по импортному телевизору с диагональю 25 дюймовочек!
Зиночка лежала на коленях трех хорошеньких голых поцаньчиков и курила похитоску у полметровом мунштюке, одной ножкой почесывая за ушком крайнего блондинистого пупсика. На ей была черная кожаная юбочка без трусиков, зато с кожаными шлейками накрест промеж голых грудей. Ой, а сапоги какие с коленищами, каблуки сантиметров 15! А блямбы серебряные! На голове у красавицы сидел короткий седовласый парик и две черные мушки, и губы у черной помаде. А у свободной от курения руке у черной перчатке она держала кнутик с серебряной ручкой. Ой, а у сисечках жеж по колечку, и на пупке тоже, а колечки цепкой связаны, наверно, шоб сиси по сторонам не болтались.
— Ну, милочки, чувствуйте себя как дома, — сказала Зиночка добрым голосом матери-родины. — Как вам наш скромный интерьер? Как мои зайчики?
А поцаньчики захихикали, но письки не спрятали. И я с первого взгляда влюбилася во всех троих.
А Снижанка вытаращила бельмы на Зиночкины окольцованные сиси и от смущения полезла своим обгрызеным ногтем колупать у носе, чем и выдала свои лезбианские наклонности.