Жизнь попугайская

МеЛ

Жизнь попугайская

„Как это он меня надул, у-у, морда смазливая! На Лори как на пустое место смотрит. Ну, мы тебя заставим на нас взглянуть, красавчик!“

У Молли была мысль дать совет Глории настаивать на своих прежних словах, то есть говорить, что на Секвой она оставила настоящего попугая. Но, увидев Лоренса, Молли поняла, ничего у них с этим вариантом не получится. Этот „помощничек чучельника“ знает об истории подвоха. Наверняка говорил с Джонсоном и вообще, догадывался о намерениях Саммер отказаться от обвинений в подлоге.

Теперь это было бессмысленно. И вариант с клеткой был самым удачным. Теперь дело было за самим Дерингом, за его сноровкой. Но уже за это отвечала сама хозяйка попугая.

Молли посмотрела на Лоренса так, будто тот был неприятелем лично ее.

„А еще приличный с виду господин. С сединой в висках. Проходимец! Много я вас таких в своем „Осколке“ встречала. Все вы, смазливые, на одну колоду склеены“.

Как только Лоренс поворачивался в ее сторону, Молли артистично фыркала и, картинно злясь, отворачивалась. Ей почему-то казалось, что из сотни присутствующих он только на нее и смотрит.

Меж тем судья поинтересовался.

— Миссис Саммер, вы можете помочь нам в демонстрации способностей вашей птицы? Мы хотели бы услышать, что она умеет говорить. Ну… кроме ругательств, разумеется.

— Да, ваша честь.

Глория сняла с клетки темную накидку и трогательно нежно заговорила с Дерингом. И все о своем муже Джоне Саммере.

Лица советников судьи, сидевших по обе стороны от него, заметно подобрели, когда верная птица горестно объявила о том, что „Джо умер“.

Эти люди напрямую, разумеется, не могли спросить у истца, зачем ему подобное приложение к интерьеру. В этом капризе чувствовалась какая-то странность. Но, в конце концов, договор — есть договор и раз птица требовалась покупателю вместе с домом на Секвой, значит Саммер обязана была отдать ее, коль получила за нее деньги.

Потому, как только накидка скрыла Деринга от судьи, лица его советников снова посерьезнели и взгляды их опять принялись изучать суть обвиняемой гражданки.

И все же виновная в подлоге не была этим людям несимпатична. Выглядела Глория аккуратно, держалась с достоинством, голос ее был тих, приятен, хотя заметно подрагивал.

С птицей женщина разговаривала, как с давним другом. Потому и не показалась игрой потеря сознания ее, когда суд объявил свое последнее слово. Лори вскрикнула негромко, ухватилась за накидку на клетке и, падая, стянула ее на пол.

При этом она упала весьма опасно, так как сильно ударилась затылком о ступеньку к кафедре, с которой давала ответы суду.

В зале всполошились. Кто-то поспешил к Лори с помощью. Молли же с криком: „Это от волнения. В зале душно!“ — кинулась к зарешеченному окну. Вернее, к часто открываемой во время душных и долгих заседаний, его створке.

Со словами: „Как душно. Это от духоты. Она так разволновалась“, — Молли открыла створку и, вернувшись к Лори, вместе со всеми принялась поднимать ее, уже пришедшую в себя, на ноги.

Поскольку приговор был произнесен до падения осужденной на „возврат попугая в зале суда“, как только Лори поднялась, а клетка оказалась в руках адвоката истца, судья поспешил удалиться. Он не любил публичной суеты и беспорядка.

* * *

Молли и Глория с мольбой смотрели в сторону Крафта.

Что уж там виделось в их взглядах советникам судьи, не известно. Те с любопытством наблюдали сцену прощания женщины с птицей. Было заметно, что выплата денег за моральный ущерб — не главная печаль вердикта суда. Молли и Глория умоляли всех ангелов об одном, напомнить Дерингу о том, что он должен сейчас сделать.

Видно необходимые ангелы были как раз неподалеку.

Лоренс улыбнулся своей оппонентке и поспешил к дверям зала заседаний. Услужливый адвокат придержал дверь свободной рукой. Клетка в другой руке чуть качнулась. Деринг хлопнул крыльями и что-то проворковал. Адвокат, кося на клетку и улыбаясь, сказал клиенту: „Игра окончена в нашу, то есть, в вашу пользу, мистер Лоренс“.

А вот это было уже сигналом! Ибо Деринг видимо мигом припомнил с чего начались крутые перекидоны его из одной клетки в другую и… успел-таки, пока Крафт еще находился в зале, двинуть клювом по нужному месту.

Дно клетки упало на ногу Крафту, а попугай… улетел.

— Боже мой, господин Ло…

Лоренс оглянулся и увидел, стоя в распахнутых дверях, парившую в зале заседаний птицу.

Он заметно побледнел, зубы его сжались, губы вытянулись в неприятную нитку бело-серого цвета. Глаза сузились до щелок, но еще более неприятным стал его нос. Ибо он как-то вдруг заострился и только ноздри с шумом брали необходимый для легких воздух. Как бы пробуя его еще и на запах.

А тот, видно, был не очень. Потому как адвокат засуетился и, отскочив от хозяина, принялся ловить птицу, кружа вместе в ней по залу.

Лоренс холодно перевел взгляд с суматохи на сухопарую старуху, та была слушательницей процесса. Теперь она противно ухмылялась и нагло аплодировала случившемуся казусу. „Браво! Браво, попочка!“

Советники судьи и не пытались ловить умную птаху. Никто из них не поспешил к распахнутому окну, в которое, дав прощальный вираж и посидев чуток на узком подоконнике, вылетел Деринг.

* * *

Лоренс не сильно любопытствовал на то, каким образом группа желающих поймать птицу будет лезть на крышу административного здания. Только скользнул взглядом опять же по старухе, которая на что-то указывала выгоревшим зонтом. Смотрела в высь из-под сухой ладони и, сильно грассируя, громко выкрикивала: „Вот др-р-рянь, куда забрался!“

Посмотрев на тщедушное созданьице в соломенной шляпке, Тэд беззвучно выругался и тут же отвернулся.

Крафт хотел было сесть в машину своего рассерженного клиента, но тот оттолкнул его, взявшись за бездонную клетку, которую все еще держал адвокат.

— Вот вам вещественное доказательство, Генри. И мой совет: вернитесь за дном. Но не сильно лапайте его своими руками. Хорошо все осмотрите, разумеется со специалистами. И найдите факт, опираясь на который, мы вновь, не лазая по крышам, завладеем моей собственностью.

Крафт сильно скривил шею и сунулся вглубь салона, чтобы быть поближе к лицу своего клиента, вновь приобретшего живые краски.

Лоренс будто и не понимал, насколько унизительна и неудобна эта поза для известного адвоката. Но факт профессионального второго „фру-фру“ на лицо. И потому Крафт внимательно дослушивал советы мудреного клиента и прогибался, как мог.

* * *

— Мошенница снова в фаворе. Давайте, Генри, поднатужьтесь, чтоб она снова оказалась в зале суда за второе мошенничество.

— О, оно обойдется ей значительно дороже, чем штраф и возврат птицы!

— Не сомневаюсь.

Лоренс придвинул к себе дверцу, и машина тут же тронулась с места.

Но через приспущенное стекло уже не совет, а предупреждение, прозвучало: „Иначе, Генри, мои рекомендации на ваш стиль будут столь легки, что вы полетите с ними ко всем чертям!“

* * *

У Крафта заныло местечко в десне, где уже пять лет как не было зуба. Пустое местечко без него так и заныло…

А в это время испуганного почти насмерть попугая, совершившего за последние шестьдесят лет жизни свой первый свободный полет, изловила уже под кустом еще одна „родственная“ ему рука. Деринг даже как бы признал ее милый говор-рок. Это была девяностолетняя дама с выгоревшим зонтом. Бабушка Джона Саммера.

* * *

Жизнь прямо-таки бурлила вокруг Лоренса. Он будто остервенел. Точно, иначе и не назвать новое, возникшее в нем после суда, чувство неистовства.

На работе всё и все так крутились в делах и заботах, будто были заведены своим боссом лет на двадцать вперед. И ведь что важно — без сбоев!

Лоренс стал жутко крут. Взгляда боялись, не то что голоса. От крика, изрыгающего очередной приказ „давай!“ горы сворачивали.

Дома шалуны детки забыли и слово-то такое „порезвиться“. Только папаша в дверь — они тут же на свой шесток! И как попугайчики друг за другом: „Папа, по физике — отлично; по информатике — отлично; по пению — удовлетворительно (что, несомненно, тоже считалась в доме как отлично).

Мурли была в восторге от такого порядка вещей! Теперь любимица миссис Лоренс могла спокойно цапнуть одного отпрыска хозяина за ногу, а другому — написать в ботинок. Оба сорванца при этом ни гу-гу, будто и не заметили подобного нахальства. Ибо уже знали, стоит зашуметь в присутствии папы — все, личная порка.

Дети-шалуны только и делали, что с грустью вспоминали о былых годах…

Хостинг от uCoz