Алексей Синельников
Похмелье олигарха
— Просыпайся, богиня утренней зари, уже не только утро, но и Новый год. С праздником!
— Доброе утро, Ефим Семенович… С Новым годом!
— Ты меня еще господином Олигархом назови! У меня создалось впечатление, что мы с тобой достаточно давно и тесно знакомы для того, чтобы перейти на „ты“.
— Вы сами просили, что бы утром я вас назвала именно так, а на брудершафт мы потом выпьем.
— Ах ты, моя умница, все помнишь, все знаешь, и тост мне твой нравится. Ты что будешь пить, как говорил классик, в это время суток?
— А что есть?
— Все!
— Тогда бокал шампанского, если можно, полусладкого.
— Ты еще „Советского“ скажи. Впрочем, как я тебя понимаю… но слаще брюта только сухое „Бордо“.
— Пусть так. За что мы выпьем?
— Ты предложила на брудершафт.
— Но это предложили вы и позавчера.
— Наверное, придется выпить, иначе от твоего „выканья“ не избавишься! …Вот и умничка (какие у нее приятные губки… везде). Я понимаю, что безмерно стар в твоем представлении, но я тебя прошу, пока мы хотя бы трусы не надели, давай на „ты“. Договорились? Вот и ладушки.
Идиотская ситуация, девушку надо как-то называть. „Лапочка“ это хорошо, но, по-моему, для нее будет обидно. А по первому впечатлению у девочки не самый противный характер, и обижать ее не хотелось бы. Боже, что скажет моя мама, если узнает, что ее Фима сначала трахает девушку, а затем, стесняясь, пытается с ней познакомиться. Хотя стеснительность, сколь причудливые формы она у меня ни приобретает, надо признать, не самое обезображивающее меня качество. Пусть хоть так.
— Ты не будешь возражать, если я приму душ?
— Нет, конечно. Заказать что-нибудь на завтрак?
— Не знаю, как хочешь.
А ничего фигурка, очень симпатичная девочка. Она встала, а на простыне осталось пятно — продукт моей недавней интенсивной деятельности, от которого она и спешит, судя по всему, избавиться. Черт, выбора не остается, придется у нее деликатно узнать подробности последних двух дней. Судя по ней, провалами в памяти она не страдает и похмельем тоже. А надо сказать, что своевременное совокупление в сочетании с выпитой рюмкой может вернуть человека к жизни, спасибо тебе, Господи, и за то, и за все остальное…
— После душа ты еще прекраснее. Пока тебя не было, я измучил себя вопросом, куда подевалась вся наша одежда.
— Тебе не терпится перейти на „Вы“?
— Да нет, холодрыга — собачья.
— Вчера ты сказал, чтобы я свои трусики и все остальное положила в левую часть письменного стола, а твои — в правую, чтобы труднее было найти. По твоему мнению, утром нас это должно было раскрепостить.
— М-да, раскрепостило дальше некуда. Надену-ка я пока халат. Нам доставили завтрак и надо попросить, чтобы они занялись нашей одеждой.
Молодец, набросила халатик и без всяких понуждений занялась всем сама. Странно, душа в тело вернулась, а воспоминания не нахлынули.
— Умница, спасибо, я был бы тебе еще больше признателен, если бы ты рассказала мне все с самого начала.
— Сначала было слово…
— Надеюсь, это ты так шутишь?
— Да нет, не шучу. Сначала было твое слово. Ты его дал мне. Ты о нем помнишь?
— Нет, конечно! Я не помню даже, как тебя зовут! И откуда я и ты здесь взялись, я даже не помню, кто я!
— Ну об этом ты сразу честно сказал, что я могу себя не называть, так как ты все равно не запомнишь.
— Так я уже был пьян до полного изумления, когда мы встретились?
— Нет, ты был абсолютно трезв, иначе я не была бы с тобой.
— Блин, час от часу не легче, ты все запутала еще больше, где я тебя снял?
— Ты меня не снимал, я согласилась быть рядом с тобой после того, как ты дал слово.
— Что-то мне трудно становится с тобой разговаривать. Ты можешь спокойно и рассудительно мне рассказать, как мы здесь оказались?
— Но вы мне рта раскрыть не даете. Задаете вопрос и не слушаете ответа.
— Дай-ка, я еще чего-нибудь вкусненького налью, а то без поллитры нам не разобраться. Ты что-нибудь будешь?
…Черт мне на голову послал эту девку. Чего я там ей наобещал, старый дурак, надо побыстрее это выяснить, подсчитать, во что это выльется и выпроводить ее поскорее. На шлюху она не похожа, разве что очень дорогого пошиба, скорее умалишенная, средней руки, с такими особенно тяжело. Я знаю… я на одной из них был женат.
— Вы рискуете опять набраться до бесчувствия.
— Вот это точно перебор, Малышка, ты мне не жена и уж тем более не Президент, и даже не мама, чтобы меня воспитывать. Я перебивать не буду, постарайся ввести меня в курс дела.
— Когда мы с вами встретились, вы попросили меня, чтобы вы все о самом важном вспомнили сами, иначе все потеряет смысл.
— Черт, и ты говоришь, что я был трезвый? Да я с трудом имя свое вспомнил, и то потому, что ты его назвала.
— Вот об этом вы меня и просили. И были вы трезвы, но печальны!
…Блин, как можно рассказывать, не сообщая никакой информации? На это способны даже не все бабы. Вот моя другая бывшая жена была конкретна, как налоговый инспектор. Меня в свое время поразило, как она пересказала суть „Войны и мира“: Формирование противоречий социально-личностных взаимоотношений на фоне развивающегося общественно-политического кризиса начала 19 века в преломлении авторских нравственно-философских сентенций. Может, не совсем полно, я бы добавил столетний дуб и небо Аустерлица, но я понял, что, услышав ее пересказ, я никогда бы не прочитал эту книгу. Эта девица — нечто иное. Однако, надо вспомнить последний, самый яркий эпизод. Эпизод — ярче не бывает — встреча с Президентом.
— У меня была важная встреча, но нажраться в той компании было весьма проблематично, мне не предложили даже чая. Этот „теперешний“ — не то, что „давешний“.
— Вы хотели мне рассказать о самой главной встрече, но я не знаю, с кем вы встречались, и о чем говорили.
— Что-то, разговор наш не клеится. Я встречался с Президентом, но обсуждать это с тобой не полагаю разумным. Дай мне лучше ручку и бумагу, я напишу благодарственное письмо в твое
— Когда вы были трезвы, то придерживались другого мнения. Вашу последнюю реплику, если вы не преследуете цель оскорбить меня, я истолкую, как попытку вспомнить, где мы с вами встретились.
Боже, дай мне терпение и верни головную боль! После Президента я поехал к маме, попрощаться. Решение уехать я принял сразу, еще до встречи. Выйдя, я только укрепился в нем. Мама, на удивление, была спокойна, я очень боялся разговора с ней, но когда я уходил, у меня было ощущение, что мы не поняли друг друга.
…Блин, а девка права, не только жизнь, но и память начинает возвращаться. Какая же она зануда, но обижать ее не стоит.
— А о встрече с Президентом что сказать? Странная встреча, все было очень мило, а стыдно только сейчас стало. Я такую хрень нес, он тоже не лучше. Удивительно, что и он, и я отлично понимали, что врем друг другу. Ладно бы протокольная встреча, или сказать было бы нечего… Мы расстались с ощущением, что терпеть не можем друг друга.
Ты знаешь, мне сейчас пришла мысль в голову, что моя проблема не только в том, что я никого не люблю, кроме матери. Проблема в том, что вся гамма моих чувств к окружающим умещается в диапазоне между „презираю и ненавижу“. До сегодняшнего дня я считал это совершенно нормальным, объясняя это тем, что я „перерос“ народ, меня окружающий. Но, ведь, и меня никто не любит. Налей мне чего-нибудь. Спасибо. Возьмем, например, мое ближайшее окружение: от
И только сейчас до меня дошло, почему они меня ненавидят. Парадокс! За то, что я плачу им деньги, а они за эти деньги выполняют нужную для меня работу.
Я ненавижу народ, если он „целиком“. Особенно терпеть не могу тех, кого принято было называть „трудящимися“. Именно эта непуганая сволочь просила о „повышении цен“ и „переносе праздников“. Я слишком долго прожил в стране, где вся гнусность творилась либо по просьбе, либо с молчаливого согласия „трудящихся“.
В каждом отдельном представителе, при старании, можно найти какие-нибудь приятные черты, а в массе своей? — Быдло. Простой пример. Не вдаваясь в подробности. Я оказался в умирающем совхозе. Люди жили, как скоты, хозяйство все разворовали и пропили. Школа —