Павел Шаронов

Простаки и прохиндеи

— И нос стал таким?

Сандра печально кивнула.

— Мне теперь с таким носом на улицу выходить нельзя.

— Я думаю, это не надолго. Помажь вазелином, каким-нибудь еще кремом и все пройдет.

Тут Сандра снова засмеялась.

— А вот врач, когда осмотрела мой нос, сказала, что я родилась в счастливой рубашке и если бы это перекинулось на легкие, то было бы осложнение. Я ведь ей не сказала про зубную щетку.

Сандра снова обернулась к зеркалу и осторожно потрогала нос пальцем.

— Это ничего, — бодро продолжала она, — Зато появилось много времени для слежки. Я добыла два диктофона, но пока не было возможности их использовать. Но теперь я свободна! Двадцать четыре часа в сутки! Я тут устрою такое прослушивание!

— Будь осторожна, тебя могут поймать.

— Еще не родился тот человек, который сможет меня поймать.

Меня немного насмешила самоуверенность Сандры, но я предпочел не сердить ее комментариями.

Еще немного полюбовавшись своим носом, Сандра вернулась в комнату. Я вышел вслед за ней и только сейчас рассмотрел все как следует. Обстановка комнаты была самая обычная для школьницы из обеспеченной семьи, поэтому нет смысла ее описывать. На письменном столе, стоящем рядом с окном, были расставлены фотографии и я подошел рассмотреть их. В центре находился большой снимок Тома Круза с широкой подписью, протянувшейся поперек его живота: „For Sandra from Tom with love“.

Другие снимки были поменьше и без автографа, но зато изображали того же Тома, обнимающего Сандру. Точнее, лицо было Сандры, а фигура, а главное — грудь, явно принадлежали кому-то другому, с более сформировавшимися, чем у Сандры, формами.

— Жаль, что диктофона только два, — сказала Сандра, — доставая из тумбочки тюбик крема и намазывая им нос, — я бы поставила на прослушку весь дом.

Тут она заметила, что я рассматриваю фотографии и немного смутилась. Чтобы не смущать ее еще больше расспросами, сама она сделала этот фотомонтаж, или попросила кого-то и кто на самом деле расписался под фотографией Тома, я сделал вид, что принимаю все это за обычные семейные фото и этим, кажется, огорчил Сандру.

— Мне кажется, — заговорил я, — заниматься прослушиванием должны мы вместе и согласовывать, где и когда ставить диктофоны.

— Нет, — ответила Сандра и по ее тону я понял, что спорить бесполезно.

— Диктофоны мои, — продолжала она, — идея прослушивания моя и вообще, я тут главная.

Я уже собирался высказать свое несогласие и открыл для этого рот, но в это время на лестнице послышалась тяжелая поступь Таты и я поспешил покинуть комнату Сандры, мысленно давая себе клятву больше никогда не связываться с малолетками.

Глава 6 

На следующее утро состоялся мой первый пробный выезд в качестве двойника. В сопровождении Владимира Николаевича и двух телохранителей, Вадика и Кости, я доехал на мерседесе до офиса шефа, прошел в его кабинет, посидел там минут десять и тем же путем вернулся обратно.

Никто из сотрудников не пытался со мной заговорить, в любом случае эти попытки были бы пресечены Владимиром Николаевичем, никто меня пристально не рассматривал, не делал удивленное лицо и все это означало, что эксперимент удался и я стал настоящим двойником.

Когда вечером я был вновь предоставлен самому себе, в мою комнату осторожно пробралась Сандра. Первым делом она заглянула в шкаф, проверяя, не прячется ли кто там, потом приблизилась ко мне и подала знак, что хочет что-то прошептать мне на ухо. Я был уверен, что никакой слежки она не опасается, просто Сандре нравилось играть в шпионов, но мне пришлось потакать ей в этом. Шепот был такой тихий и так щекотал ухо, что я ничего не разобрал.

— Подслушивать было некого, — повторила Сандра чуть громче, — Целый день дом был пуст. Но зато я узнала, — она сделала паузу и подозрительно оглянулась по сторонам, — Я узнала, как эта штука работает.

Она достала из кармана диктофон и нажала на кнопку. Сначала послышался какой-то скрип, происхождение которого я не понял, потом зазвучал голос Сандры: „El Barba Azul es hombre muy mal“. („Синяя Борода — плохой человек“.) „Hijo de puta!“ („Сукин сын“.)

Я поднял глаза на Сандру; она буквально светилась от гордости, ведь ей удалось блеснуть своими знаниями испанского языка.

На минуту задумавшись, я сказал:

— Me parece es verdad. Hablas Espanol? (Я думаю это верно. Ты говоришь по-испански?)

— Конечно, это мой любимый язык. Мы, то есть моя сестра, я и Синяя Борода несколько раз ездили в Испанию, у него там вилла и я была им переводчиком. Правда, они добыли там еще одного переводчика, но это только потому, что я не могла быть с ними все время рядом. Я учу испанский в лицее. А ты как?

— Я пару лет ходил на курсы. А главное, занимаюсь сам: читаю книги на испанском.

— Вот здорово! Теперь у нас есть тайный язык, который никто кроме нас не поймет!

— Сандра, ты забываешь, что на этом языке говорит несколько сот миллионов человек по всему миру.

— Я имею в виду здесь, в доме. А во всем мире у меня полно друзей из испаноязычных стран. Я общаюсь с ними через Интернет.

Чувствуя, что разговор уходит в сторону, я вернулся к проблеме прослушивания разговоров Сергея Борисовича и посоветовал Сандре обратить внимание на пару мест, где можно незаметно спрятать диктофоны.

* * *

Прошла неделя. Почти каждый день я выезжал на машине в сопровождении Вадика и Кости; иногда мы заезжали в офис, иногда зачем-то в аэропорт, один раз были даже в казино, но быстро оттуда ретировались, заметив там череcчур много знакомых лиц. Часто обедали в ресторане.

Однажды я спросил Владимира Николаевича об оплате и выразил готовность получать ее за каждый день отдельно, но он оборвал меня и холодно ответил, что мне заплатят, когда в моих услугах больше не будут нуждаться. По его тону я понял, что мне заплатят, если захотят, но очень велика вероятность того, что им этого не захочется.

Часто по вечерам я ходил из угла в угол, мучительно размышляя, что делать. Физически моя жизнь была очень приятна. Я вкусно ел, сладко спал, не был загружен работой, но это была жизнь марионетки, полностью зависимая от капризов хозяина. Что будет, когда я стану не нужен? Хорошо, если просто отпустят. А если сочтут, что я слишком много знаю и могу быть опасен? Любыми путями надо было вырваться отсюда. Но как? Один против всех, пленник. Сандра при всем желании не сможет мне оказать большую помощь, ведь она сама здесь почти на положении пленницы. Конечно, я мог попросить у Сандры ее сотовый телефон и позвонить в милицию, но что бы это дало? Никто не станет защищать меня от мести Сергея Борисовича и его головорезов.

Оставалось надеяться на порядочность шефа, во что я не верил, или придумать такой план, который навсегда избавит меня от его проблем. А проблемы явно были серьезные. День ото дня Сергей Борисович становился все мрачнее и мог сорваться и начать орать из-за любого пустяка, так что даже Тата не рисковала теперь с ним заговаривать. Атмосфера становилась все более напряженной.

Я чувствовал, что наступает кризис. Чем это грозит мне, можно было только догадываться. В кабинете Сергея Борисовича состоялось несколько совещаний, но воспользоваться диктофонами не удалось и поэтому я не знаю, что там обсуждалось.

В среду, 20 мая, я как всегда выехал под охраной в офис Сергея Борисовича. День был пасмурный, дул порывистый ветер, захлестывающий лобовое стекло каплями дождя.

Мы неслись по черной полосе шоссе, разбрасывая в стороны из-под колес тысячи брызг.

Я сидел на заднем сидении, так что весь передний обзор от меня заслоняли широкие спины Вадика и Кости. В какой-то момент мне показалось, что дорогу нам преграждают два автомобиля. Они появились неожиданно, неизвестно откуда. Истерично выругавшись, Вадик нажал на тормоза и наш мерседес с пронзительным визгом развернулся и встал поперек дороги. Сам не зная почему, скорее всего инстинктивно, я пригнулся и почти в тот же момент услышал какой-то дробный стук, значение которого не понял. На меня посыпалось битое стекло. Сидевший передо мной Костя вдруг захрипел, резко дернулся и обмяк.

Дробный стук продолжался: по нам стреляли из двух автоматов.