Павел Шаронов

Закон бумеранга

— Не слишком ли ты замахиваешься? Той трети, которую ты мне обещал, на все это не хватит. Ты же, все-таки, не банк ограбил.

— Ну, не хватит сегодня, так хватит через неделю. Теперь, после такой удачи, слава о нас распространится сначала среди друзей Черногорова, а потом шире, шире…

— Постой, какая слава? Черногоров же не станет везде рассказывать, что ты нашел убийцу. Он, ведь, сам сказал, что все останется втайне, между нами.

— Да, верно. Но он еще сказал, что рекомендует нас своим друзьям.

Гарина понесло. Когда он начинал строить планы на будущее, его фантазия не знала границ. Вдруг разговор принял опасное направление.

— Вообще, тебе пора подумать о женитьбе, — сказал Гарин решительно, — теперь ты не какой-то босяк-художник, а, так сказать, боец невидимого фронта. Любая женщина будет рада разделить с тобой твою удачу.

Я упорно молчал и не отвечал на провокацию.

— Все-таки, не понимаю, — продолжал Гарин, — почему ты не хочешь жениться. Ну давай, я тебя познакомлю со своей женой, может, вы понравитесь друг другу. Я с ней почти разведен, но, все же, меня волнует ее судьба. Я хочу, чтобы она встретила достойного человека.

— А она… — попытался сказать я.

— Прекрасная женщина. Просто ангел. А как умеет готовить яичницу! Просто пальчики оближешь. Красавица. И с такой женщиной ты отказываешься знакомиться! Не понимаю.

— А она, — снова заговорил я, — она в курсе, что ты с ней почти разведен?

Гарин ненадолго смолк.

— Ну, вообще-то я с ней об этом пока не говорил, — наконец сказал он, — ты ведь знаешь, как женщины реагируют на одиночество. Я сначала хочу найти ей достойного мужа, человека, который сможет сделать ее счастливой, а уже потом разведусь. Так что, приходи к нам завтра на обед, я тебя с ней познакомлю.

Честно говоря, вкусные обеды — редкость в моей жизни. Сам я не очень хороший кулинар, а при постоянной нехватке денег сложно приготовить что-то приличное. Последнее приглашение на обед, которого меня удостоили, закончилось моей женитьбой. Но теперь я не склонен был так дешево себя продавать. Обед — дело хорошее, но расплачиваться за него свободой — это уж слишком.

— Ну так как? — нетерпеливо спросил Гарин.

— Э-э-э-э… — начал я.

— Что-что? — переспросил Гарин.

— Я не понял.

— Что именно?

— Как ты думаешь, убийца — все-таки Саша?

Гарин досадливо поморщился.

— Но это же естественно, — сказал он, — кому и быть-то, кроме него?

— Но он все отрицает.

— Это естественно. Зачем ему признаваться? Улик против него у нас нет. Во всяком случае таких улик, за которые можно было бы упрятать за решетку. Вот он и не хочет, чтобы его посадили с помощью его же собственного признания.

— Но ведь Черногоров ему обещал безопасность!

— Мало ли, что он обещал. Пообещать он мог что угодно, а сам в это время, может быть, снимает происходящее на скрытую камеру.

— Но мне кажется, Черногоров не такой человек, чтобы…

— Все они не такие. А ты не спросишь у меня, как я вообще вышел на Сашу? За весь вечер так никто у меня этим и не поинтересовался.

Гарин украдкой бросил на меня любопытный взгляд.

— Конечно, меня это интересует, — сказал я, — так как же ты, все-таки, на него вышел?

— Это было несложно. Для меня несложно. Хотя, даже я не сразу все понял. Когда я достал школьную фотографию Александра Агеева, я понял, что тот человек, который выдавал себя за него, на самом деле — самозванец. Тогда возник вопрос: зачем мне его подсунули?

Наверное, чтобы направить на ложный след, тем более, что шаги, предпринятые мною в том направлении, были безуспешны. Зачем было нужно направлять меня по ложному следу? Наверное, потому что я слишком близко подошел к истине. А к чему именно я подошел?

К истории Даниила Агеева. Кто-то хотел, чтобы я искал не его, а какую-то загадочную женщину-мстительницу. Кто в этом больше всего мог быть заинтересован? Конечно, сам Даниил Агеев. Но по документам он числился умершим. Это было очень досадно, но я решил разобраться с этим попозже. Был еще один момент, о котором следовало подумать: человек, который пытался повлиять на ход моего расследования, наверняка был посвящен во все его детали. Он подсунул мне лже-Агеева не раньше и не позже того, как я начал его искать. Когда эта мысль пришла мне в голову, я понял, что дело почти раскрыто. Всех людей, которые были посвящены в ход расследования, можно было пересчитать по пальцам на одной руке.

Во-первых, это ты. Во-вторых, Черногоров. Хотя зачем ему нужны были бы такие сложные интриги, если он мог остановить расследование, сказав только одно слово? И в третьих — Саша, который получал мои рапорты и передавал их своему шефу, а также оказывал помощь в расследовании.

Существовала, конечно, вероятность, что кто-то имеет доступ к моим рапортам, но для начала я решил, все-таки, проверить Сашу, как наиболее вероятного кандидата в подозреваемые. Достал школьные фотографии Даниила Агеева и внимательно к ним присмотрелся. Ты слышал, как Саша похвалялся, что он так сильно изменился, что его сложно узнать? До определенной степени это так, но он себе льстит. Я его узнал. У человека никогда не меняется разрез глаз, форма носа, строение черепа, если, конечно, он не делал пластическую операцию. Но я понимал, что старые фотографии не могут служить доказательством. Саша просто рассмеялся бы мне в лицо, если бы я стал обвинять его на том основании, что у него тот же разрез глаз, какой у человека, числящегося умершим. Нужны были более веские доказательства.

Раз он сидел, то где-то в архивах могут находиться его отпечатки пальцев, но достать их дело сложное, а для частного сыщика — вообще нереальное. Но Даниил Агеев лишился в тюрьме мизинца, и это уже была заметная примета. Странно, но за все время моего общения с Сашей я ни разу не заметил этого его недостатка, а ведь я наблюдательный. Тогда я решил зайти к нему под предлогом разговора о делах (повод был достаточно серьезный: покушение на меня) и впрямую поглядеть на его руку. Вот тут-то я и заметил, что Саша постоянно держит руку в кармане, а если вынимает, то сжимает пальцы и поворачивает руку так, что отсутствие мизинца не видно. Он был осторожен, а я терпелив, так что все-таки улучил момент, когда он отвлекся и потерял бдительность. Я видел его руку долю секунды, но этого было достаточно. Я понял, кто на самом деле передо мной.

…Гарин замолчал и, не прерывая молчания, мы свернули в подъезд моего дома и стали подниматься по лестнице. Гарин был горд тем, что доказал свои блестящие способности, а я был рад, что мне удалось сбить его с опасной темы сватовства на менее опасную тему убийства.

Гарин шел впереди, поэтому из-за его спины я не сразу понял причину его преждевременной остановки. У стены, напротив моей двери, сидела на полу Лада. Увидев нас, она вскочила на ноги и немного попрыгала, чтобы восстановить кровообращение.

— Что это ты тут делаешь? — строго спросил Гарин, — Ведь я отправил тебя домой.

Лада виновато опустила глаза.

— Ты ведь не сказал мне, кто убийца, — тихо произнесла она.

— И правильно сделал, — ответил Гарин, — такие вещи не говорят преждевременно и кому попало.

— Я — не кто попало. Я — твоя племянница и секретарша.

— Бывшая секретарша. Я тебя увольняю.

— Ничего, на следующее расследование ты меня снова возьмешь.

— Это мы еще посмотрим, как ты будешь себя вести. Если как сегодня…

— Как сегодня не буду. Я не люблю повторяться. Если ты обещаешь не сердиться, то я скажу, что здесь делаю.

Гарин фыркнул и насмешливо оглянулся на меня.

— Я и так это знаю, — сказал он, — Ты знала, что первым делом я приду сюда, и поэтому устроила здесь засаду, чтобы пораньше узнать, кто убийца. Верно?

— Верно, — немного сконфуженно призналась Лада.

Гарин был так доволен своей проницательностью, что дальше сердиться не мог. Он сделал мне знак, что неплохо было бы открыть дверь, и широким жестом предложил Ладе зайти перед ним.

Прихожая в моей квартире не рассчитана на троих, поэтому, быстро скинув обувь, мы с Ладой прошли в комнату, а Гарина оставили одного, разоблачаться от его дорогих доспехов. Пальто вешать на крючок он не стал. Вместо этого он достал из кармана складную вешалку, распялил пальто на ней и только после этого повесил.

Ботинки тоже требовали особого ухода и Гарин сначала протер их тряпочкой, потом смазал каким-то раствором и только после этого приступил к расшнуровыванию.

— Было бы неплохо устроить сегодня небольшой банкет, — сказал он, через пять минут присоединившись к нам.