Павел Шаронов

Закон бумеранга

— Да, в самом деле… Но что скажут твои родители?

— Они будут в восторге.

Я выразил сомнение в том, что ее родители будут так уж рады отдать свою единственную пятнадцатилетнюю дочь замуж за нищего художника, но Лада успокоила меня на этот счет.

— У меня уже есть паспорт, — сказала она, — так что я уже взрослая и могу не спрашивать разрешения у родителей.

Это решило дело и я предложил заварить чай, чтобы отметить нашу помолвку.

— Чай, так чай, — сказала Лада, — хотя, на данный случай больше подошло бы шампанское. Ты что, никогда не справлял помолвку?

— Не было подходящего случая.

— Но ты ведь уже был женат.

— Да, но там все было по-другому, без помолвки.

— Хорошо, тогда я тебя научу.

Лада усадила меня на диван и, сев рядом, обеими руками ухватилась за мою ладонь.

— Жених должен подарить невесте кольцо, — начала она таким проникновенным тоном, что я рассмеялся и со смущением признался, что у меня нет кольца.

Лада сняла со своего пальца тоненькое колечко и протянула его мне.

— Подаришь мне это.

Она зажмурила глаза и подставила мне пальчик.

Я осторожно надел на этот пальчик кольцо, но Лада глаза все еще не открыла.

— Что теперь? — спросил я.

— Самое главное, — прошептала она, — поцелуй.

Во рту у меня вдруг пересохло, а сердце заколотилось, как бешеное.

Я облизнул губы, правую руку положил Ладе на плечо и притянул ее к себе. Вся она вдруг стала какой-то податливой и упругой. Наши губы встретились раньше, чем я ожидал. Руки Лады обвились вокруг моей шеи и она изо всей силы прижалась ко мне.

Я забыл все: Гарина, проблемы с таинственным убийцей, даже собственное имя. В это мгновение всем миром были только я и Лада.

Глава 14

Я перечитал собственные записи и вдруг с удивлением понял, что ни разу так и не упомянул, как, собственно, звали Гарина. Это произошло не столько по моей рассеянности, сколько от нелюбви Гарина к собственному имени. Все друзья и даже собственная жена звали его просто „Гарин“ и я даже не задумывался, что у него может быть какое-то имя.

Помню, как я был поражен, когда Гарин как-то при мне расписался: „Ф. Гарин“. Ну конечно, как и у всякого человека, у него должно было быть имя, просто он его не употреблял. Что скрывается под буквой „Ф“ мне в тот раз так и не удалось узнать. „Может быть, Федор или Фридрих, а может быть, Фердинанд“, — думал я, но как выяснилось, ошибался. Гарина звали Фаддеем. Такое вот старое русское имя, теперь уже почти не встречающееся.

Гарин как-то признался, что одно время подумывал о смене имени, но ничего подходящего так и не нашел. Кроме того, сама по себе буква „Ф“ ему нравилась и было даже солидно подписываться „Ф. Гарин“, но все имена на букву „Ф“ казались ему или слишком простонародными, или иностранными.

Так он и остался с одной фамилией и одной, употребляемой в исключительных случаях, буквой от имени.

…Четыре дня о Гарине не было никаких вестей. Несмотря на запрет, Лада каждый день заходила ко мне, чтобы сообщить, что он так и не появился дома. Я уже решил, что его последняя афера с прокурором завершилась посадкой в тюрьму и, когда полностью утвердился в этой мысли, получил от Гарина сообщение. Его принес мне милиционер. Я настолько не привык к милиционерам в роли посыльных, что страшно испугался. Я почувствовал себя в чем-то виноватым и уже смирился с мыслью, что ближайшую ночь проведу в кутузке, но милиционер был очень вежлив и, протянув мне конверт, на котором красовался штамп: „Управление внешней разведки. Совершенно секретно“, удалился.

Дрожащими руками я вскрыл конверт. Внутри был небольшой листок плотной бумаги, на котором размашистым почерком Гарина было написано: „Сегодня, в шесть, я за тобой заеду. Гарин“. Вот и все. Того, кто не знает Гарина, такое сообщение могло бы встревожить, но меня оно успокоило. Если бы Гарина постигла неудача, он обязательно излил бы свою душу страницах на шести. В случае успеха он был бы не менее многословен. Если он краток, значит, или результаты расследования пока не очень ободряющи, но он надеется на успех, или решил сделать сюрприз.

Ладе я предпочел о письме пока не говорить. Гарин приглашал куда-то меня одного и забирать с собой в качестве обязательной нагрузки Ладу явно не собирался.

Меня немного беспокоил вопрос экипировки. Гарин не сообщил, куда он собирается меня везти и как я должен быть одет. Хоть у меня и не было дорогих парадных костюмов, но один, почти новый, который мне купила жена незадолго до того, как ушла к своему другу детства, все еще висел в шкафу. Если Гарин повезет меня в приличное общество, я должен быть одет соответствующим образом. А если он решил устроить еще какую-нибудь слежку и спрячет меня в помойный бак или заставит пробираться через канализацию?

Да, проблема трудная, особенно если учесть, что времени на переодевание Гарин мне наверняка не оставит.

Немного подумав, я надел старые, хотя еще достаточно приличные брюки, а пиджак от нового костюма повесил на спинку стула, чтобы надеть его, если понадобится выглядеть джентельменом.

В десять минут седьмого громкая морзянка звонка заставила меня подскочить со стула и я побежал открывать дверь.

Гарин был великолепен. На нем был прекрасный коричневый костюм, который придавал солидности его пухлой фигуре, а благоухание дорогого одеколона, которое распространялось вокруг Гарина, говорило о его финансовом благополучии.

— Уже готов? — спросил Гарин, — Пошли.

Схватив пиджак, я последовал за Гариным.

Внизу его ждала машина. В технике я не разбираюсь, но то, что это дорогая машина, понял сразу. За рулем дешевых машин личные шоферы не сидят. В этой машине сидел. На заднем сидении грозно расположились двое охранников. Они цепко смотрели поверх Гарина, по сторонам от Гарина, но только не на него самого.

— Едем к заказчику, — коротко объяснил Гарин, усевшись рядом с шофером, а меня запихнув между охранниками.

— Ты уже раскрыл это дело? — поинтересовался я.

— Да, но здесь не место об этом говорить.

Этим маршрутом я уже один раз ездил, в тот памятный день, когда вместе с Гариным посетил заказчика. Но на этот раз мы ехали не на такси и поэтому добрались намного быстрее.

В доме Черногорова, судя по всему, только что закончился какой-то праздник и подвыпившие гости вываливались из дверей и, шумно переговариваясь, расходились кто куда. Некоторые направлялись к своим машинам, около которых их уже ожидали водители, но большинство, видимо, жило поблизости и моим глазам предстало удивительное зрелище богачей, возвращающихся домой пешком.

Вообще меня несколько удивило то, что человек, чья жена находится в тюрьме по ложному обвинению в убийстве, вместо того, чтобы переживать за нее, справляет вдруг праздник. Но у богатых — свои законы и долго раздумывать о них мне не пришлось, потому что мне на шею неожиданно бросилась пьяная блондинка в короткой юбке и длинном черном пальто.

Мы с Гариным уже вошли в дом, так что, к счастью, все это безобразие произошло не на улице, а в длинной, напоминающей школьный коридор, прихожей.

Муж блондинки стоял тут же и тщетно пытался уговорить супругу отпустить меня и выйти, наконец, на улицу. Но уговоры на нее не действовали, а применять насилие бедный муж не решался. Горячо дохнув перегаром мне в самый нос, блондинка хрипловато спросила:

— Ты кто?

— Я? Художник.

— Какая прелесть! — воскликнула блондинка и расплакалась.

— А зовут тебя как? — спросила она, когда первый приступ горя прошел.

— Иван.

— Какая прелесть! — снова воскликнула блондинка и зарыдала еще сильнее, — Простое русское имя и сам он такой простой и бесхитростный, настоящее дитя природы.

Тут блондинка окончательно захлебнулась слезами, ноги у нее подогнулись и она всей своей массой повисла на мне.

На этот раз усилия по моему освобождению увенчались успехом, ее сняли с меня и повесили на мужа, а я последовал за Гариным в кабинет хозяина дома. Там нас уже ждали. Кроме самого Черногорова в кабинете находилась сестра его жены, Елена, с мужем.

Мне было любопытно взглянуть на человека, который изменяет своей жене. В своей жизни я таких еще не видел.

К моему удивлению, он совсем не был похож на изменника. Наоборот, он был настолько добропорядочен на вид, что ему спокойно можно было доверить кошелек.