София Каждан

Мадам

Она сделала над собой усилие и крепко зажмурила глаза.

— Дуреха! Настоящая дуреха! Да что с тобой?!

Синицын, как клещ, вцепился в ее тело и прижал к себе.

— Подожди! — отчаянный крик вырвался из девичьей груди.

— Чего ждать? — его вопрос был переполнен злобой.

Лена чувствовала, как его боевая машина рвется в бой. И вот последние секунды перед решительной атакой. Синицын подтянул девушку к себе и слегка развел женские ноги в сторону. Он видел ее испуганный взгляд. Но разъяренного мужчину уже ничто не могло остановить. Владимир наклонился над Леной и, опершись на локти, стремительно вошел в нее.

Она вскрикнула от боли, от страха, от неожиданно ворвавшегося в нее урагана именно в тот миг, когда он превратил Лену в женщину.

— Милый… Любимый… Дорогой… — дрожащим голосом твердили уста Кудряковой.

Владимир, не реагируя на слова Елены, продолжал свою работу.

— Я люблю тебя… Люблю… Не покидай меня… Прошу тебя… Я не могу без тебя… Я люблю…

Когда мужская работа была „сделана“ и силы покинули Синицына, он, как труп, упал на женское тело и спустя минуту промолвил:

— Я сначала-то и не понял…

— Что? Что ты, милый, не понял? — дрожа, спросила она.

— Ты что, еще была девочкой?! — в голосе его явно прослеживалась издевка, — Да?

— Да… Я ведь люблю тебя… Как я могла принадлежать другому, если днем и ночью только и делаю, что мечтаю о тебе! Я хотела… Нет, я мечтала, чтобы моим первым мужчиной был ты… Именно ты!

— Не говори ерунды! Скажи честно, что тебя никто не хотел поиметь! Ты просто никому не была нужна! Господи! Господи! Случается же в жизни такое чудо…

— Я люблю тебя, — не реагируя на плоские шутки Синицына, произнесла Лена, — Я так долго мечтала об этой встрече… О нашей близости… И вот…

— Дождалась! Дождалась того момента, когда я тебя осчастливил?! — язвительно усмехнувшись, произнес он.

— Да.

— Кому рассказать… Обхохочешься… Она меня ждала? Как раз ария из того репертуара! Да ты… Ты… Ты просто, как женщина, как баба, как самка не представляешь собой никакой ценности.

— Нет! Нет! Не говори так… — она касалась губами его груди, не обращая внимания на пошлости.

— Все! С меня хватит! Пора по домам! Ты мне уже изрядно надоела… Давай бабки за оказанную услугу и вали огородами!

— Какие бабки? Какая оказанная услуга? — спросила Лена с глазами, полными слез.

— Ты что, дура?! Умалишенная дура?!

— Я люблю тебя…

— Ты должна мне оплатить мою работу… За предоставленную услугу… — он истерически рассмеялся, едва закончив фразу.

Его дикий, нечеловеческий смех как ток пронзил тело Кудряковой.

— Тварь! — прорвалось у нее сквозь слезы.

— Кто я?! Что ты сказала? — в голосе был гнев, и глаза моментально налились кровью.

— Тварь… Животное… Скотина… — произнесла она, глотая слезы, поднявшись с постели.

Услышав эти слова в свой адрес, Синицын моментально подскочил и, сбив Лену с ног, бросил на пол.

Она попыталась подняться, но Владимир стукнул Кудрякову ногой в живот.

— Я покажу тебе тварь! Покажу скотину! Ты сейчас у меня узнаешь, на что я способен!

В это мгновенье мужчина был похож на разъяренного, голодного тигра, который набросился на свою добычу. Синицын терзал на полу Лену до тех пор, пока не устал.

— Если хочешь жить — проваливай… Ты слышишь меня?! Про-ва-ли-вай! Даю тебе пять минут… И чтобы духу твоего здесь больше не было… Любит она меня… Уродка… Пугало огородное…

У Лены не было сил подняться. Она лежала на полу вся в крови. Синицын толкнул Кудрякову ногой. Он дал понять, что не шутит, и если она в ближайшие минуты не покинет этот дом, то он снова начнет над ней издеваться, едва восстановит силы.

Она с трудом набросила на себя свитер и, посмотрев на юбку, которая была разорвана, со злостью отшвырнула ее в сторону. Опираясь о стенку, со стоном, Лена покинула комнату.

— Скажи спасибо, что осчастливил! А то бы прожила жизнь, и умерла, так и не узнав, что такое мужчина! Ха-ха-ха, настоящий мужчина! — крикнул он ей вслед.

Дом наполнил истерический смех Синицына.

Болело все тело, все… Начиная от пальцев ног и заканчивая головой. Лена никак не могла понять, осмыслить, что с ней все-таки произошло. Жуткая, почти невыносимая боль не давала ей здраво мыслить. Голова шла кругом. К горлу подступила рвота. Судорога поселилась в молодом женском теле.

— Чучело, ты все еще здесь?! Я считаю до двадцати… Если не смоешься с моих глаз, пощады не жди!

В этот миг взгляд Кудряковой коснулся стоящего в углу топора. Лена не помнила, как взяла дрожащими руками орудие мести и как оказалась в комнате. В той самой комнате, где она лишилась девственности, и где были растоптаны все девичьи надежды и мечты.

Синицын лежал на полу с закрытыми глазами. Он улыбался и повторял:

— Дура… Тупица… Пусть скажет мне спасибо…

Лена подняла топор и, закрыв глаза, опустила его.

Дикий, нечеловеческий вой наполнил комнаты деревенского дома.

Кудрякова не помнила, как вышла из дома, куда шла и сколько шла. Тело ее дрожало. Она босыми ногами ступала на холодную, мокрую от недавно прошедшего дождя землю. Опомнилась она только тогда, когда ее ослепили фары проезжавшей по проселочной дороге машины. Лена подняла руку, но машина, слегка притормозив, рванула вперед.

У Лены уже совершенно не было сил идти. Голова пошла кругом. Она услышала скрежет тормозов… толчок… и боль… невыносимую боль.

— О, боже! Не умирайте! Только не умирайте! — как сквозь сон услышала она голос мужчины, — Мне никак нельзя в тюрьму… Никак… У меня сын… Он без меня пропадет…

У Кудряковой даже не было сил приподнять веки. Лена почувствовала, как дрожащие мужские руки прижали ее к чему-то теплому.

А дальше… Дальше она ничего не помнила. Был провал в памяти.

Она приоткрыла глаза на какие-то доли секунды, чтобы вновь закрыть их на минуту.

Лена окинула взглядом комнату, кушетку, на которой она лежала, прикрытая одеялом, и, увидев стоящего возле окна мужчину, спросила:

— Кто ты?

Незнакомец подошел к ней и погладил по волосам.

— Где я?

— В больнице… Не волнуйтесь… Все будет хорошо.

В памяти, как кадры из черно-белого кинофильма, стали восстанавливаться события прошедших часов.

— Нет! Нет! Не дотрагивайся до меня! Я не хочу! Нет! Тварь! Мразь! — заметавшись по кушетке, закричала она.

Лицо Кудряковой моментально перекосилось, глаза заполнились слезами, и она, сжав руками одеяло, попыталась приподняться.

На истошный женский крик в приемный покой вошла пожилая, толстая медсестра.

— Я прошу вас! Сделайте что-нибудь… Когда же придет врач?! Что это за безобразие?! — возмущенно произнес стоящий рядом с кушеткой незнакомый Кудряковой мужчина, — Я прошу вас…

— Сколько раз можно повторять… Врач занят, — с чувством превосходства произнесла толстуха, — Когда освободится, тогда и осмотрит больную.

Незнакомец схватил медсестру за халат и что есть силы прижал к своей груди.

Глаза его были переполнены злостью и ненавистью.

— Я сейчас вызову милицию! — закричала испуганно медсестра, — Что вы себе позволяете?! Думаете, что если обвешались золотыми цепями, то вам все позволено! Нет! Я на вас управу найду!

— Извините! Ради бога извините! — произнес мужчина, опустив глаза и слегка покраснев.

— Ишь, нашелся герой! Вот приедет милиция, она и разберется… Ты это мне можешь рассказывать сказки, что подобрал эту, — она показала пальцем на Елену и, слегка усмехнувшись, добавила, — на дороге. У них там есть следственный отдел… Ты быстро у них, дружок, заговоришь… Я то знаю… Знаю вас, новых русских… Пальцы веером — и вперед.

Незнакомец полез во внутренний карман длинного кожаного плаща и извлек из него портмоне. Он достал пятидесятидолларовую купюру и протянул ее толстухе.

— Прошу вас, вызовите врача, — обессиленно произнес он.

Она посмотрела своими маленькими глазками сначала на деньги, затем на мужчину и, тяжело вздохнув, взяла купюру. Повертев ее в руках, проверяя подлинность банкнота, ловким движением положила ее в карман белого халата.

Не прошло и десяти минут, как в приемный покой вошел сравнительно молодой, но очень грузный мужчина. Он присел на край кушетки и стал осматривать больную.

— Кто же тебя так?! — спросил он Лену, как можно мягче.

— Нет! Не трогай меня! Нет! — она уцепилась руками в него, — Нет! Мне больно! Не прикасайся ко мне! Я не хочу жить! Не хо-чу-у-у!

Незнакомец обхватил голову руками и вышел из комнаты. Он прижался головой к стене и закрыл глаза.